Похороны были устроены с подобающей помпой, на них присутствовали только Энтони и «высшие чины» империи хозяина, а также дюжина молчаливых, одетых в черное, с мрачными глазами мужчин, которых он совершенно не знал. После церемонии они вежливо предложили ему обсудить кое-какие вопросы, связанные с бизнесом. Скрывая нервозность, Энтони слушал, как они излагали ему свои соображения о роли, которую ему теперь придется играть. Из-за своей неопытности, как они мягко выразились, ему будет трудно управлять таким сложным делом. Поэтому они предложили ему помощь – взять под свой контроль определенные «ситуации»… лучше будет, однако, если он просто предоставит все им… тогда не будет никаких проблем, никаких конфликтов… Конечно, они уважают волю покойного, говорили они, но ведь и картины и произведения искусства никогда по-настоящему не принадлежали его бывшему хозяину. Их нужно теперь пустить в дело.
Энтони смотрел на них с презрением. Они сделали большую ошибку, принимая его за дурака; он кипел от ярости – не за себя, а за умершего. Они просто хотят растащить по кирпичикам его дело – по куску на брата, а ошметки – ему. Он откинулся в кресле, позволив им говорить, что им вздумается, пока в комнате не повисла тишина. Они смотрели на него выжидательно – каков будет его ответ.
Какая ирония! – думал он. Они предлагали ему то, что, как он полагал, ему всегда хотелось. Но теперь он знал, что не может принять это – вовсе не потому, что мечтал стать «крестным отцом» Семьи, но оттого, что не хочет предать человека, который превратил его из неотесанного невежественного уличного бродяги в цивилизованного, знающего человека, в того, кто должен занять достойное место среди интеллектуальных вассалов его бывшего босса. Энтони знал, что эти криминальные бароны вовсе не заботились о продолжении дела своего соверена, и настал час для Энтони оправдать доверие и надежды, которые возлагал на него «тот человек», сделав его своим наследником.
Стараясь говорить низким ровным голосом, он поблагодарил их за предложенную помощь, но сказал, что не нуждается в ней и что не может быть и речи о дележе его наследства. Прежде чем они могли что-либо ответить, он добавил:
– Я думаю, вы помните, джентльмены, что меня специально учили и готовили к тому, чтобы взять дело в свои руки – и хорошо учили. Моя Семья лояльна и будет делать то, что я велю. Думаю, вы вскоре убедитесь, что все обстоит так же, как и тогда, когда был жив мой отец.
Это был первый раз, когда Энтони назвал «того человека» отцом. К горлу его подкатил комок, и он от всей души хотел, чтобы можно было повернуть время вспять и он мог произнести это слово, когда «тот человек» был еще жив.
– Что же касается картин и произведений искусства, – продолжал он, – то они – личная коллекция отца. И это была его воля, особо оговоренная, что коллекция должна сохраниться в неприкосновенности. И я обещал ему, что это будет исполнено в точности.
Все они обнимали Энтони, поднимая бокалы вина за его успех, но он знал, что они не успокоятся и не примут так просто его отказ. И он также знал, что не станет узником особняка, подобно «тому человеку». Он лучше умрет. Покойный был старым человеком, он уже прожил свою жизнь, когда капкан захлопнулся, но Энтони был еще молод. Он собирался выполнить обещание, данное своему бывшему боссу, но он будет жить своей жизнью, без охраны и оружия. Он понимал, что ему придется бороться за свою свободу. И он должен доказать, что имеет право на уважение со стороны членов его Семьи.
Неделей позже он ехал в большом черном «мерседесе» седане «того человека» по дороге, вьющейся вдоль побережья, когда заметил в боковое зеркало, что его преследует грузовик, везущий ящики с овощами. Дорога была узкой, сбегавшей вниз по массивной скале к морю. Грузовик быстро приближался, намеренно пытаясь прижать его к самому краю шоссе. Не было никаких сомнений в том, что кто бы ни сидел за рулем, он собирался убить его. Инстинктивно Карральдо нажал на газ. Грузовик ударил его в бок, но мощный автомобиль Энтони рванулся вперед, его колеса завизжали, когда Энтони резко вывернул руль. Но он не потерял управление. Грузовик неожиданно остановился, и, Энтони, дав задний ход, быстро покатил туда, откуда только что вырвался. Изо всех сил, опять нажав на газ, он ударил грузовик, который, сломав оградительный барьер, полетел, кувыркаясь, вниз по скале. Энтони поставил машину на ручной тормоз и откинулся в изнеможении на сиденье. Несколько минут он сидел неподвижно, пот струился по его лицу, все тело дрожало. Потом, вытерев пот со лба носовым платком, он, преодолевая слабость, вылез из машины и заглянул в пропасть. Изумрудное море пенилось прибоем у подножия суровых охристо-коричневых скал, почти лишенных растительности – лишь несколько деревьев цеплялось корнями за их поверхность. Теперь он знал, что не потерял быстроту реакции старого уличного бандита – ударить первым, пока не прикончили тебя. И в будущем все его отношение к жизни основывалось на этом.
Потом, на следующей неделе, случился пожар на вилле. И только благодаря тому, что Энтони не мог уснуть в ту ночь и отправился вниз в библиотеку на поиски чего-нибудь спиртного или книжки, которую можно почитать перед сном, ему удалось спасти здание… и свою жизнь. Он вырвал у огня Тициана и Веронезе, но среди его важных потерь были Гирландайо и любимые «тем» Каналетто. Хотя Энтони и не был виноват в случившемся, его не покидало горькое чувство, что он предал умершего.
Затем однажды вечером он отправился один в театр, отдав распоряжение, чтобы за ним прислали машину после окончания спектакля. Неожиданно он почувствовал, что не сможет больше вынести ни единой одинокой ночи на вилле. Ему нужна жизнь… женщины… секс. Отослав машину домой, он растворился среди толпы в одном из кварталов в поисках определенных удовольствий. Когда он возвратился в особняк через два дня, – бледный, с темными кругами под глазами, он узнал, что его машину нашли на обочине одной из дорог, изрешеченную пулями. Водитель был мертв. Энтони понял, что ему объявили войну. Но он знал, кто его враги. Или он – или они. Вместе им нет места на этой земле.
Инстинкт выживания, проснувшийся в нем еще в детстве среди развалин покалеченного войной Неаполя, придал ему сил, когда он собрал своих подчиненных и выработал план действий. Хладнокровно и до мельчайших деталей. Через несколько месяцев все те, кто присутствовал на похоронах «того человека», нашли свою смерть. И после этого никто уже не осмеливался сомневаться в праве Карральдо быть наследником империи. С кривой улыбкой он припомнил ту ночь, когда он впервые увидел «того человека» и сказал ему презрительно, что никогда не убьет человека из-за денег.
– Никто никогда не попросит тебя об этом, – отметил тот с понимающей улыбкой. – Это будешь ты отдавать приказы.
И Энтони знал, что если потребуется, он опять отдаст эти приказания. Но теперь он завоевал себе свободу.
К тому времени он уже так глубоко увяз в «деле», что не было пути назад. Он был верховным администратором, но Энтони ненавидел то, что ему приходилось делать. Мысль об огромном количестве денег, постоянно возраставших, к тому же на различных банковских счетах во многих странах мира, никогда не давала ему и подобия удовлетворения, какое давал когда-то вид маленькой пачки банкнот, спрятанных под половицами его собственной первой скромной квартирки. Он искал убежища в двух своих сильных привязанностях – музыке и искусстве. Он часто ходил в оперу; с головой окунался в походы по галереям, в поездки на различные выставки-продажи. Он чувствовал что-то вроде подобия счастья, когда держал в руках только что купленную картину. Однажды, когда он был на аукционе Сотби'с, Энтони разговорился с аристократического вида стариком, и за бокалом вина он рассказал Карральдо о том, что у него до сих пор дом полон картин, хотя ему и пришлось продать некоторые полотна старых мастеров много лет тому назад. Видя, что Карральдо хорошо разбирается в искусстве, он пригласил его провести уик-энд в своем загородном доме, чтобы новый знакомый мог своими глазами взглянуть на его сокровища.
