– Карральдо? Знаменитый коллекционер и торговец произведениями искусства?

– Он был здесь пару недель назад на открытии выставки Орландо. Он купил его картину и потом предложил ему работу в Венеции – преподавать живопись его невесте; по-моему, она работает акварелью. Но на самом деле, это конечно, способ вытащить Орландо из этой бессмысленной суматохи, в которой он увяз, и позволить ему заработать какую-то сумму денег. К тому же у него будет еще и достаточно времени, чтобы рисовать «так, как он действительно этого хочет» – цитирую его самого. Конечно, Орландо был доволен. Он зашел сюда, взял деньги за уже проданные картины и уехал. Надеюсь, что когда он вернется, мы все увидим перемену в его работах, – он хитро посмотрел на Майка.

– А теперь, когда я все это вам поведал, – сказал он, – может, вы скажете, зачем вам нужно встретиться с ним?

– О, я бродил по Лондону; один наш общий друг предложил мне увидеться с ним, – ответил Майк быстро. – Боюсь, что мне удастся сделать это только в другой раз. Всего одна вещь, мистер Мейз – что вы имели в виду, говоря, что он увяз в бессмысленной суматохе? Что это? Наркотики, алкоголь?

– Что вы, избави Бог! Его проблемы вертятся вокруг того, что он любит хорошо пожить, но у него нет на это денег.

Мейз пожал плечами.

– Он – молод и очень хорош собой… женщины его любят… можете представить себе все остальное. Но мне кажется, что Орландо все это осточертело, потому что ему «приходится рисовать, чтобы заработать себе на ужин» и, поверьте мне, многие из этих богатых дамочек по всему миру – настоящие суки. Они знают, как манипулировать с помощью власти, которую дают деньги, такими, как Орландо, и они забавляются мелкими унижениями, коими приправляют те незначительные подачки, которые они ему бросают. Не кажется ли вам, что это слишком жестокая цена, мистер Престон, и, похоже, Орландо уже сыт всем этим по горло. С него хватит.

– Деньги и власть, – усмехнулся Майк. – Они всегда правили миром.

– Да, конечно, но у меня возникало такое ощущение, что Орландо думает: пришло время, когда он должен стать королем. Но хватит об этом. Ну что, мистер Престон, заинтересовал ли я вас настолько, что вы захотели купить хотя бы одну его работу?

– Мне бы хотелось ответить – да, – сказал Майк, улыбаясь. – Но они не в моем вкусе. Но, как бы то ни было, спасибо, что потратили свое время на беседу со мной.

– Рад был с вами познакомиться, – сказал Питер Мейз, закрывая за посетителем дверь.

Когда Майк прилетел в Женеву, он первым делом отправился к Иоханнесу Либеру. Адвокат оказался маленьким, пухлым человечком, как и Питер Мейз, но, несмотря на это, у него были внушительные манеры. Ему было где-то около шестидесяти, лицо было морщинистым, а глаза, изучавшие Майка поверх письменного стола, казалось, привыкли отыскивать изъян в человеческом характере.

Его въедливое выражение лица внезапно растворилось в улыбке, и Майк с облегчением улыбнулся ему в ответ. Пробыв здесь всего минуту, он уже успел почувствовать, словно он – на скамье подсудимых и ждет приговора, но теперь Либер выглядел как любвеобильный дядюшка.

– Вы делаете успехи, – сказал он Майку. – По крайней мере, мы теперь знаем, кто такая Поппи Мэллори, даже если и неясно, как она сколотила такое состояние.

Он сделал паузу.

– Вы говорите – летите сегодня вечером в Венецию? Майк кивнул.

– Вообще-то я собирался сначала в Париж – побеседовать с Клаудией Галли, но когда я позвонил ей, все, чего я достиг – это прослушал сообщение на автоответчике о том, что ее нет в городе и вернется она только через неделю. Вот я и решил отправиться прямо в Венецию.

– Да, интересное дело, я имею в виду Галли, – задумчиво произнес Либер. – Не правда ли, странно, мистер Престон – так много интриг в одной семье?

Майк пожал плечами.

– Судя по моему опыту, это не так уж и странно. Единственное, что подвигает семейство на двуличие и различные махинации – это большое количество его членов. Я имею в виду… когда приходят в противоречие их интересы. Не надо забывать, что множество убийств случаются именно в семейном кругу.

Либер усмехнулся.

– Что ж, по крайней мере, Поппи не убила своего отца – хотя, Бог видит, он заслуживал этого.

– Я предпочитаю думать, что она швырнула нож под влиянием паники, – сказал Майк задумчиво. – Из того, что я узнал, я понял – Поппи не из тех женщин, которые могут намеренно убить.

– Ах, тогда из каких же она женщин? – вставил Либер. – Это-то и есть загадка, которую вам все еще предстоит разрешить, мистер Престон.

В самолете, летевшем в Венецию, Майк вспомнил его слова и подумал, что Либер – прав. Он по-прежнему не знал настоящую Поппи Мэллори. Поппи – женщину.

До Рождества оставалась неделя, и Майк решил, что если он собирается провести это праздничное время один в Венеции, то лучше всего это сделать в тиши и уюте отеля Киприани. Катер, принадлежащий отелю, ждал пассажиров, прилетевших его рейсом, и вскоре он уже мчался по лагуне к острову Джудекка. Когда Майк сошел на берег, он оглянулся, чтобы полюбоваться открывавшимся через лагуну завораживающе-призрачным видом – Дворец Дожей и Пьяцетта выглядели в ярком полуденном солнечном свете как театральная декорация, на фоне которой сейчас развернется действие какой-нибудь пьесы из времен средневековья.

Киприани встретил его ненарочитой роскошью, и за по-сибаритски поздним ленчем из крабов и таящих во рту тарталеток, наполненных муссом из цыпленка, Майк думал об Арии Ринарди и Орландо Мессенджере. Двое из возможных наследников Поппи Мэллори, сведенные вместе судьбой в лице Энтони Карральдо – одного из наиболее загадочных людей нашего столетия.

Одно обстоятельство объединяло всех претендентов – они нуждались в деньгах. Орландо до смерти устал от необходимости угождать своим богатым любовницам, но все же не хотел отказаться от дорогостоящего образа жизни. Похоже, он был не из тех, кто готов «пострадать за искусство». И хотя Майк никогда не видел Арию Ринарди, почему-то он был уверен, что она хочет откупиться от необходимости выйти замуж за Карральдо, отдав деньги Поппи своей матери, и получить свободу. Лорен Хантер нуждалась в деньгах, чтобы жить с Марией хотя бы более-менее сносной жизнью, и, может быть, поступить в Стэнфорд. Пьерлуиджи Галли требовались деньги, чтобы спасти свою идущую ко дну империю. В то время как Клаудиа, если верить Либеру, «нуждалась» в них по той причине, по которой ей всегда были необходимы деньги – чтобы развлекаться.

Единственный вопрос, который, казалось, не интересовал никого – это откуда Поппи взяла эти деньги. Если история о том, что у нее был ребенок и она была отвергнута своей семьей, была правдой, то что же она делала одна в Европе?

Вернувшись в свою комнату, он позвонил Франческо Ринарди.

– Pronto? – ответил отчетливый, безличный голос.

– Баронесса Ринарди? – спросил он.

– Si. С кем я говорю?

– Мое имя – Майк Престон. Иоханнес Либер попросил меня позвонить вам.

– Либер? – спросила она с резкой ноткой в голосе. – Что вам нужно от меня, мистер Престон?

– Мистер Либер хочет, чтобы я обсудил ситуацию с вами – это касается наследства Поппи Мэллори, – ответил он живо. – Собственно, определенно пока что ничего не известно, но мы внимательно изучаем доводы каждой стороны.

– Будьте здесь сегодня в пять, – скомандовала она, внезапно повесив трубку.

Майк отправился в палаццо Ринарди пешком. Он приближался к нему со стороны Кампо Морозини, а не Гранд Канала, но все равно дворец был великолепен, даже несмотря на обшарпанную, облупившуюся розовую штукатурку. Строгого вида женщина в черном платье с накрахмаленным белым передником открыла дверь, приветствуя его наклоном головы.

– Сюда, синьор, – сказала она, ведя его через вестибюль в холл, ворча на ходу по поводу своего артрита.

– Вверх по ступенькам, – указала она рукой. – Большие двойные двери – увидите, когда подниметесь. Баронесса ждет вас, но вы спасете мои ноги, если доложите о себе сами.