Когда Эдди запел, Артемида перестала жевать. Богиня уставилась на него с откровенным изумлением. Большой человек помолчал немного, потом махнул рукой негромко игравшим музыкантам. Они умолкли, но когда Эдди снова запел, арфистка подхватила мелодию его песни, и волшебные звуки живых струн стали сопровождать певца.
Но когда пускающая стрелы богиня насладится охотой
И опустит свой туго натянутый лук, она
отправляется в огромный дом своего брата,
Фебуса-Аполлона, в сияющие славой Дельфы…
Эдди кивком указал на Аполлона, и тот царственно вскинул голову, признавая истинность произнесенных слов.
…чтобы насладиться прекрасным танцем муз и граций.
Там она вешает на стену свой упругий лук и стрелы
И надевает изысканные драгоценности, чтобы
вести танец.
Божественные звуки раздаются там,
Когда музы начинают петь о рождении
прекрасных близнецов,
Кто выше всех богов в своих делах и мудрости.
Привет, о дочь Зевса и златовласой Лето!
Я буду восхвалять тебя и помнить…
Голос Эдди задержался на последней ноте, а арфистка в это время сымпровизировала нечто фантастическое. А потом все умолкли, и ночь стала невероятно тихой. Памела перевела взгляд с Эдди на Артемиду. И застыла от изумления. Она увидела, что необычайно голубые глаза Артемиды наполнились слезами. А потом богиня наклонилась и одарила Эдди долгим поцелуем.
– Ты знаешь гимны Гомера… – прошептала богиня.
– Я знаю гимны Гомера, – торжественно ответил Эдди.
– Ты удивил меня, Эдди.
Богиня улыбнулась с искренним восторгом, и у Памелы перехватило дыхание от ее красоты.
– Брат, – сказала Артемида, не отводя глаз от Эдди, – я хочу вознаградить нашего хозяина за его острую наблюдательность. Можешь ты сыграть для меня?
– Разумеется, – ответил Аполлон. – Но у меня нет инструмента.
Громкий голос Эдди прогудел на всю террасу.
– На сегодня с нас довольно музыки. Можете идти, – сказал он, обращаясь к музыкантам. – Но оставьте здесь инструменты. Мой помощник проследит, чтобы вам их вернули завтра.
Три женщины быстро и тихо покинули террасу, а Памела подумала, сколько же им заплатил Эдди, если они вот так, не моргнув глазом, оставили свои инструменты.
Аполлон занял освободившееся место арфистки и положил руки на инструмент, ничем не выдав своего волнения. В конце концов, он бог музыки. Бесчисленные столетия арфисты поклонялись ему и воспевали хвалы. Музы почитали его. С того самого дня, как он уговорил юного Гермеса подарить ему самую первую лиру, известную человечеству, он наполнил силой бессмертного этот инструмент. Для него играть – то же самое, что дышать, что пить вино – это всегда с ним. Но сегодня он не был бессмертным Аполлоном. Он был просто мужчиной. Да, он знал ноты. И ощущение арфы было знакомым. Но все равно он очень волновался. Что, если дар исчез вместе с силой? Что, если он возьмет неверную ноту? Или, того хуже, сыграет правильно, но так плохо, что это будет звучать как ошибка?
Он посмотрел на сестру. Артемида встала и грациозно отошла от стола, чтобы у нее было пространство для танца. Взгляд Эдди не отрывался от ее лица. Аполлон прижал руку к туго натянутым струнам. Он понимал, как чувствует себя сейчас писатель. Бог света неохотно перевел взгляд на Памелу. Она пристально смотрела на него, без сомнения ожидая услышать нечто блистательное, что должен сыграть бог света. И в это мгновение ему искренне захотелось обладать бессмертной силой – или же действительно стать смертным по имени Фебус. Он вдруг отчаянно пожелал быть или тем или другим, но кем-то одним. Застрять между двумя мирами – это примерно то же самое, что очутиться на поле битвы с одним лишь воспоминанием об оружии.
– Сыграй любимую мелодию Терпсихоры, – властно произнесла сестра.
Аполлон знал эту мелодию. Он присутствовал, когда муза танца сочинила ее, и он играл ее, когда муза представляла танец на одном из великих пиршеств Зевса. Аполлон закрыл глаза и сосредоточился. Сначала он коснулся струн осторожно, почти неслышно пробуя их, но его пальцы оказались куда более уверенными, чем сам бог. Им было знакомо ощущение серебряных струн, и они пробежались по ним вверх и вниз, как старые друзья, отвечающие на приветствие.
Глаза Аполлона открылись. Артемида плыла по террасе, воссоздавая искусство Терпсихоры. Аполлон нежно улыбнулся сестре. Этим вечером она не обладала бессмертной силой, но и не нуждалась в ней. Короткое шелковое платье, должно быть купленное для нее Эдди, грациозно обвивалось вокруг тела Артемиды. Ее движения были плавными и полными завораживающей гибкости. Пальцы Аполлона скользили по струнам, ускоряя темп музыки. Артемида не отставала, кружась и изгибаясь точно в такт крещендо, – а потом элегантно упала у ног Эдди.
– Нет! – вскрикнул Эдди, поспешно поднимая тяжело дышащую Артемиду, – Это мне следует пасть к твоим стопам, моя богиня!
Артемида рассмеялась, задыхаясь.
– Так тебе понравилось вознаграждение?
– Я буду до последних дней своей жизни помнить этот танец!
Богиня сразу стала серьезной.
– Я и думать не хочу о том, что ты умрешь.
Теперь настала очередь Эдди рассмеяться, и он это сделал от всей души.
– Тогда не думай об этом, потому что этот день наступит еще ох как не скоро, моя богиня!
Артемида улыбнулась.
– Эдди, не прогуляешься со мной? Я понимаю, уже темнеет, ночь наступает, но…
– Твое желание – закон, – заявил Эдди. – Идем, тут все вокруг хорошо освещено, а для меня огромная честь – сопровождать тебя.
Даже не оглянувшись на Памелу и Аполлона, парочка спустилась с террасы, склонив друг к другу головы, и Эдди тут же начал расспрашивать Артемиду об историческом происхождении ее танца. Памела, все еще ошеломленная удивительным выступлением богини, смотрела им вслед. Она поверить не могла… Артемида танцевала для Эдди так, словно действительно делала это от всей души, словно по-настоящему интересовалась им и хотела отблагодарить… Какие изменения всего лишь за один-единственный день! Утром Артемида была надменной и невыносимой. Конечно, богиня и теперь оставалась до невозможности высокомерной, абсолютно испорченной и до глупости самовлюбленной и тщеславной. Но когда она смотрела на Эдди, можно было не сомневаться: ее взгляд смягчался. Неужели у Артемиды есть сердце?
Два тихих волшебных аккорда, проплывших в воздухе, снова привлекли внимание Памелы к ее бессмертному. Ее бессмертному… От этой мысли по телу Памелы пробежала легкая дрожь. До сегодняшнего дня она не представляла, как выглядит мужчина, играющий на арфе, и ей казалось, что это обязательно должен быть женоподобный парень, почти наверняка голубой. Но Аполлон не был ни женоподобным, ни голубым. Он был фантастически мужественным. И он не просто играл на арфе; он касался струн нежными движениями, извлекая прекрасные звуки, – как будто его ласка оживляла инструмент… Аполлон, с его золотистым крепким телом и солнечными волосами, выглядел словно древний воин, отдыхающий между сражениями и воспевающий героические дела. Памела встретилась с ним взглядом в тот момент, когда он запел, а его пальцы продолжали наигрывать чувственную ритмичную мелодию.
Я тот самый мужчина, что сидит напротив
напротив тебя,
И, будучи так близко к тебе, слушает твою
нежную речь,
И смеется от любви – того чувства, что
заставляет
Трепетать сердце в моей груди.
Его голос был так прекрасен, что не поддавался описанию, и Памела попыталась представить, как он должен звучать, когда Аполлон вкладывает в него свою бессмертную силу. Нечего было и удивляться, что многие поколения людей строили храмы в его честь и ваяли его изображения. А теперь он сидит здесь и поет для нее… В это мгновение желание охватило Памелу с такой силой, что она едва не задохнулась. Не осознавая, что делает, она встала и пошла к нему.