Как и его прежний визит к Дост Мохаммеду и месяц, проведенный в Бухаре, это обстоятельство не осталось незамеченным в Санкт-Петербурге. Русские давно со все возрастающим раздражением внимательно следили за передвижениями английских путешественников по Центральной Азии. Не только их собственные товары начинали страдать от растущей конкуренции со стороны британских, но, оказалось, стало нарастать и политическое соперничество. Теперь Большая Игра уже не ограничивалась халифатами Центральной Азии. Она распространилась и на Кавказ, который русские до сих пор считали своей собственностью. Из Черкессии, расположенной на северо-восточном берегу Черного моря, в Санкт-Петербург стали приходить донесения о том, что с проживающими там племенами работают британские агенты, снабжают их оружием и побуждают сопротивляться неверным, которые идут, чтобы захватить их земли.

Хотя в то время большая часть Кавказского региона, включая Грузию и Армению, прочно находилась в руках Николая и была официально включена в состав Российской империи, в горах на севере продолжалось ожесточенное сопротивление мусульманских племен. Предстояло еще покорить две главных области — Черкессию на западе и Дагестан на востоке. Не воюя более с турками или персами, русские генералы теперь бросили всю силы на покорение воинственных жителей двух этих оплотов сопротивления. Это заняло гораздо больше времени, чем они рассчитывали, так как местные командиры демонстрировали блестящие способности к ведению войны в горах и лесах. А кроме того, у них нашелся неожиданный союзник.

Дэвиду Уркварту тогда было 28 лет. В результате опыта, приобретенного им в ходе войны греков за независимость, где он участвовал как доброволец, Уркварт стал испытывать горячие симпатии к туркам. В 1827 году он вместе с восемьюдесятью другими англичанами отправился в Грецию, чтобы помочь изгнать турок, но вскоре обнаружил, что лишился всяких иллюзий по поводу греков. Его вновь обретенная привязанность к туркам, чьей храбростью и прочими качествами он искренне восхищался, привела к тому, что он стал испытывать столь же страстную антипатию к их старым врагам — русским. Уркварт получил образование во французской военной академии и в Оксфорде. Он обладал блестящим талантом пропагандиста, который теперь направил против Санкт-Петербурга. Вскоре он стал ведущим английским русофобом. В качестве дополнительного преимущества он использовал наличие друзей в высших сферах общественной жизни, включая самого короля. В результате правительство пользовалось его услугами в целом ряде секретных дипломатических миссий на Ближнем Востоке. В ходе одной из них, оказавшись в Константинополе, он увлекся черкесскими делами.

Незадолго до того исчезла угроза султанскому трону со стороны Мохаммеда Али, и русские неохотно согласились вывести из Константинополя свои войска, хотя прежде попытались заставить турок дорого заплатить за свои услуги. По условиям договора, подписанного летом 1833 года, Турция превращалась — по крайней мере в глазах Уркварта и его друзей-русофобов — в нечто большее, чем простой протекторат царя. К беспокойству Лондона, вскоре обнаружилось что согласно секретному приложению турки должны были, если русские того потребуют, закрыть Дарданеллы для всех иностранных военных кораблей, исключая русские. Таким образом, в случае войны русские обладали для своего мощного Черноморского флота исключительным правом прохода через турецкие проливы.

Британский министр иностранных дел Пальмерстон был взбешен этим обстоятельством и направил в Санкт-Петербург энергичный протест. Теперь он задумался, не лучше ли иметь на турецком троне грозного Мохаммеда Али, который начал попытки установить дружеские отношения с Англией, нежели бездеятельного и вялого султана. Его настроение не улучшилось, когда пришел ответ русских на его протест. В нем говорилось, что они просто сделали то, что Британия давно хотела сделать, но не смогла. Пальмерстон отверг ответ как «легкомысленный и оскорбительный», хотя знал, что он был до неприличия близок к правде. Однако это отнюдь не поправило стремительно ухудшавшихся отношений между двумя державами.

Новости о том, что Санкт-Петербург значительно увеличивает свой флот, подтвердили усиление честолюбивых долгосрочных замыслов русских, и Британский королевский флот также стал расти, чтобы иметь возможность противостоять этому вызову. Триумфальные победы русских над турками и персами в 1828 и 1829 годах и секретное соглашение по Дарданеллам делали ситуацию угрожающей. В такой атмосфере почти все, даже самый тривиальный факт, служило делу русофобов.

Таковы были общие настроения, когда Дэвид Уркварт взялся защищать права черкесов. Сначала он установил контакты с их вождями во время пребывания в Константинополе в 1834 году, а потом совершил тайную поездку по их горным крепостям, причем оказался там первым из своих соотечественников. Черкесские вожди, люди бесстрашные, но простодушные, были глубоко поражены визитом посетителя из огромного внешнего мира, который говорил от имени — как они в этом убедились— такой могущественной державы, как Британия. Он весьма приободрил их и дал ряд советов, а они стали просить его остаться и возглавить борьбу против русских. Уркварт, однако, отказался, указав, что будет гораздо полезней им в Лондоне. Домой он вернулся убежденным, что моральный долг Британии заключается в том, чтобы предотвратить покорение русскими этого маленького горского народа, который никому ничем не угрожал и так напомнил ему его родную Шотландию. В значительной степени в собственных интересах Британии было помочь кавказским племенам выбить русских с этого жизненно важного плацдарма, с которого могли подвергнуться вторжению Турция, Персия и, возможно, даже Индия. Не просто же так один русский генерал описал Кавказ как «величайшую в мире крепость».

Уркварт сдержал слово, данное друзьям, и с его пера стал слетать поток статей, памфлетов и репортажей, пропагандируя их дело и всячески проклиная русских. На следующий год он опубликовал книгу «Британия и Россия », в которой предупреждал об экспансионистских целях России на Ближнем Востоке и в Центральной Азии. Он предсказывал, что первой будет проглочена Турция. «Вся Оттоманская империя немедленно перейдет от нас к ней, к тому времени она станет нашим явным врагом, — писал Уркварт. — Вооруженные силы, оружие, границы, крепости, сокровища и флот Турции, сейчас призванные действовать против России, станут действовать против нас — вымуштрованные, объединенные и направляемые ею. Поглотив Турцию, Россия затем поработит Персию. Персы, народ многочисленный, терпеливый и воинственный, будут Россией обучены и направлены без каких-либо проблем и больших затрат». Уркварт нимало не сомневался, против кого они будут направлены. Склонных к грабежам персов не придется долго уговаривать, если пообещать им в качестве трофеев баснословные сокровища Индии.

Россия, писал он в заключение, «выбирает свой момент… она не может просчитаться и упустить такой момент, как этот. На этом сосредоточены весь ее ум, энергия и ресурсы. Она начнет свое наступление только тогда, когда будет полностью уверена в успехе». Ни одна из этих мыслей не была полностью оригинальной. Первым, кто задумался о призраке Оттоманской империи, захваченной русской армией, был сэр Роберт Вильсон, тогда как мысль об использовании Санкт-Петербургом для вторжения в Индию персов высказана Киннейром за семнадцать лет до этого. Но с тех пор многое изменилось. Предупреждение Уркварта пришлось на тот момент, когда складывалось впечатление, что Россия снова пришла в движение. Дополнительно к увеличению своих флотов русские значительно усилили свое присутствие на Кавказе — плацдарме, с которого почти наверняка можно было начать любое дальнейшее продвижение в Турцию или Персию. Теперь, когда русофобия достигла небывало высокого уровня, Уркварт не испытывал недостатка в охотных слушателях.

Нет ничего удивительного, что имея столь влиятельных друзей, как Вильям IV, турецкий султан и лорд Понсонби, в то время посол Британии в Турции, Уркварт был в 1836 году назначен в турецкую столицу первым секретарем британского посольства. Но Уркварт был не тот человек, чтобы позволить своим новым дипломатическим обязанностям отвлечь его либо от его русофобской деятельности, либо от поддержки дела Черкессии. Именно к тому периоду, когда он служил в Константинополе, относится знаменитое тогда, но давно уже забытое дело судна «Виксен» (лисица. — Прим. пер.). В это время, хотя Черкессия была еще далеко не покорена, русские объявили ее своей суверенной территорией, полученной от Турции по мирному договору. Под предлогом изоляции региона в связи со вспышкой чумы они ввели на Черном море строгую блокаду своей береговой линии.