— Мне надо поговорить с командором и немедленно!
— Не рассчитывайте, что я вас к нему проведу…
— Я и вправду рассчитывал на вас, но, если так, то я пойду один!
— Он вас не примет!
— Ну, нет! — воскликнул Лефор. — Сейчас происходят достаточно серьезные вещи, чтобы попусту терять время на всякие глупости. Я говорю вам, что командор меня выслушает или я потеряю свою честь!
— Вы, возможно, и не потеряете своей чести, но вашу подорожную уж наверняка!
Ив подошел к столу лейтенанта и сказал ледяным голосом:
— Договоримся о смысле сказанных слов. Вы говорите, что я потеряю свою подорожную? Нет! Я сам собираюсь ее вернуть командору!
— Вы сошли с ума!
— Вот это — нет! Пусть обо мне думают, что угодно, но, пока я могу дышать, я буду защищать честь Его Величества!
Лейтенант тяжело вздохнул. Он только что выдержал приступ дурного настроения командора, а теперь ему приходится утихомиривать разбушевавшегося флибустьера.
— Послушайте, капитан, — решился он наконец. — Если позволите, то я дам вам один хороший совет. Сейчас вы нервничаете. Я понимаю ваш гнев на майора Мартиники. Но все же нельзя настолько поддаваться своему настроению, как вы! Идите в «Копающую лошадь»! Выпейте вина в компании друзей, например, Ля Шапелля, а когда немного утихнете, то возвращайтесь. Командор, возможно, тоже успокоится. И все будет как нельзя лучше: вы не потеряете ни вашей чести, ни вашей подорожной!
— Это все будет пустая потеря времени!
Лавернад быстро встал и нахмурил брови:
— Послушайте, Лефор, если вы желаете знать всю правду, то я вам ее скажу: командор больше всего настроен против вас. Да, именно, против вас лично! Он считает недопустимыми все ваши действия!
— Мои действия?
— Да. Нападать на французские суда Мартиники! Завтра майор окажется в выигрышной ситуации, когда будет докладывать, что его сторожевые корабли стали жертвой флибустьеров, и это вполне оправдает решение вешать их всех без разбору!
На этот раз никакая сила в мире не смогла бы удержать Лефора. Он подошел еще ближе к столу и с такой силой ударил по нему кулаком, что дерево затрещало:
— Сто тысяч чертей! Матерью Богородицы клянусь вам, Лавернад, вы еще не знаете, на что способен капитан Ив Лефор, когда с него сдирают кожу! И клянусь туфлей папы, что вы это еще узнаете! А для начала: вот эту подорожную, которая лежит во внутреннем кармане моей куртки рядом с сердцем, потому что, Бог свидетель, она была мне дороже всего остального мира, так вот, эту подорожную я разорву на тысячи кусков и брошу в лицо командору, а потом плюну и помочусь на нее, как это сделал майор Рулз! Бог мой, сейчас я спрашиваю себя: для чего она мне, если здесь с ней обращаются, как с дешевой девкой. Теперь считается законным попирать власть правителя, его подпись, приказы и даже саму волю короля!
— Лефор, да успокойтесь же вы, прошу вас!
— Как успокоиться? Горит дом, а вы со своим командором развлекаетесь тем, что ставите мышеловки! Говорю вам заранее, лейтенант, что когда я сделаю со своей бесполезной подорожной то, что обещал, я пойду в «Копающую лошадь» и расскажу своим друзьям, что и там и здесь для них строят виселицы, а командор считает, что так оно и должно быть по закону! После этого вы увидите, что и они сделают со своими подорожными! Пусть дьявол унесет меня в свою преисподнюю, если мы все не станем пиратами и разбойниками не позднее, чем завтра, хотя и будем действовать каждый за себя! И тогда, вы слышите, лейтенант, уже никто не запретит мне направиться со своими пушками прямо к форту Сен-Пьер и так с ним разделаться, что на его месте останется не больше построек, чем перьев на спине у лягушки!
— Но, в конце концов, — спросил не на шутку испуганный Лавернад, — чего же вы все-таки хотите?
— Много чего! Для начала мне надо поговорить с командором, потом отрезать уши Мерри Рулзу…
— Но если вы встретитесь в таких Обстоятельствах, он в сильнейшем гневе и вы — вне себя?.. Я ни за что не отвечаю…
— Мне надо поговорить с командором! Пусть хотя бы для того, чтобы бросить ему в лицо мою ненужную подорожную!
— Если вы мне пообещаете, что не будете сильно шуметь, то я постараюсь устроить вашу встречу…
— Я — честный человек и не могу вам ничего подобного обещать. Все будет зависеть от отношения господина де Пуэнси.
Лавернад схватился руками за голову и долго думал.
— Послушайте, Лефор, — наконец сказал он. — Вы знаете дорогу в его кабинет? Ну, вот, и идите туда, если вам так это необходимо. Но, видит Бог, я не желаю вмешиваться в это дело! И не вздумайте сказать ему, что видели меня. Идите и сами с ним обо всем договаривайтесь! В случае, если он вас посадит в тюрьму, то вы сами этого хотели, и не жалуйтесь потом, что вас никто не предупреждал!
— А кто, — поинтересовался Ив, — сможет посадить меня здесь в тюрьму? Кто? Сколько в форте человек, карабинеров и алебардщиков, чтобы они осмелились выступить против меня?
— Капитан, — вскричал выведенный из себя Лавернад, — я вас больше не задерживаю! Делайте, что хотите, а я умываю руки…
Он склонился над столом и сделал вид, что занят лежащими на нем бумагами. Он снова поднял голову только после того, как услышал стук захлопнувшейся за флибустьером двери.
Выйдя от Лавернада, Лефор ударом кулака покрепче нахлобучил на голову шляпу. Он был настолько взволнован, что его шпага болталась во все стороны, била его по ногам, цеплялась за плиты двора и никак не хотела спокойно оставаться в ножнах. Он пересек военный плац и через низкую дверь вышел на лестницу. Лефор больше ни о чем не думал. В его голове крутилось столько всякой всячины, что он оказался не в состоянии навести там хоть какой-то порядок, все сильно запуталось, и это вызывало в нем невероятное раздражение, отчего он не переставая скрипел зубами и так сжимал кулаки, что его твердые, как железо, ногти впивались в ладони рук.
Скоро он вышел на площадку, от которой отходила еще одна лестница. Он столько раз ходил по этим коридорам, что знал их так же хорошо, как свои собственные перчатки. Но тогда он всегда ходил в сопровождении Лавернада, а теперь был впервые один. Он вспомнил, как в первый раз оказался в крепости; тогда лейтенант привел его к де Пуэнси, у которого он потребовал свободы для генерала дю Парке в обмен на губернатора Патокля де Туази.
Он уже тогда не мог не восхищаться этим человеком, каким оказался командор, который на своем маленьком острове один противостоял приказам такого лица, как кардинал Мазарини, и сбрасывал в море королевских солдат, как будто речь шла о простых англичанах. Да, он восхищался его силой, храбростью и умением — три вещи, которые могли вызвать уважение Лефора.
Он прошел просторную приемную, украшенную кое-где позолоченной лепкой, в которой по углам висели фонари. У двери командора стояли четверо стражников с алебардами в руках. Среди них Ив сразу же узнал Фавержа, который до этого часто докладывал о нем господину де Пуэнси.
В этот раз он пошел прямо на него с таким страшным видом, что стражник невольно отпрянул на шаг, а остальные так же невольно приблизились к нему, как бы для защиты.
— Фаверж! — обратился Ив к стражнику. — Командор сейчас у себя?
— Да, капитан. Но он просил его не беспокоить ни под каким предлогом.
— Вы ошибаетесь, — отпарировал флибустьер, — вы должны были сказать: ни под каким предлогом, кроме одного!
— Кроме одного?
— Да, мессир, и этот самый предлог как раз перед вами из плоти и костей! Я, капитан Ив Лефор, пришел поговорить с командором, и ни один дьявол не помешает мне, даже если для этого мне придется взять приступом этот кабинет!
— Тысяча извинений, капитан, — твердо ответил Фаверж. — Мы получили строгий приказ, который касается всех без исключения.
Флибустьер остановился и высокомерно посмотрел на троих солдат, которые взяли свои пики наизготовку.
— Как жаль, — сказал он, — что я не могу терять много времени. Но, слово честного человека, вы сейчас побежите к командору доложить обо мне или, клянусь Богом, из вашей четверки живым отсюда никто не выйдет!
