— Очень хорошо! — ответила она.

Он опустился перед нею на колени. Сначала он положил ей на бедро голову, затем рукой нашел руку Мари. Она не стала ее отнимать. Когда он сделался совершенно уверенным в том, что она уже больше ни за что не будет говорить с ним о недавнем инциденте и навечно забудет ту сцену, после которой они едва не расстались, то встал на ноги и сказал:

— Нам надо отдохнуть, Мари. Завтра у нас будет очень трудный день.

Она тоже встала. Она не стала сопротивляться, когда он заключил ее в свои объятия, потому что он сопровождал их такими словами:

— Мари, вы вернули мне ваше доверие, это прекрасно. Я вам клянусь, что мы победим! Уже само по себе то, что вы мне снова доверяете, — это уже поражение Мерри Рулза! Между ним и мною отныне будет борьба не на жизнь, а на смерть!

Он наклонился к ней и поцеловал ее в шею. Он почувствовал, как она дрожа прижалась к нему, как будто он был единственным человеком на свете, который мог ее спасти.

Как только Байярдель с борта увидел приближающиеся берега Мартиники, он почувствовал, что его сердце сжимает неясное ощущение тревоги. С тех пор, как он оставил капитана Лефора, он все никак не мог забыть ужасное поражение, которым закончилась возглавляемая им экспедиция. Он не жалел о том, что ему не удалось уничтожить флибустьеров, укрывшихся на Мари-Галант, не жалел о встрече со своим старым товарищем по оружию, потому что у него было предчувствие, что его роль еще не сыграна, и, насколько он знал своего приятеля, тот сделает все для того, чтобы спасти остров от нарождающейся анархии.

Но с тех пор, как он увидел покрытые пятнами разноцветной зелени холмы, склоненные под тяжестью плодов кокосовые пальмы, стоящие вдоль берега, которые служили ему ориентиром, он видел ситуацию уже под другим углом, и будущее рисовалось ему совершенно иным.

Он должен был отдать отчет о своем поражении. Для военного, каким он себя считал, это являлось большим унижением, но — если даже не думать о возможном наказании — основным для него было то, как это поражение отразится на авторитете генеральши, поскольку экспедиция была организована в результате ее первого самостоятельного решения.

Как только судно бросило якорь в бухте Сен-Пьер, Байярдель распорядился поднять наверх раненых, которые страшно страдали всю дорогу из-за жары. Один из них так и умер от заражения; для него ничего не смогли сделать, поэтому его тело пришлось бросить акулам.

Он лично присутствовал при погрузке раненых в шлюпки, которые отвозили их на берег, а затем на повозках в Форт, а когда наступила ночь, то приказал зажечь на носу сигнальный фонарь и отвезти себя на берег.

Он был не слишком удивлен, когда увидел на берегу встречавших его лейтенантов Гроке и Комта, которых майор Мерри Рулз послал ему навстречу. Те сообщили, что его ожидает майор, и он испытал довольно неприятное ощущение, когда шел по городу между ними: было похоже, что он арестован.

Они направились в сторону холма, на склоне которого можно было заметить серые контуры крепостных стен, уже исчезавших в ночных сумерках. По дороге Гроке рассказал Байярделю, что капитан «Быка» Эстеф вернулся в Сен-Пьер живым и невредимым, чего пока не знал Байярдель. Но ему был известен тот факт, что «Бык» сбежал с поля боя. Тем не менее он не стал задавать никаких вопросов, понимая, что ему обо всем расскажет сам майор во время их беседы.

Мерри Рулз де Гурселя, которого предупредили о приходе «Девы», не покидал своего кабинета. Как только трое мужчин показались во дворе крепости, Байярделю сказали, что майор ждет его. Ему не очень понравилась такая спешка, однако это не помешало капитану твердым шагом направиться в сторону кабинета.

Войдя в комнату, он сразу увидел, что тот решил изображать суровость. И майор, который резко поднялся из-за стола и подошел к нему, не отвечая на его приветствие, сухо и довольно грубо спросил:

— Итак, месье, мне сказали, что вы вернулись на борту «Девы из порта удачи»? А можете вы мне сказать, что стало со «Святым Лораном»?

— Майор, — ответил он, — «Святой Лоран» сильно пострадал во время стычки с флибустьерами при Ансе-на-Гале.

Рулз не дал возможности ему договорить и закричал:

— Так он для нас потерян! А вам известно, что такое для нашего острова три сторожевых судна? И за них отвечаете вы!

— «Святой Лоран» вовсе не потерян, майор! Но, как я вам уже сказал, он значительно пострадал. Плотники работали день и ночь, чтобы заделать бреши, через которые в трюм поступала вода. Но, кроме этого, его оснастка тоже не совсем в порядке, и поэтому судно не может войти в нашу гавань до завтрашнего утра, а возможно, «Святой Лоран» не будет здесь и к вечеру.

— Значит, это вы выручили «Святого Лорана» из его трудного положения? Таким образом, вам пришлось пустить ко дну и того флибустьера, который едва не утопил наш корабль? Вы, видимо, так и поступили?

— Никак нет, майор, — заявил Байярдель. — Я добился освобождения «Святого Лорана» и его экипажа в результате переговоров с капитаном Ля Шапеллем, который и захватил их в качестве пленников.

— Вы вели переговоры с разбойником?

— А что мне оставалось делать? Мы оказались побежденными…

Мерри Рулз повернулся к капитану спиной и пошел к столу, показывая тем самым свое волнение. Он повернулся и уставился в горящие негодованием глаза Байярделя.

— Вы говорите, что оказались побежденными! Вот как! С вами было три корабля с укомплектованными экипажами. Вам было оказано доверие всеми жителями острова, а чем все закончилось? Вы разделили силы! Как будто вам неизвестно, что за люди эти бандиты! Вы лично послали «Святого Лорана» против своры убийц, а сами не дали себе отчета в том, насколько они сильнее! И вы, руководитель экспедиции, оставили лучшую часть ваших сил, а сами ушли искать Бог знает что? Ведь все произошло именно так?

— Гм, — начал Байярдель. — Все это вам рассказал капитан Эстеф. По правде говоря, в его рассказе не так уж много лжи, и представленные в таком виде события дают вам полное право на упреки в мой адрес. К сожалению, действуя именно таким образом, я строго выполнял указания, которые от вас получил. Вы сами советовали мне взять как можно больше пленных. Поэтому прежде, чем начать стрелять, я отдал приказ Шамсенею вначале просто поговорить с флибустьерами и даже по возможности вообще избежать сражения. Но как раз в тот момент, когда Шамсеней обратился к капитану Ля Шапеллю…

— Приказываю вам: говорите «морскому разбойнику Ля Шапеллю»…

— «Капитан Ля Шапелль» — так написано на его подорожной, которую подписал господин де Пуэнси по приказу короля… Извините меня… Капитан Ля Шапелль стал стрелять на поражение, потому что был уверен, что ему угрожают…

— И поступая так, он действовал, как разбойник. Ваша вина очень серьезна. Именно на вас ложится вся тяжесть ответственности за наше поражение. А вы, как мне кажется, забываете об этом, когда ведете себя с такой наглостью, которая в данный момент совершенно недопустима! И вы неправы, месье, когда становитесь в позу перед военным Советом! Не знаю, что вы сможете сказать на заседании Совета, когда там будут разбирать ваш случай. А пока мне хотелось бы знать, как удалось уцелеть вам самому и даже добиться освобождения «Святого Лорана» и его экипажа?

— Господин майор, — ответил Байярдель ровным голосом. — У меня нет никаких причин для того, чтобы лгать. Я добрался до Кей-де-Фер и застал там флибустьерское судно. Я подошел к нему поближе и мне даже пришлось высадиться на берег, потому что экипаж судна собирался в полном составе ужинать, как раз на берегу. Я предложил всем сдаться. Вместо ответа они открыли по нам огонь, а с их судна стали стрелять по нашим. Однако через несколько минут капитан противного судна и я узнали друг друга, и мы прекратили сражение.

— Речь, конечно, идет о Лефоре! Пусть у меня отрежут уши, если это был не он! — воскликнул Рулз, которого все сильнее охватывала злость.