В последний миг перед стремительным появлением перед зрителями Шен Ри крепко зажмурил глаза и медленно выдохнул. А потом улыбнулся — самому себе, счастливчику, оседлавшему дракона удачи. Улыбнулся, чувствуя, как короткая судорога прошла через все тело, высвобождая то ощущение, которое нельзя передать словами.

Распахнув глаза, он позволил улыбке раствориться внутри, без тени страха ухватился за край длинной веревки, натянул ее и, оттолкнувшись от высокой тумбы, полетел навстречу Зару.

Сцена мелькнула под ногами, промелькнули сотни лиц, заполнивших зал, и вот уже Шен Ри ощутил сильные ладони Белого Змея, поймавшие его — нет, не его, а Лунную Деву — в полете.

Прерванный полет… Самый прекрасный танец всегда начинается именно с этого. Прерванный полет Лунной Девы, устремившейся в небеса — к своей матери. В какой-то миг Шен Ри закрыл глаза, полностью отдавшись танцу, музыке и надежным рукам своего безупречного друга. Нет, никто не мог бы лучше вести эти сложнейшие движения, чем Зар. Белый Зар, позор своей богатой семьи, изгнанник и вечный бунтарь, чья внутренняя битва никому не видна…

Музыка струилась, неслась, кружила, завораживала. И вместе с нею кружилась душа Лунной Девы, каким-то чудом занявшая место в теле юноши-танцора… И в тот миг, когда эта душа уже почти вознеслась на небо, как и положено по сюжету танца, Шен Ри услышал громкий треск.

И увидел, как огромный канделябр с сотнями свечей оторвался от потолка над сценой и устремился вниз.

Он не успел отбежать.

Он вообще ничего не успел — даже испугаться.

Милосердная тьма не долго простирала над ним свои ладони, вскоре Шен Ри пришел в себя. И вот тогда он испугался по-настоящему, животный ужас пронзил все его существо. Ужас, подобного которому Шен не испытывал еще никогда.

Привычный ему мир исчез, вместо него вокруг разверзлись врата в мир настоящих демонов. Огонь полыхал со всех сторон, он стоял стеной в том месте, где некогда висело полотно декораций, и кипел, точно варево, в стороне зрительских лавок. Сами люди с криками устремились к широким (хвала всем богам!) дверям храмового театра. Шен Ри видел их мечущиеся силуэты и слышал полные ужаса стенания. Слышал он и громкий треск дерева, пожираемого огнем, и гул от невыносимого жара, и даже — почему-то — стук своего сердца, ударяющего невпопад где-то в самом горле. Он чувствовал запах гари, едкий и удушливый, ощущал, как языки огня лижут подол его прекрасного платья, уже подбираясь к телу. И только ног своих, быстрых и сильных, умеющих летать, он не чувствовал.

Совсем.

Кое-как оторвав тяжелую голову от пола (ах, эта чудесная серебряная корона, как нестерпимо давит она теперь…), он попытался сесть, но смог лишь едва приподняться над горячим полом. Тело не слушалось, а ног будто и не было вовсе. Закусив губу, Шен Ри посмотрел на них и сразу все понял… Разломившийся надвое громадный канделябр попросту вмял его ступни и лодыжки в пролом между досок сцены. Края белых штанин окрасились в алый.

И он ничего, совсем ничего не чувствовал.

Ни боли, ни возможности двинуться с места.

И даже страх непонятным образом отступил, оставив место спокойному пониманию, что это конец.

Шен Ри никогда не думал, что умрет именно так — в демоническом огне, пожирающем его театр — но это было очевидно. Он чувствовал, как жар подбирается все ближе, и пытался напоследок подумать о чем-то правильном… да только правильных мыслей не осталось. Не осталось ничего, кроме желания сжаться в комок, закрыть глаза и исчезнуть прежде, чем страшный огонь принесет с собой невыносимую боль.

— Сюда! Сюда, быстрее! — хриплый голос Зара вырвал Шен Ри из оков оцепенения. — Быстрее же!

Белый Змей возник рядом внезапно, словно соткался из пламени, через которое прошел. Он бросился к Шену, не замечая, что его кроваво-красный костюм дымится в нескольких местах.

— Живой! Хвала небу! Ты еще жив! — и рывком обернулся к двум другим высоким мужчинам, которые появились у него за спиной. — Времени мало, Тер. Давай вы с того края, — он махнул рукой на массивный обруч канделябра, — я — с этого!

Шен Ри увидел, как его друг, задыхаясь от дыма и жара, схватился за край канделябра, а его спутники, упираясь ногами в пол, начали сдвигать тяжелую конструкцию в сторону. Сначала казалось, у них ничего не выйдет, но Зар знал, что делает. Он правильно рассчитал место приложения сил, и вскоре обруч поддался, медленно пополз в сторону. Еще пара мгновений — и Белый Змей махнул рукой двум остальным.

— Все! Уходите! Дальше я сам! — он обернулся к Шену, весь черный от копоти, в смазанном потекшем гриме почти не узнаваемый, похожий на настоящего демона. — Потерпи, потерпи еще чуть-чуть… — закрывая лицо от дыма, Зар опустился на колени и принялся высвобождать ноги Шен Ри из пролома. Сначала осторожно, а потом все отчаянней, все быстрей — дым и огонь подгоняли его, вынуждая забыть о жалости. И вот тогда — в эти страшные, безумные мгновения — боль начала проникать в сознание Шена. Едва ощутимая сначала, она неумолимо разрасталась, охватывая уже не только ноги, но как будто все тело, все сознание, весь мир.

Шен Ри закричал, не в силах терпеть эту пытку.

Он продолжал кричать, когда Зар подхватил его на руки и бросился прочь от пылающей сцены.

И замолчал только тогда, когда едкий дым заполнил все его легкие, и сознание, наконец, ускользнуло прочь из разбитого тела.

Он приходил в себя медленно. Видел незнакомые лица, странные образы. Чувствовал боль, сладкий вкус густого, как молоко, напитка, осторожные прикосновения — и проваливался в забытие снова.

Когда сознание окончательно вернулось к нему, было утро.

Шен Ри открыл глаза и в тот же миг полностью вспомнил все, что было. Его разум не был настолько добр, чтобы спрятать события последних дней в глубину.

Боль еще терзала ноги, но была вполне выносима. Однако прошло несколько долгих минут, прежде чем Шен отважился медленно с трудом сесть в своей постели и одним решительным рывком отбросить одеяло.

Пустота.

Вот что он увидел на месте своих ног.

Тошнота скрутила нутро и выплеснулась наружу вместе с громким стоном.

Шен Ри был достаточно умен, чтобы понять — он больше НИКОГДА не сможет танцевать.

Никогда.

Он думал, что придут слезы, и вместе с ними — облегчение. Но глаза оставались сухими.

Он надеялся, что придет Зар, и скажет что-нибудь, что даст надежду. Но кроме заботливых и молчаливых служителей храма никто не появился у постели безногого танцора.

На следующий день ему принесли чистую одежду, помогли облачиться в нее и усадили в кресло, в каких по городу носят господ. Шен Ри ждал, что его вернут в знакомую актерскую келью, но вместо этого он попал в покои настоятеля.

Седой старик с белыми мраморными глазами был немногословен.

— Я получил знамение, — холодным голосом сообщил он. — Великая Небесная богиня говорит, что ты довольно послужил ей, Шен из рода Ри. Теперь она отпускает тебя, — настоятель указал на дверь и бесстрастно обрушил мир на голову Шена: — Ты возвращаешься домой.

Я открыла глаза и обнаружила, что за окном давно уже день. Не утро, а именно день — солнце светило прямо в окно моей спальни, от его ярких лучей я и проснулась.

В голове была пустота. В душе — боль, глубокая, как рана из прошлой жизни.

Я зажмурила глаза, пытаясь понять, где заканчивается сон и начинается явь.

Нет, я совершенно точно знала, кто я, где я, что было вчера, и что нужно сделать сегодня. Но с чувствами все оказалось гораздо сложней. Мне никак удавалось отделить образ куклы, сидящей на столе моего деда от образа живого черноволосого мальчика с блестящими иссиня-черными глазами. Мальчика, который все еще кричал в моем сне, все еще летал в моей памяти, все еще улыбался своей необычной, словно обращенной внутрь улыбкой.