На следующий день Хекки с самого утра собрался к тетке Риш. Хоть Жун и сказала, что в ближайшие дни бродячие артисты едва ли снимутся с насиженного места, а все же рисковать он не хотел. Пока сестра еще крепко спала в их общей на двоих комнате, Хекки привел себя в порядок и тихо покинул дом.

Теперь он совсем не походил на оборванца, каким был еще недавно: по поручению Зара Вэ Иси позаботился о том, чтобы гости его господина получили все необходимое, от новых туфель до собственного кошеля с монетами. В красивой рубахе, с гладко причесанными волосами и полным карманом денег Хекки чувствовал себя непривычно. У него и прежде имелась красивая одежда, а среди забытых в театральной келье вещей осталось немало дорогих украшений, но еще никогда он не испытывал такой удивительной легкости, шагая по улицам Тары.

Хекки знал, что он свободен. И это знание было дороже всех монет, нарядов и подарков.

Маленький открытый экипаж на одного человека отвез его за город, туда, где на берегу реки раскинулось шумное и пестрое поселение артистов. Впрочем, Хекки еще издалека разглядел, что повозок на стоянке почти не осталось и дым от костров не поднимается в небо, а значит, все акробаты, жонглеры и глотатели огня наконец решились вернуться к своей работе.

Спешно приближаясь к шатру старой колдуньи, Хекки молился лишь об одном — чтобы тетка Риш не уехала вместе со всеми в город.

Ему повезло.

Под истертым непогодой навесом едва заметно курился светлый дымок, и старая Риш стояла над огнем, задумчиво помешивая в глубоком котелке какое-то варево.

— Пришел, — насмешливо отметила она появление гостя. — Ну рассказывай, дитя, куда ты уволок мою одноглазую вертушку-помощницу… И как там поживает твой друг-Вершитель. Слухов-то я уже досыта отведала, теперь хочу услышать все из первых уст.

Хекки улыбнулся. Рядом с теткой Риш он почему-то всегда чувствовал себя как дома. На удивление, рассказ не занял много времени, так что уже спустя полчаса Хекки наконец осмелился сказать свою просьбу.

— Зелье ему… — хмыкнула Риш. — Какой шустрый мальчик! А с чего ты взял, будто у меня оно осталось? Ну ладно, ладно… Не криви свои брови так жалобно. Все я понимаю… — колдунья отложила в сторону ложку и села на удобный деревянный чурбан возле костра. — Только отвар у меня в самом деле закончился. Он недолго хранится. Надо теперь новый варить. И тебя, уж прости, дорогой, я этому рецепту обучать не стану. Еще не хватало, чтобы глупые мальчики знали, как варить такой опасный напиток… Приходи ко мне завтра вечером. Я успею все приготовить. Да и пригляжу за тобой ночью, чтобы не заблудился где не надо.

— Завтра… — пробормотал Хекки и тут же отчаянно замотал головой: — Нет, завтра никак не получится! Завтра у Зара церемония возложения короны! И меня тоже туда пригласили…

— А и правда! Вот моя дырявая голова, — тетка Риш хрипло рассмеялась. — Ну значит, после этого. Тем лучше — твой бедный дружок сможет услышать историю о том, как ты побывал во дворце и своими глазами видел такое большое торжество.

Хекки задумался и решил, что старая Риш права. Шен будет счастлив узнать о том, как на беловолосую голову их старшего друга возложат корону Вершителя.

— Хорошо, — улыбнулся он. — А потом? Ведь одна встреча — это так мало…

— А потом — посмотрим, — ответила колдунья. — Чует мое сердце, мы в этом году надолго засидимся в Таре. До зимы у тебя еще не раз будет возможность повидать чужой мир. А к лету Папаша снова заявится сюда, как миленький. В Таре артистам щедро платят. Да и без своей любовницы Ло дольше полугода прожить не может. Так что мы с тобой увидимся еще не раз, — старая Риш достала из сладок платья трубку и ловко раскурила ее от огня. Выпустив в воздух долгую струю сизого дыма она добавила: — Только в другой раз сестренку свою бери с собой. Знаю, теперь она найдет себе судьбу получше, чем скитания без конца и края. Но… я буду по ней скучать.

— Конечно! — пообещал Хекки. — Мы обязательно придем вместе!

Он еще не знал, какую судьбу сможет предложить Жун, но был совершенно уверен, что теперь и он сам, и его сестра начнут совершенно новую жизнь.

Красивые длинные волосы — гордость хорошего актера. К тому моменту, когда у Хекки они отросли до середины лопаток, в Таре прошло почти два года. За это время он не раз наведывался к старой Риш, чтобы снова и снова совершать пугающее и удивительное путешествие в другой мир. В мир, где навсегда застрял лучший из всех танцоров, кого Хекки когда-либо знал.

За это время многое изменилось.

Навещая Шена, Хекки рассказывая ему о самом важном. О том, как Зар, вопреки всем старым законам, женился на своей любимой Тале. О создании нового большого театра, где сам Хекки быстро обрел большую известность. О новых порядках в городе, об изменениях в храме и многом-многом другом.

Они встречались нечасто, но Хекки привык, что всегда может застать Шена на месте, стоит лишь прийти… Не мог привыкнуть только к тому, что время в их мирах течет неодинаково. Иногда в Таре между их встречами проходили месяцы, а для Шена это было лишь несколько дней, а порой случалось ровно наоборот.

Но в этот раз время сыграло с ними слишком жестокую шутку.

Хекки сразу понял, что в чужом мире миновал не один год после того, как он навестил Шена в последний раз.

Все было другим.

И сама комната, и ее убранство, и даже неуловимое ощущение от этого места.

Только три куклы по-прежнему стояли на высокой полке, но Хекки с ужасом увидел, что кроме него самого, остальные две — лишь пустые оболочки. Не только та, что была похожа на Зара, но и вторая…

Душа Шена покинула свое хрупкое маленькое вместилище.

Хекки с тоской смотрел на кукольное тело, навсегда застывшее в одной позе, лишенное самого главного. Смотрел и понимал, что никогда не простит себе этого опоздания.

А потом…

Дверь в комнату открылась, и на пороге появился мальчик лет пяти. Стройный, с длинными черными волосами и неуловимо знакомыми жестами.

Он что-то сказал большому черному коту, почесал его за ухом и вдруг ткнул пальцем в серебристую коробку на столе. От одного его жеста все вокруг наполнилось музыкой — странной, непривычной, но очень красивой. На мгновение мальчик замер в центре комнаты, а затем закружился в танце.

И тогда Хекки, обозвав себя дураком, рассмеялся от радости.

Про себя, конечно же, ведь куклы не умеют делать этого вслух.