— Иногда нужно проговаривать очевидные вещи, — сказал Кевин. — А у нас еще есть какое-то время, которое мы можем потратить на разговоры. Пойми меня правильно, Василий, я не горю желанием сокрушить чужую цивилизацию, уничтожить еще одну разумную жизнь, и я все еще допускаю возможность пе… дипломатической миссии. Но выходить на нее надо, четко понимая, каким оружием мы обладаем на тот случай, если что-то пойдет не так.

— А что-то обязательно пойдет не так?

— Ты же знаешь, это всегда прогулка по тонкому льду, — сказал Кевин. — Поэтому мы сидим здесь и ждем, чем все это закончится.

Физрук выбил трубку и глотнул еще кофе.

Месть и Власть сидели в комфортных креслах перед входом в данж, который никто никогда не проходил, пили кофе и вино, переговаривались и ждали, пока Смерть закончит свои дела.

Безопасник шагнул влево, открывая Савельеву линию огня. Егор Михайлович стал забирать правее.

Кристоф доел яблоко, с сожалением посмотрел на огрызок и отбросил его в сторону. В то же мгновение он легко соскользнул с крыши «мерседеса» и ринулся на них. Из оружия при нем был то ли короткий меч, то ли длинный кинжал, и ничего более.

Безопасник, как самый прокачанный, начал стрелять первым, и успел сделать это аж трижды до того, как увернувшийся от всех трех пуль Кристоф подбежал к нему на расстояние атаки и одним мощным ударом рассек его от плеча и до бедра.

Не останавливаясь, он сделал шаг к Савельеву.

От выстрела дробовика так просто не увернешься, хотя он и попытался. Заряд крупной дроби, выпущенной практически в упор, угодил в середину его хлипкого туловища, отбросил на несколько метров назад и едва не разорвал пополам. На пол они с Безопасником упали одновременно.

— Стремительный гаденыш, ек-макарек, — констатировал Егор Михайлович и посмотрел на труп Безопасника. — Жаль парня.

Савельев не отрываясь глядел на Кристофа, и что-то в увиденном казалось ему неправильным.

Крови не было. Под Безопасником натекла уже целая лужа, а там — ни капли.

— Не знаю, что это было, — сказал Савельев. — Но я не уверен, что оно мертво.

— Сейчас поправим, — сказал Егор Михайлович.

Он сделал шаг вперед, вскинул «маузер», тщательно прицелился и загнал две пули Кристофу в голову. А потом еще две.

Контрольный и еще один контрольный.

Им по-прежнему нужно было добраться до «мерседеса», и Савельев принялся обходить Кристофа по широкой дуге.

— Думаю, он уже достаточно мертв, ек-макарек, — сказал Егор Михайлович, поворачиваясь к трупу спиной.

И это было последние его слова.

Рука Кристофа вдруг дернулась и ринулась к нему, делаясь все длиннее и тоньше, как будто бы это была уже вовсе не рука, а щупальце не описанного ни в одном бестиарии монстра, и на конце этого щупальца вдруг вырос шип, который пробил шею Егора Михайловича, едва не оторвав ему голову.

Савельев обернулся.

Егор Михайлович уже падал, а Кристоф уже вставал, и щупальце сокращалось в длине и приобретало в толщине снова превращаясь в руку с кинжалом, а на самом Кристофе не было ни царапины, и даже одежда его выглядела целой.

Савельев выстрелил.

Он уже понимал, что это бесполезно, что он столкнулся с сущностью иного порядка, и даже если бы его дробовик выдавал десятикратный урон, победить в этом бою он все равно не сможет, но просто стоять и смотреть и ждать смерти было не в правилах полковника Савельева.

Он выстрелил трижды, и дважды попал, а потом Кристоф размазался в воздухе, ускоряясь, словно никакие законы физики ему и не писаны, и Савельев обнаружил, что тонкое чёрное щупальце, прочное, как стальной канат, обвило его дробовик и выхватило у него из рук.

— К хренам, — сказал Савельев, дергая из кобуры пистолет.

Второе щупальце пробило ему грудь, из раны хлынула кровь.

Кристоф стоял и улыбался, и разрывы от выстрелов на его теле затягивались на глазах, а потом откуда-то из района его груди выросло третье щупальце, и медленно направилось к умирающему Савельеву, уже во время движения формируя шип.

— Ненавижу, сука, осьминогов, — сказал Савельев.

Щупальце ударило его в левый глаз, пробило голову насквозь, и больше Савельев уже ничего не сказал.

Закончив дела на подземной стоянке, Кристоф сверился со списком. К этому моменту ему удалось вычеркнуть большую часть имен, осталось лишь несколько человек. Что ж, ими он и займется.

Артур вывалился из машины, поглощенный яростью.

Враги улыбались. Враги никуда не торопились, считая, что они уже победили, и не считая автомат в руках Артура хоть какой-то угрозой.

Да он и сам так не считал.

Поэтому он отшвырнул автомат в сторону и дал выход ярости. Позволил ей себя вести. Отдал ей управление своим телом. А точнее, своим персонажем.

И оказалось, что ярость знает, что ей надо делать.

Глаза Артура стали, как два копья, и глумливые ухмылки исчезли с лиц вроде бы победителей, и Артур повел головой, и лазерные лучи, в которые превратился его взгляд, разрезали лучника-копейщика-меченосца пополам, оплавив броню и обдав ноздри запахом жареного мяса. Возница, может быть, и успел сообразить, что ему тут ничего не светит, но сделать ничего не успел, потому что ни один меч не может быть быстрее взгляда. Он только начал движение, как Артур проделал в его груди две дыры, через которые было видно то, что происходит у него за спиной.

Ничего интересного.

Лошадей он трогать не стал. Животные они и есть животные, что с них взять. Пусть пасутся.

Чувствуя, как боевой запал покидает его и сам себя немного опасаясь, Артур вернулся к машине. Ольга уже не шевелилась, ее лицо было мертвенно бледным, а полочка жизни, обнаружившаяся над ее головой, находилась в критической красной зоне и полоску уже никак не напоминала.

Однако, едва он просунул голову в салон, она открыла глаза.

— Не очень-то мы тебе помогли, — сказала она. — Дальше сам.

— Брось, — сказал Артур. — У тебя задето плечо. В современном мире от таких ран не умирают.

— Видимо, теперь умирают, — сказала она.

И умерла.

Он стянул ее тело с копья, аккуратно, как мог. Вытащил из машины, потому что ему показалось, что оставить все, как есть, будет неправильным. Уложил на газоне. Конечно, это тоже было не очень правильным, но времени, чтобы устроить настоящие похороны, у него не было.

Он развернулся и зашагал в сторону центра, туда, где открывались новые порталы, из которых на планету сыпались новые враги, а то, что глаза у него были красные, так это потому, что он только что из них лазерами стрелял, а вовсе не потому, о чем кто-нибудь, случайно перехвативший его взгляд, мог бы подумать.

Он шел, и память о предыдущих игровых сессиях постепенно возвращалась к нему, из глубин памяти всплывали знания о навыках, которые он мог применить, и о людях, которые были рядом, когда он их применял, и ярче всего было воспоминание о какой-то чокнутой инопланетной девице, чьи способности оказались слишком крутыми даже для него, и он даже вспомнил, чем когда-то давно закончилась последняя для него их встреча, и с тех пор он искал ее, пока не узнал, что ее прикончил кто-то другой… Воспоминаний было много, там были победы и поражения, друзья и враги, и одна война сменяла другую, и все это давило и выбивало из равновесия, и в какой-то момент он решил, что это для него слишком.

Но если вы думаете, что это история о молодом человеке, внезапно обнаружившим, что он не такой уж и молодой и, вполне может быть, уже не совсем человек, раздавленном тяжелыми воспоминаниями и отброшенном на обочину жизни, потерявшим всякое желание действовать, потому что сколько можно уже, то черта с два вы угадали.

Это совсем не такая история.

— Ладно, черт с ним, с новым врагом, — сказал физрук. — Сейчас Гарри выйдет из данжа, и мы всех убьем, потому что в этом деле нам и правда равных нет. В этом мы лучшие, уж чему-чему, а этому ваша Система нас хорошо научила. А что с Землей? Это ведь тоже угроза, и эта проблема так просто не решается.