На сигнальной панели осталась надпись:

«Прощай, Данилов. Надеюсь, ты не будешь в обиде на меня в последние часы своей жизни. Согласись, что если бы я тебе поддавался, играть было бы не интересно. Твой настоящий друг Анастасий Анпилин.»

«Не хотелось бы мне это говорить, но у вас действительно не осталось ни одного шанса.» — сообщил Джин Хоттабыч.

Данилов стал мягким как плавящаяся свеча — НИКТО НИКОГДА не сможет найти его ампулы Фрая на Юпитере.

«Даже гипотетического?»

«Не в моих правилах напрасно обнадеживать.»

«Но я пока живой, мне нужна хоть какая-то зацепка.»

«По счастью для вас, я понимаю особенности человеческой психологии, коллега… Речь собственно не о космическом аппарате. Это сборщик мусора, который время от времени запускали со станции. Он в отсеке „Е“. Даже если вы доберетесь до него и стартуете, он вам мало чем поможет. У него запас топлива на полчаса. Оторваться от притяжения Юпитера на нем невозможно. Конечно же, вы могли бы несколько продлить свое существование… И все-таки, смиритесь, даже до мусорщика вы вряд ли успеете добраться.»

Но Данилов уже бежал по извилистым кишковидным коридорам станции, хотя и понимал, что джин-собака не врет. Драпал, полностью выкладываясь на дистанции. Действительно, есть особенность у человеческой психики — не верить очевидному.

«А тебе-то самому, джин, жизнь не дорога? Не забывай, ты ж пропадешь вместе со мной.»

«У меня нет собственной жизни, коллега Данилов. Но почему-то мне тоже грустно.»

Сзади на Данилова вдруг накатилось нечто, напоминающее тень, только с гладкой глянцевой поверхностью. Какое-то мгновение он ничего не видел, не слышал, не чувствовал. А потом сразу оказался в отсеке «Е».

«Не понял, — сказал джин, — системные часы отстали на секунду.»

Данилов тоже не понял, но сейчас его интересовали не космические аномалии, а собственная жизнь, находящаяся в подвешенном состоянии.

Тройной прыжок с опорой на мусорные баки, и вот он уже влетел на шлюзовую платформу, с которой мог стартовать мусорщик.

Однако место было уже занято, кто-то возился с пультом ввода полетного задания. Данилов сразу догадался, что это бандит, а не омоновец.

К тому времени, когда бандит успел полуобернуться, Данилов уже нацелил импульсник на его голову. Осталось мгновение до выстрела…

Да это же баба из орбитального городка «Шанхай-44», с рыбной фабрики. Вот сука, работницей претворялась. А на самом деле блядь из банды Зонненфельда. Как там ее, Кац.

Мгновение прошло, но Данилов не выстрелил.

Он сделал шаг вперед и не выстрелил. Она полностью обернулась к нему и смотрела. Глаза, как фонарики, даже и не пробовали моргать.

Он представлял, что уже нажал на спусковую кнопку, и на лбу у Кац появилась угольная дырка, а глаза сразу стали мертвыми. Представлял раз за разом. И не стрелял, хотя капали в бездну драгоценные мгновения, хотя до Весты психопрограмма заставила бы его сделать это. Что-то, возможно эхо погибшей «совести», настойчиво нашептывало: «Кончай эту дрянь, от таких как она все зло. Влепи по по вражине.» Особист сделал еще шаг и опустил импульсник.

— Не будешь, Данилов? — спросила Кац севшим голосом.

— Не буду.

— Ну и я не буду.

Он услышал, что зашипел некий сервомеханизм и краем зрения уловил, как в потолок прячется крановый блок.

— Ты бы меня, конечно, успел, Данилов, но и он тебя бы достал. Для твоей головы тонны бы хватило? Так что в целом ты прав, камрад. И надеюсь, сейчас ты не хочешь погибнуть геройской смертью? — в издевательском тоне справилась бандитка.

Данилов пару раз выдохнул, чтобы совладать с водоворотом в своей душе:

— Ты предлагаешь мне место рядышком с собой в мусорном бачке? Полетим как две бабы-яги в одной ступе?

— Ты предпочитаешь один махать помелом, такой гордый? Или тебе нужен бесплатный билет на тот свет? Учти, что никакая капсула Фрая тебе не поможет, она дерьма собачьего не стоит вместе с цифровой психоматрицей.

— Сэкономь на агитации, Кац.

— Госпожа Кац. — поправила она. — Я с вами белковых слизняков не пасла. И, кстати, у нас в запасе всего сорок пять секунд.