— Нет, конечно. Поэтому я их всех сбросила. — бодро рапортовала женщина.

— Убью, мать твою, — но тут истошный вопль Ахмеда был перекрыт дикими рывками катера. Сзади что-то сдетонировало, скорее всего сброшенное топливо. Во все стороны брызнули осколки многорукого робота и прочих металлоконструкции. Ударная волна приложила катеру в зад, он с пылу с жару проломил переборку силового контура и понесся в его кишечных изгибах, овеваемый порывами огненного ветра. В кабине сильно потеплело. Позади осталось мощное сердце реактора.

— Товарищи, оденьте галстуки и застегните ширинки, — порекомендовала повеселевшая Кац, — начинается официальная часть визита.

Из внешнего контура силовой установки они пробились в радиальную тепловую шахту, в ней «опустились» — потому что «сила тяжести» нарастала — в огромную рубку. Здесь суетились десятки людей и синтетиков, одни начали стрелять, другие просто метаться.

— Это — апофеоз!, — завизжал «барон». — Дави их, Кац. Дави бортами и брюхом, чтобы только размазня красная осталась.

— Я не столь кровожадна, мальчик. Пригни головку, мы вылетаем через форточку.

И катер вылетел через стенку оптического наблюдения, раздробив ее на миллиард мелких осколков, плеснувших волной.

Крейсер остался позади. Он неуклюже ворочался возле Адрастеи, дрожал, в соплах рвано пульсировала плазма, на корпусе появилась рубашка из разрядов, были заметны вздутия и деформации. Через дыру, которую беглецы оставили после себя, лупил гейзер из воздуха, мигом кристаллизующегося пара и всякого мусора. «Аврора» напоминала левиафана, бьющегося в лихорадке.

— Непонятно, выживет ли, — произнес Фитингоф. — Боюсь, мы его утратим из своих рядов.

— Выживет или не выживет, но будет долго болеть, а нам пора сматываться. Те бочки, что у нас в грузовой секции, в полном порядке. Нам этого перфторводорода хватит, чтобы добраться, ну скажем до Европы. — бодро сообщила Кац. — Так что все идет по плану.

Фитингоф обиделся, что этот план совсем не его собственный и импульсивно потянулся к импульснику.

— Расстреляю, гадюка.

— И тогда гнусной смертью умрешь, — не дрогнув, отозвалась Кац. — Выпусти пар и прочую вонь. Вместо этих бредней о райской жизни под Сатурном у тебя появилась четкая возможность кушать трюфели из большого хрустального корыта. Не забывай, поросеночек, и об «ангельском соитии».

— Пойду, займусь техосмотром нашего сортира, — сказал огорченный пахан.

— Эй, зайчик, погоди. Ты забыл вколоть моему дружку антидот.

Фитингоф засопел и это выражало сложные чувства, обуревавшие его.

— Давай, Ахмед, распрощайся поскорее с отрицательными эмоциями. Представь, что ты бабочка, порхающая над лужайкой. Или мушка, летающая над огромной кучей аппетитного дезинтерийного дерьма. Тепло, хорошо, ароматно.

Уголовник зарядил ампулу в любезно предоставленный шприц-пистолет и выстрелил в вену Данилову.

— А может я тебя отравил, — Фитингоф пробовал еще поиграть на нервах.

И Данилов едва не попался на крючок. Подсознательно он не хотел, чтобы «грязный урка» выступал хоть в частичной роли благодетеля.

— Эту остановку мы уже проехали, — выговорила Кац Фитингофу. — Так что смените грубые шутки, сэр, на гораздо более тонкие. Каковые и ожидаются благородной публикой от потомка аристократической фамилии.

Данилов уже и сам видел через оконце наномонитора: новые гости его тела активно растворяют здоровенные бляшки, что усеивают печень и артерии, входящие в мозг.

— Сейчас, барон мой дорогой, ты в гостях у тетушки Кац, а она не любит скверных манер. — продолжала напирать женщина.

Фитингоф заметил, что перестал вызывать ужас, и удалился, огорченно хлопнув люком.

— Чипс, расслабься, — сказала Кац рептильному воину, — все равно ты теперь работаешь на нас. Зарплата каждую пятницу. Выплачиваются премии за шутки и веселый смех. Ты умеешь играть в фантики?

Тот словно бы окаменел в углу, взгляд его потух и лишился сосредоточенной пронзительности.

— Товарищ отдыхает, не будем мешать, — произнесла Кац и ввела с пульта новое полетное задание, курс на Европу. — Чипсу хорошо, а мне не очень. «Аврора»-то была готова уничтожить какую-то очень крупную цель, может даже целый спутник Юпитера.

— С чего ты это вообще взяла? — изумился Данилов. — Ты сбрендила или мне упасть от твоей проницательности?

— Это не я сбрендила, а кто-то другой. Но этот «кто-то», похоже, уверен, что очень тонко все рассчитал.

— А мне вот, Кац моя дорогая, кажется, что крейсер торопился к «Медузе».

— Корабли такого класса не присылают с бухты барахты, потому что ничего другого под рукой не оказалось. У «Авроры» слишком мощные боеголовки и никаких антитеррористических средств.

— Фюрера подозреваешь?

— Нет, скорее Афродиту. Похоже, в ближайшее время она порадует нас чем-то новеньким. И, коли она стала играть по-крупному, то уж вряд ли сама нажмет на тормоза. Но, с другой стороны, Данилов, у нас есть союзник. Раз он помог раскурочить крейсер, то будет вместе с нами тормозить Афродиту. Ой, мамочки, неужели это Лунатик или, может быть, сам Брахман?

— Ой, как ты встала по стойке «смирно» и взяла под козырек, неформалка… И вообще я не собираюсь тормозить Афродиту вместе с вами, — возмутился Данилов. — Думаешь, сразу после того как мне осточертела капсула Фрая, я побегу воевать с великим Киберобъединением и устанавливать власть свихнутых сектантов и бандитов. Хер редьки не слаще.

— В любом случае, Данилов, ты теперь — революционер. Или, точнее, контрреволюционер, если не забывать великую информационно-демократическую революцию 2017 года. Вывел из строя, понимаешь, крейсер космофлота. — хмыкнула Кац. — А завтра на что ты покусишься?.. Опасный тип, никаких здоровых инстинктов. Я про тебя все расскажу.

Кац явно давила на мозги и это у нее получалось довольно умело, но Данилов пока решил не отбрыкиваться. Вместо этого он спросил как будто невпопад:

— Что ты чувствуешь, когда разрабатываешь такие софты как «ангельское соитие»?

— Я отдаюсь всей душей и заодно всем телом, но только не вам, дуракам вислоухим, а своему уму-разуму.