Карен не верила собственным ушам. Именно в этот ресторан собирался повести ее сегодня вечером Эдвард. Он разливался соловьем, расписывая, какой это дорогой и изысканный ресторан, какой неповторимый вид открывается из его окон и какая знаменитая публика там бывает. Он явно хотел произвести впечатление на Карен — быть может, почуял неладное.

— Да, я знаю, где он находится, — натянуто проговорила она.

Джон едва заметно усмехнулся.

— Я и не сомневался, что знаешь.

— То есть? — тут же ощетинилась Карен.

— То есть это самое подходящее место для женщины с бурной личной жизнью.

— С чего ты взял, что у меня бурная личная жизнь?

Джон прищурился, окинув ее более чем откровенным взглядом.

— Да ладно тебе, — сказал он почти дружелюбно, — я ведь не слепой. Я нисколько не сомневаюсь, что у тебя нет недостатка в любовниках, всегда готовых удовлетворить твои ненасытные аппетиты. Сейчас это Эдвард, в прошлом году был, скажем, Ник, а в следующем будет Роберт, Джозеф или Артур — какая разница, верно? Тебе ведь все равно, кто будет рядом с тобой, если только он не окажется чересчур назойливым и не сообразит вовремя убраться из твоей жизни.

На миг Карен потеряла дар речи. Ладно, пусть бы Джон считал ее вертихвосткой, неспособной на глубокое искреннее чувство. Она заслужила такое мнение и ложью, которую бросила ему в лицо десять лет назад, и своим вторым неудачным браком.

Но это еще не повод чуть ли не в глаза называть ее шлюхой!

Карен хотела осадить его, но вовремя передумала. К чему ей разубеждать Джона? Пусть думает о ней что хочет — так даже безопаснее.

— Ну и что с того? — небрежно бросила она. — Тебе-то какое дело до моих любовников?

— Никакого, — холодно согласился он. — Мне просто жаль беднягу Эдварда. Карен звонко рассмеялась.

— Да неужели? Не думаю, чтобы он нуждался в твоей жалости… впрочем, могу сегодня же передать ему твое сочувствие. Он заедет за мной после работы — именно поэтому я и принарядилась.

— Мне и в голову не приходило, что ради меня.

— Надо же, какой ты сообразительный! Ну что, едем? Или тебе не терпится уплатить штраф?

Пребывание в недрах роскошного «крайслера», где стоял запах кожи и любимого одеколона Джона, изрядно действовало Карен на нервы.

Она, правда, сумела собраться с силами и даже болтала о каких-то пустяках — с таким видом, словно ничто в мире ее не занимало. Это давалось ей нелегко — попробуй-ка вести светский разговор, когда нервы натянуты как струна!

Джон даже не притворялся, что болтовня Карен его интересует, хотя бы из вежливости. Он сидел прямо, вцепившись в руль и глядя перед собой, и его вклад в разговор ограничивался одним-двумя незначащими словами. Правда, когда они уже подъезжали к бульвару Сан-сет, на котором находился отель, он немного расслабился и больше не стискивал руль с такой силой, что побелели пальцы. И все равно лицо его оставалось холодным и мрачным.

По правде говоря, Карен никак не могла понять, почему Джон злится на нее. Трудно было предположить, что он и десять лет спустя любит ее так же сильно, как прежде, — а потому она принялась искать иное, более разумное объяснение.

И очень быстро нашла.

Ну конечно же! Обыкновенный мужской эгоизм. Уязвленное самолюбие — и не более того.

Да, это, пожалуй, наиболее вероятная причина саркастических высказываний Джона. Он всегда был самоуверенным — да и неудивительно, при такой-то одаренности! Даже когда ему было двадцать, его красота неизменно привлекала внимание женщин, и Карен подозревала, что Джон более чем охотно отвечал на их авансы. Не приобрел же он свой любовный опыт по переписке!

Карен не сомневалась, что ни одна из подружек Джона не бросала его первой.

Кроме нее.

Видимо, этого Джон так и не сумел простить ей.

Мужчины в большинстве своем просто не способны смириться с тем, что их бросают, особенно если речь идет о такой девушке, как прежняя Кэрри. Боже милостивый, да ведь и она не в силах упрекнуть Джона за святую уверенность в том, что Кэрри всю жизнь будет принадлежать ему. Глупенькая, наивная, легковерная Кэрри!..

Но Кэрри больше нет, строго напомнила себе Карен. Сейчас она стала совсем другой. Ее давно уже нельзя назвать ни наивной, ни легковерной. И она ни за что на свете не позволит Джону выпытывать у нее, почему и из-за чего она его бросила. И уж верно не собирается говорить ему правду, только правду и ничего, кроме правды.

Не мазохистка же она, в конце концов!

На этом мысли Карен прервались — «крайслер» совершил плавный поворот и выехал на набережную.

Карен любовалась пейзажем, размышляя о том, как чудесно, должно быть, жить вблизи от этой мирной красоты, посиживать, когда пожелаешь, на золотом песке или под тенью громадных пальм, которые тянулись вдоль набережной. Любоваться тем, как лениво шлепают о песок бирюзово-прозрачные волны океана в брызгах серебристой невесомой пены…

Карен мельком взглянула на виллы, выстроенные на холмах, и от души позавидовала их владельцам — не столько из-за роскоши, которой так и дышали эти жилища, сколько из-за того, что их окна выходят на океан. Совсем близко огромный город, а здесь время точно остановилось — в этом сказочном крае царят мир и покой…

И только сейчас Карен вспомнила, что один из этих великолепных особняков принадлежит Джону.

— Как же тебе повезло, что ты поселился здесь! — искренне сказала она в ту минуту, когда «крайслер» въехал на стоянку ресторана.

— Летом так не подумаешь, — хмыкнул Джон, заглушив двигатель и вынув ключи зажигания. — Летом здесь не продохнуть от машин и людей, которые стремятся урвать свой кусочек земного рая. А впрочем, я с тобой согласен. Я решил поселиться здесь, еще когда впервые увидел это место, но ушло много времени прежде, чем я накопил денег на дом. В прошлом году мне наконец удалось исполнить свою мечту. Карен озадаченно взглянула на него.

— Но ведь ты единственный сын и наследник своего отца. Мне казалось, что у тебя-то не может быть проблем с деньгами.

— Их и нет. Просто тратить деньги, полученные в наследство, далеко не так увлекательно, как зарабатывать их.

— Именно поэтому ты и стал адвокатом по уголовным делам, а не остался работать в отцовской фирме? Потому что адвокаты больше зарабатывают?

— Нет, не поэтому. Видишь ли, какими бы захватывающими ни были финансовые дела, меня они никогда не увлекали. Кроме того, я не люблю работать в команде. Я — типичный боец-одиночка. Мне куда больше по душе поединки с обвинителями в судах. Там я чувствую себя гладиатором на арене Колизея, и уж крови, поверь, проливается там не меньше. Мне это нравится, если только кровь не моя и не моих клиентов.

В голосе Джона звучала такая неподдельная страсть, что у Карен гулко забилось сердце. Она и позабыла за эти годы, какой он страстный.

Во всем.

— Ты, наверное, очень любишь свою работу, — пробормотала она.

— Да. Пожалуй, да, — чуть удивленно согласился Джон. — А что? — Он проницательно взглянул на Карен. — Разве ты не любишь свою работу?

Карен отвела глаза и задумалась. Любит ли она то, чем зарабатывает на жизнь? Да, после хорошо проведенной свадьбы она испытывает удовлетворение… но до чего же мучительно все время наблюдать влюбленные пары, видеть, как мужчины и женщины сияют от счастья, соединяя свои жизни, а потом, радостные и любящие, отправляются в свадебное путешествие. Это было постоянным напоминанием о том, чего Карен была лишена когда-то… и чего у нее скорее всего никогда не будет.

— Мне нравится, что я сама себе хозяйка, — наконец уклончиво ответила она. — И к тому же много зарабатываю.

— Деньги — это еще не все.

— Да, Джон, я это знаю, — ледяным тоном отозвалась Карен. — Я все же не так примитивна, как тебе, похоже, кажется. И даже если ты и прав, тебе-то какое дело до того, как я сейчас живу?

Джон вскинул брови, и его синие глаза непонятно блеснули.