Нисима тихо закрыла сёдзи. Почему сестры-ботаистки вдруг заинтересовались ею? Потому что она принадлежит к Дому Сёнто — причина вполне достаточная. И все-таки почему именно сестры? Княжна покачала головой. Что она скажет капитану Року?
Нисима прислонилась лбом к деревянному каркасу сёдзи. За ее спиной служанка вздрогнула и негромко застонала.
— Хара? — окликнула ее княжна.
— Госпожа Нисима? — пролепетала девушка. — Что…
— Тс-с. С тобой все в порядке. Не двигайся.
— Что произошло? — Хара попыталась сесть, но княжна мягко ее удержала.
— Не знаю, Хара. Лежи тихо, не сопротивляйся.
— Меня точно ударило, госпожа. Я… как будто меня ударило молнией. Да охранит меня Ботахара. Что это было? — Служанка расплакалась.
— Тихо, тихо, дитя мое. Я не знаю, это… это было ужасно. — Княжна и сама едва сдерживала слезы. — Дыши глубоко, вот так. Делай как я. — Нисима заставила Хару выполнить нехитрое дыхательное упражнение, не переставая поглаживать лоб девушки. — Ну, теперь получше?
Хара кивнула.
— Благодарю вас, госпожа. Боги разгневались на меня. Не знаю, что мне и делать.
— Богов можно ублаготворить. Есть много способов, Хара. — Княжна на секунду задумалась. — Вот что: ты должна воскурить благовония у Семи Алтарей и дать обет молчания на целый год. Ты получишь прощение, только надо строго соблюдать клятву.
— Благодарю вас, моя госпожа, — поклонилась Хара. — Я не заслуживаю вашей заботы.
— Тс-с. С завтрашнего дня начнется твой обет молчания. Боги простят тебя, Хара.
— Враги князя Сёнто достойны жалости, госпожа Нисима.
Княжна кивнула.
— Да, — шепнула она. — Да.
Вскоре служанка уже смогла подняться без посторонней помощи; Нисима убедилась, что с девушкой все в порядке.
— Никому ни слова о том, что произошло, — приказала княжна, прежде чем Хара покинула ее покои. Ответом Нисиме стал молчаливый кивок.
Снова оставшись в одиночестве, княжна закрыла глаза руками. «Я ее ударила! Я ударила ее в гневе». Нисима покачала головой, словно не веря самой себе. Ужасно, просто ужасно. Должно быть, это все из-за положения, в котором она находится. Она заперта в городских стенах, тогда как дядя отправился на север, не подозревая о нависшей над ним опасности. Да еще безумное влечение к какому-то императорскому стражнику!.. Она зарылась лицом в ладони. Нет, все это выше ее сил.
С закрытыми глазами Нисима начала читать длинную молитву о прощении. Ей стало немного легче. «Я — Сёнто, — сказала она себе и постаралась подавить свои страхи и сомнения. — Жизнь князя Сёнто может зависеть от моей способности принимать трезвые решения». Спокойствие воли, так говорил брат Сатакэ. Спокойствие воли.
Через створки ширмы в комнату пробивался дневной свет. Нисиму это обрадовало. Она нагнулась и задула светильник. Только теперь она вспомнила о письме. Княжна взяла его в руки — к посланию на темно-лиловой шелковой бумаге была приложена крохотная веточка остролистного клена.
Письмо было сложено, как обычно, и даже не очень аккуратно. Значит, оно не от госпожи Окары, она никогда не допустила бы подобной небрежности. Княжна развернула листок бумаги; ей понадобилось лишь мгновение, чтобы узнать почерк. Катта-сум! Не слишком-то он торопился, подумала Нисима, но, памятуя о его литературных талантах, не удивилась.
Молодая женщина подошла к внешней ширме и чуть-чуть приоткрыла ее. Прохладный утренний воздух хлынул в щель, будто вода в открытый шлюз.
Шепот во тьме.
Ветер тихо поет
Голосом поэтессы.
Не ветер ли это
С берегов Чу-Сан?
О многом нужно поговорить, моя госпожа.
Нисима перечитала строчки еще раз и сочла, что стихотворение гораздо лучше, чем она ожидала. Возможно ли, что Яку не старался вложить двойного смысла в последнюю фразу? Нет, строчка слишком явно бросается в глаза. Он сделал это нарочно.
Упоминание Сэй встревожило княжну. «Ах, дядя, — подумала она, — поразят ли боги ваших врагов так же, как, по мнению Хары, поразили они сегодня ее?»
Она разгладила письмо на столике, вспоминая поцелуй, который она позволила Яку. Воспоминание волновало ее не меньше, чем сам поцелуй. Нисима задвинула ширму. «Что за глупость, — укорила она себя. — У меня впереди столько дел, столько важных решений! Когда же придет письмо от госпожи Окары? Еще только рассвет, я чересчур нетерпелива». Нисима взяла смоляную палочку и принялась ритмично натирать чернильный камень. «Надо написать ответ Катте-сум, это поможет провести время. Только нельзя отвечать поспешно. Нельзя вселять в него излишнюю самоуверенность».
Из конверта она достала лист бледно-зеленой бумаги — этот цвет напоминал о спелых злаках и одновременно о возрождении жизни с приходом весны.
Княжна обмакнула кисть в тушь и начала:
Ветер шепчет свои секреты
Всем без разбору.
Сразу не скажешь,
Откуда он дует.
Полагаю, нам стоит поговорить о верности.
Вот так, подумала княжна и легонько подула на непросохшую тушь. Она поднесла листок бумаги к свету и придирчиво изучила написанное. Конечно, до мастерства брата Сатакэ каллиграфия не дотягивала, но работу он бы одобрил. Вне всякого сомнения, послание произведет на порывистого Катту нужный эффект. «Я из другой жизни, мой прекрасный генерал, запомни это».
Она положила письмо на стол и принялась аккуратно его сворачивать. Узкие пальцы Нисимы двигались словно сами по себе. Не прошло и секунды, как письмо было свернуто; Яку Катта потратит несколько минут, прежде чем догадается, как его развернуть. Нисима отложила послание в сторону — надо подумать, что же приложить к нему. Может быть, лист смеющегося тополя?.. Она решит чуть позже.
Княжна ударила в маленький гонг, стоявший на ее письменном столике, и у дверей бесшумно выросла служанка.
— Я желаю видеть госпожу Кенто и позавтракать.
Кенто, старшая фрейлина Нисимы, появилась почти тотчас. Термин «старшая» в данном случае имел относительное значение, так как Кенто была лишь тремя годами старше своей молодой хозяйки. Княжна питала явную привязанность к госпоже Кенто, что вызывало определенную долю ревности среди остальных фрейлин, но тут уж ничего нельзя было поделать: Кенто отличалась от них более жизнерадостным характером и живым умом. Правда, другие фрейлины во многом ее превосходили: госпожа Юсса превосходно играла на яре, юная госпожа Сишика как никто знала все тонкости этикета и церемоний, однако они не были по-настоящему близки с княжной; между ними не существовало того, что называется родством душ.
Миниатюрная госпожа Кенто встала на колени и поклонилась, ее очаровательное круглое личико сияло, несмотря на самую серьезную мину.
— Выпьешь со мной чаю, Кенто-сум?
— Почту за честь, — отвечала фрейлина, будто ни разу не принимала участия в традиционном утреннем ритуале.
— Кенто-сум, прежде чем мы перейдем к другим темам, я должна тебе кое-что рассказать. Мне стало известно, что Хара сплетничает. Ничего серьезного, но все равно это недопустимо.
— Я немедленно отругаю ее, моя госпожа.
— В этом нет необходимости. Я уже поговорила с ней, но ее надо отправить в деревню. Можно поручить ей какую-нибудь простую работу, не связанную с секретами. Я, конечно, не думаю, что подобное повторится, однако лучше не рисковать. Хара дала обет молчания на год. Для такой любительницы поболтать, как она, наказание вполне достаточное.
— Я прослежу, чтобы ваше распоряжение было выполнено.
Нисима кивнула. Служанка принесла чай обеим дамам и легкий завтрак для княжны. Нисима сразу же отослала ее — еще до того, как девушка успела опуститься на колени, чтобы прислуживать за столом.
— Кенто-сум, мне нужен твой совет в одном деликатном вопросе.
— Я к вашим услугам, моя госпожа.
— Я должна покинуть столицу, причем очень скоро, возможно, даже завтра. Разумеется, я помню о том, что император оказал мне честь своим патронажем и что мое бегство Сын Неба воспримет не иначе как личное оскорбление. Тем не менее я должна уехать. Тебе придется делать вид, что я по-прежнему нахожусь в доме. Это будет нелегко, и, конечно же, обман довольно быстро раскроется, но мне нужно пять дней. Десять, если Ботахара смилостивится надо мной. Ты поняла?