— Никто не узнает про то, что голова фальшивая, — воскликнула Дженна, — никто! Просто не говори им!

— Ради Вила я мог бы соврать, да, — тяжело сказал рыцарь. — Но для проверки моего так называемого подвига приедут из столицы королевские паладины. Они твою магию за версту учуют!

Дженна охнула и затеребила передник платья. Об этом она точно не подумала.

— Но ты не можешь вот так просто взять и рассказать им, правда? Может, все еще обойдется?

Губы Экроланда сжались в тонкую полоску. Он надолго замолчал. Аткас поглубже вжался в табуретку, стоявшую в тени у камина. Он мечтал оказаться где угодно, лишь бы подальше от рыцаря. Совесть тяжелым комком ворочалась внутри и упрекала, что он поддался на уговоры Дженны и провернул эту дурацкую авантюру. «Нет, чуяло мое сердце беду! — мрачно подумал он. — А своему сердцу не доверять нельзя. Теперь, наверное, для Эри придумают какое-нибудь ужасное наказание. Может, даже повесят. Какой же я был дурак! И Дженна — дура».

— Самое плохое во всем этом то, — наконец, молвил рыцарь, — что мое слово отныне ничего не будет значить. И мне не поверят, когда я открою правду, — он невольно покосился на плечо, где дремал спутник Тер, — а, значит, все напрасно. Других рыцарей отправят убить дракона. Все, все напрасно!

Дженна робко посмотрела на Аткаса, ища у него защиты, но получила в ответ такой злой взгляд, что опрометью выбежала из комнаты.

— Сэр Эри, что же теперь делать? — спросил Аткас, смутно надеясь, что хозяин и сейчас сможет все уладить, как не раз улаживал прежде.

— Ничего, мой друг. Нам остается только ждать, — печально ответил Экроланд, вставая. — Пожалуй, пора спать. Завтра я попробую съездить в Вусэнт, посмотрим, смогу ли добиться свидания с Вилом.

Аткас тоже поднялся и, когда остался в комнате один, подошел к камину и пошевелил угли кочергой. На него хлынула волна теплого воздуха, но в холод в глубине души растопить не смогла.

«Вот так невезение. А ведь все казалось таким ясным! Надеюсь, Дженна сейчас больше всех мучается. А эта задавака, Кармина, еще ни о чем не знает! Хотя, учитывая, что ее отец — магистр... И что мне теперь делать? Если голову признают фальшивой, не видать Эри паладинства, как своих ушей. А я не стану рыцарем. Не то чтобы мне сильно хотелось подобной чести, но Цила охнула бы от восторга, увидав на мне рыцарские латы»…

Огромное ложе было таким же, как всегда: мягким и уютным. От постельного белья доносился слабый запах лавандового мыла. За окном порывы ветра качали безлистные черные ветви садовых деревьев, однако сквозь стекло не доносилось ни звука благодаря искусно подогнанной раме. В спальне ничто не изменилось, однако Экроланд ворочался без сна. От мыслей о том, что посмели совершить девчонки и его собственный оруженосец, хотелось изо всех сил стукнуть кулаком об стену, чтобы поранить костяшки до крови и заглушить тревожные мысли болью.

Невероятно! За какой-нибудь месяц заботливо хранимый мирок начал распадаться на части. Рыцарь словно воочию видел, как контроль над событиями ускользает от него, словно песок сквозь пальцы. Теперь он не мог с уверенностью сказать, что будет завтра. Слишком много забот и волнений вошло в жизнь за последние дни. Он мечтал, что произойдет чудо и все вернется на круги своя, но, даже вознося вечернюю молитву Талусу, он не слишком верил, что его мольбы будут услышаны.

Самым страшным, самым большим ударом для него оказалось предательство Сегрика Теллера. Он и думать не мог, что грех запустил в него не только пальцы, но и руки по локоть. «Несчастный! — восклицал про себя Экроланд. — А я-то полагал, что мы соперничаем честно, меряемся не хитростью и способностями к интригам, но только силой, ловкостью и удалью в бою… Как вернуть его на праведный путь? И возможно ли это сейчас, ведь душа его закостенела и напоминает, должно быть, склеп с тучами летучих мышей — греховных мыслей»…

Тер, спутник Тенефора, давно спал, свернувшись клубочком на спинке кровати. Однако веки у него подрагивали, готовые в любой момент распахнуться. «Отныне, боюсь, мне тоже придется спать вот так, настороже», — горько подумал Экроланд, смежая веки.

Только после полуночи пришел долгожданный сон, но не принес успокоения. Тысячи безликих, облаченных в черное мечников нападали на Экроланда со всех сторон, а он с ужасом глядел на себя словно со стороны и видел, что перед лицом смертельной опасности не только безоружен, но и вовсе гол. Одной рукой прикрыв глаза, другой — заслонив срамное место, он напрягся в ожидании ударов и… проснулся от стука. Престон с волнением в голосе доложил, что прибыл гонец от самого Наместника.

На дворе стоял хмурый ночной час, когда темное небо лишь слегка окрасилось на востоке бледной зарей. Поеживаясь от холода, рыцарь торопливо натянул штаны и рубашку, зашнуровал сапоги и набросил на плечи плащ, подбитый мехом. Наскоро ополоснув лицо ледяной водой из ведерка, стоявшего в углу спальни, Экроланд поторопился в гостиную, куда Престон отвел гонца.

Он почти не сомневался, что гонец доставил известия о казни Вила. У рыцаря невольно сжались кулаки. Что, если он действительно мертв? Сегрик дорого заплатит за эту смерть… Экроланд вспомнил статную, величавую жену Вила и высоченных дочерей, получивших в наследство от родителей не только рост и золотые волосы, но и ясный, пытливый ум. Нет, он не найдет в себе сил сказать им о смерти их любимого отца и мужа!

Гонец даже не присел. Казалось, Престон внес его в гостиную, прислонил к стене, да так и оставил. Человек Наместника не заинтересовался ни безделушками, стоящими на полках, ни книгами в шкафах. Он стоял, привалившись к косяку двери, и равнодушно смотрел рыбьими глазами на вошедшего рыцаря.

Отлепившись от косяка, он подал Экроланду запечатанное письмо, прошелестел слова прощания и поспешил откланяться.

С легким хрустом треснула восковая печать с изображением кошки — давнего символа Вусэнта. Развернув бумагу, Экроланд просмотрел письмо. Про Вила Наместник ни слова не написал. У рыцаря отлегло от сердца, и он более внимательно прочитал послание.

Тон письма оказался любезным и даже в некоторой степени теплым, словно Наместник адресовал его любимому племяннику. В изысканных выражениях он просил Экроланда прибыть к нему на аудиенцию.

Рыцарь запустил пальцы в волосы и призадумался. Зачем правитель вызывает его к себе? По некоторым признакам он понял, — дело отнюдь не в варваре. Вероятно, речь идет о каком-нибудь поручении. Разумеется, оставлять без внимания подобную просьбу-приказ невозможно.

Утро только начиналось, а в Медовых Лужайках уже бурлила жизнь. Тим спешно стряпал завтрак, Аткас готовил к дороге Стролла и Солемну, а Престон начищал парадные доспехи рыцаря. Эста, поднявшаяся с первыми лучами солнца, подумала, что неспроста в доме царит подобная суета, и решила разбудить свою хозяйку.

Дженна с трудом разлепила глаза. Ей тоже спалось так себе, но заснуть она сумела куда как быстрее рыцаря. После сбивчивого рассказа Эсты о таинственном гонце и приготовлениях рыцаря к отъезду, с нее сон как рукой сняло.

Вбежав в столовую, она увидела, как Экроланд спокойно завтракает.

— Сэр Эри, что случилось? — тревожным тоном обратилась она к нему.

Рыцарь провел по губам салфеткой и поднялся, отодвигая стул:

— Ничего страшного. Зря ты поднялась ни свет ни заря. Меня желает видеть Наместник. Пока сложно сказать зачем, но уж точно не в связи с драконами.

При этих словах на его губах появилась легкая улыбка, а во взгляде, брошенном на ведьму, читалась насмешка и снисходительность. Дженна надулась и присела на краешек стула. Видно, рыцарь теперь будет припоминать ей этот случай до конца дней! С растерянностью она следила, как Экроланд набрасывает на плечи плащ, поправляет стальную брошь у горла. Только слегка дрожащие руки выдавали его волнение.

Девушка хотела еще что-то сказать, но вместо слов из ее рта вырвался сладкий зевок. Рыцарь еще раз улыбнулся и, подойдя вплотную, положил руки ей на плечи. Молвил: