Вскоре раздался голос муэдзина, призывавшего правоверных к утреннему намазу. Назан спрятала футляр под миндер[10] и вышла в переднюю. Окно свекрови, плотно задёрнутое занавеской, слабо светилось. «Значит, она уже проснулась, — подумала Назан. — Пойду приготовлю ей воду для омовения».
Наполнив водой медный кувшин и поставив на пол таз, она прислушалась. Свекровь вышла из комнаты, твердя слова молитвы.
— Чего это тебя в такую рань подняло? — удивилась Хаджер-ханым, глядя на лицо невестки, всё в ссадинах и кровоподтёках.
Назан робко улыбнулась и подняла глаза на свекровь:
— Я приготовила вам воду для омовения…
«Я постараюсь любить вас, как родную мать, — говорил её взгляд, — даже больше. Только вы полюбите меня, хоть немного. Не браните на каждом шагу, обращайтесь со мной хорошо, и я буду вашей верной рабой. Ведь, кроме вас, у меня никого нет!»
Хаджер-ханым подозрительно покосилась на Назан. «Уж не затевает ли она какую-нибудь колдовскую штучку?»
— Дура! Может, ты решила своим птичьим умом, что сумеешь провести меня? Не так уж я глупа, как ты думаешь. Нашкодила, а теперь хочешь загладить свою вину? Нет, нет! Проваливай! Обойдусь без тебя.
Хаджер-ханым выхватила у неё кувшин. Назан так и приросла к месту. И чего ей опять взбрело в голову услужить свекрови? Ведь хорошо знала, чем это кончится.
Хаджер-ханым уселась на маленькую скамеечку и приступила к омовению. Бормоча про себя слова молитвы, она думала о сыне: «Где же Мазхар провёл эту ночь? Вряд ли он занимался делами, скорее всего, развлекался с девицей из бара. И молодец! А эта Жале вовсе и не похожа на шлюху — госпожа, да и только! Может, он по уши влюбился в неё и выгонит из дому Назан? Что ж, это было бы неплохо. В самом деле, он совсем охладел к жене. Избил её до потери сознания, не ночует дома, выставляет напоказ свою связь с девицей из бара! Нет, он и впрямь может прогнать Назан».
Но тут же Хаджер-ханым со страхом подумала: «А если, упаси аллах, сын приведёт Жале в дом?.. Может, пожалуй, и привести… Нет-нет! Развлекаться можно с кем угодно, но приводить таких женщин в дом!..»
Хаджер-ханым взяла из рук Назан полотенце, вытерла ноги и как бы невзначай сказала:
— Твоя холодность просто отталкивает мужа!
Не прибавив более ни слова, она удалилась в свою комнату, расстелила коврик и приготовилась к намазу. Но прежде чем склониться в поклоне, Хаджер-ханым решила каким-нибудь образом намекнуть невестке, что Мазхар спутался с девицей из бара. Она наведёт это жалкое создание на мысль, что больше нельзя выносить такую жизнь, надо сказать мужу, что она хочет уйти от него. Мазхар, конечно, согласится. «Ну и пусть проваливает! Она нам не ко двору».
Хаджер-ханым склонилась в низком поклоне: «А вдруг она захочет взять с собой Халдуна? Нет! Это невозможно». Она выпрямилась. «Нельзя допустить, чтобы внука воспитала эта простолюдинка! Да и Мазхар не захочет».
Она снова отвесила низкий поклон: «Сын такого известного адвоката в семье простых людей!» И снова выпрямилась: «Нет, Мазхар этого не допустит! Он так хорошо умеет устраивать чужие дела, так неужели его надо учить, как устроить свои?»
Хаджер-ханым прилежно отвешивала поклон за поклоном, но была очень далека от молитвы.
Наконец она простерла руки к потолку и произнесла: «О всевышний! Я взываю к твоей милости! Сделай так, чтобы в сердце сына осталось местечко и для меня! Убереги его от дурных чар! Отправь невестку, рождённую быть служанкой, в адово пекло! Но не допусти, чтобы сын привёл на её место девицу из бара!»
Молитву прервал крик Халдуна:
— Не бей, не бей мою мамочку!
Взмахнув воздетыми кверху руками, Хаджер-ханым кинулась к внуку.
— Что случилось, дитятко моё? Плохой сон приснился?
Халдун всё ещё не мог прийти в себя.
— Да, — прошептал он едва слышно.
— Что ж ты видел во сне?
— Папа бил мою маму.
Мальчик спрыгнул с кровати и, путаясь в длинной ночной рубашке, побежал к двери.
— Куда ты в такую рань?
— А где мама?
Хаджер-ханым нахмурилась:
— Пусть лучше глаза мои повылазят, чем смотреть за твоей матерью!
Халдун стремглав бросился из комнаты. Хаджер-ханым крикнула ему вдогонку:
— Погоди! Вот прогонит её отец, тогда я тебе покажу! — и с шумом захлопнула дверь. Видит аллах, ей помешали завершить намаз. Свёртывая молитвенный коврик, она бормотала: «Не успеет глаза продрать, сразу бежит к матери. Змеёныш, чего и ждать от такого?»
После завтрака Хаджер-ханым, основательно накрасив и напудрив своё лицо, отправилась к Наджие. Рыза пришёл из бара очень поздно и ещё спал. Завидя направлявшуюся к ним мать адвоката, Наджие принялась будить мужа. Рыза вскочил как ошпаренный, ошалело озираясь по сторонам.
— А? Что?!
— Вставай, старуха идёт!
— Какая ещё старуха в такую рань? Спать хочу! Отвяжись!
— Вставай, дорогой, потом поспишь. К нам идёт мать Мазхар-бея!
— Вот мерзкая баба! Начнёт сейчас языком чесать, только держись!
Встав с тахты, он в одних кальсонах бросился в кухню. Наджие пошла открывать дверь.
Увидев неприбранную постель, Хаджер-ханым сказала:
— Кажется, Рыза-эфенди ещё спал?
— Нет, дорогая, он уже поднялся. Входите, пожалуйста!
Гостья прошла на почётное место, приговаривая:
— Если спал, так и спал бы себе. Ведь я не чужая. Грустно мне стало, вот я и решила заглянуть к вам… Рыза-эфенди, — крикнула она, усаживаясь, — иди сюда, сынок! Иди, не стесняйся. Наверно, лёг поздно?
Натянув брюки и наспех умывшись, Рыза вошёл в комнату. Лицо у него было заспанное.
— Рад приветствовать вас, ханым-эфенди!
— Рада видеть тебя, сын мой! Только зачем было вставать? Лежал бы себе в постели. Разве я чужая?
— Так я уже всё равно проснулся. Очень хорошо, что вы зашли. Выпьем кофейку. Наджие, свари-ка кофе!
— Хорошо, что сказал, сама-то я не догадалась бы, — съязвила Наджие, у которой кошки заскребли на сердце при мысли, что она оставит эту молодящуюся старуху наедине с мужем.
— Ха-ха-ха, — засмеялась Хаджер-ханым. — О дети мои! Вы напомнили мне молодость. Мы с мужем тоже любили иной раз позабавиться допоздна. Ах, где они, былые денёчки? Да, в те времена были женщины так женщины. Какой мужчина не заглядится на такую?.. Умели мы со вкусом одеться, поболтать… Женщина, словно корона, украшала мужчину… А нынешние? Нет, не то! Совсем не то!
Наджие, свёртывая одеяло, сказала с нервным смешком:
— Вот слушай и наматывай на ус!
— Так это ж раньше было, жёнушка, — попытался отшутиться Рыза. — Были стаканы да стекляшками стали. Из них люди воду пить перестали. Оставим прошлое, будем жить сегодня. Не так ли, ханым-эфенди?
Хаджер-ханым вздохнула:
— Какая там жизнь! Сдаётся мне, конец света приходит! Пооткрывали разные бары, мужчины развратничают, всякий стыд потеряли…
«Так вот куда ты, голубушка, клонишь! — подумал Рыза. — Всё ясно: пришла пронюхать что-нибудь о сыне. Ну да с чем пришла, с тем и уйдёшь. Мазхар-бей строго-настрого приказал: никому ни слова. Как же, скажу я тебе, жди!»
— Мазхар-то мой в эту ночь домой не приходил, — как бы невзначай бросила Хаджер-ханым.
— Может, он на следствие выезжал? — словно ни чего не зная, проговорил Рыза.
— Какое там следствие ночью?
— Так он мог выехать днём, а ночью не на чем было возвращаться.
Хаджер-ханым захихикала:
— Ну и Рыза! Скажи, ради аллаха, за кого же ты меня принимаешь? Ты свои байки невестке моей рассказывай. А меня не проведёшь! Я всё читаю как по раскрытой книге… Скажи-ка лучше: был он в баре?
Рыза вопросительно взглянул на жену: не проболталась ли?
— Я про это узнала совсем не от неё, — кивнула Хаджер-ханым в сторону Наджие.
— От кого же?
— О-о-о! Об этом прослышал даже глухой султан! Знаю, с кем он там время проводит! Жале, или Нериман? Так, что ли?
Рыза потупился.
— Но я его не осуждаю, — продолжала Хаджер-ханым. — Если мужчина не находит в жене того, что ему нужно, он ищет это у других. Женщина должна уметь держать мужчину в руках. Не умеет, пусть пеняет на себя. Так уж аллах создал мир… Будь у меня такая жена, как Назан, и дня её не терпела бы в доме. Не подумайте, что я говорю как свекровь. Но до чего она глупа, неряшлива, неповоротлива… Видишь, муж идёт, бросай все дела и беги к дверям, встречай! А там приласкайся, расспроси о том о сём. Так нет же! Муж в дом, а она по углам прячется. Мне приходится самой его встречать, спрашивать, как он себя чувствует, какое настроение? Словно не она, а я его жена.
10
Миндер — коврик для сидения на полу.