— Пустите, пустите меня!

Но ей тут же зажали рот ладонью.

— Другим можно, а нам кукиш! Или мы не люди? Э нет! И нас сотворил аллах!

Короткий крик, затерявшийся в ночи, услышал ночной сторож, который дремал за стеной мечети, укутавшись в старый кожух. Старик встрепенулся. Вроде кого-то поволокли к заброшенной конюшне?..

А Назан, словно вытащенная из воды рыба, уже билась на куче навоза. Она пыталась молить о пощаде, сказать, что была вовсе не в доме свиданий, что скоро уедет к мужу. Но чьи-то наглые грубые руки крепко зажимали ей рот, срывали одежду…

Вдруг она ощутила страшную тяжесть, и всё её тело пронзила острая боль. Назан перестала биться. Теперь всё пропало! Она стремительно понеслась в бездну…

Более она уже ничего не сознавала. Вот насильник передал её бесчувственное тело другому, но в этот момент луч фонаря забегал по стенам конюшни, скользнул по куче навоза и выхватил из темноты распростёртую обнажённую женщину.

Ихсан и Джеляль тотчас бросились к пролому в стене. Но сторож и не подумал гнаться за ними. Это были мужчины, какой с них спрос? Виноватой могла быть только она, эта женщина, лежавшая в таком непотребном виде! А раз виновница налицо, куда ему было бежать?..

Старик подошёл к рыдавшей Назан и пнул её ногой в бок. Он ненавидел женщин, сбившихся с пути, особенно если они были молоды и красивы.

— Вставай, шлюха, поднимайся. Да ты ещё плачешь? Нечего прикидываться, пошли в участок!

Назан поднялась и, подгоняемая сторожем, поплелась по улице. Теперь ей было всё равно — она могла идти куда угодно. Отныне ею могут распоряжаться все, кому угодно. Даже этот сторож. Если бы он вздумал шарить по её телу, как те убежавшие парни, она не посмела бы звать на помощь. После того, что случилось, второе, пятое или сотое насилие уже не могло бы увеличить её отчаяния…

Назан, не отдавая себе отчёта, вошла в полицейский участок. Ей всё ещё казалось, что она видит дурной сон.

Полицейский комиссар подозрительно посмотрел на неё и велел «дыхнуть».

— Пьяная! В стельку! — заключил он. — Ты кто такая? Откуда?

— Она живёт у матушки Алие, — ответил за неё сторож. — Ну знаете, старушка, работница с чулочной фабрики.

Комиссар догадался, о ком идёт речь. Он уже слышал о Назан и только ждал случая, чтобы заняться этой особой.

— Понял, понял! Дай-ка ей скамейку, пусть сядет.

Назан рухнула на скамью, голова её склонилась на грудь, глаза закрылись сами собой. Она была не в состоянии что-нибудь сказать. Тяжесть, которая свалилась там, в конюшне, на её тело, казалось, навсегда раздавила ей душу. Теперь больше у неё не было ни тётки, ни мужа, ни свекрови, ни сына… Она ясно увидела его круглую светловолосую головку и громко вскрикнула.

— Это ещё что такое? — строго спросил сидевший за столом комиссар. — Как попадаете в полицейский участок, так и за ум хватаетесь! А жили бы себе тихо, смирно, как людям положено, и не было бы никаких неприятностей.

Но Назан ничего не слышала.

Сами посмотрел на ручные часы. Было около двенадцати. Он уже совсем замёрз, его била мелкая дрожь. Очевидно, дальше ждать было бесполезно. «А не сходить ли туда? — подумал он. — Быть может, с ней что-нибудь стряслось? Не уснула ли она где-нибудь спьяну?»

Сами пересёк безлюдную площадь, прошёл вдоль ограды университета и после некоторого колебания нырнул в тёмный переулок. Добравшись до дома Назан, он остановился. Откуда-то слышалось мерное жужжание работавшего станка. Кто мог там работать? Ах, не всё ли равно! Обидно, что он упустил подвернувшийся случай. И так глупо! Сейчас лучше всего было возвратиться в Тарлабаши. Не хватало ещё, чтоб Несрин закатила ему сцену ревности. Было бы за что. Но так, без всякой причины, ну нет!

К тому же Несрин была ему просто необходима. Если они окончательно рассорятся, то будет очень трудно, а быть может, и невозможно вновь встретиться с Назан. Сегодня он упустил благоприятный случай, но ведь когда-нибудь ему повезёт…

Добравшись наконец до остановки на площади Бейязит, Сами увидел у обочины тротуара неуклюжий автомобиль с тускло горевшими фарами. Открыв дверцу, он плюхнулся на сиденье:

— В Тарлабаши!

Когда Сами вошёл в комнату, Несрин лежала распростёртой на кровати. Он потряс её за плечи. Несрин вскочила, повела вокруг пьяными глазами и бросилась ему на шею.

— Где ты пропадал?

Сами даже растерялся.

— Так ведь я… провожал Назан.

— А где Назан?

— Понятия не имею!

— Как это «понятия не имею?»

— Назан просила подождать её на площади Бейязит и должна была скоро возвратиться. Но так и не пришла. А я…

— Врёшь! — закричала Несрин. — Ты был с Назан! Ты затащил её к себе. Признавайся, затащил?

— Не болтай глупости! — он начинал выходить из себя.

— Я тебя хорошо знаю! Ты затащил Назан к себе. Теперь ты будешь с ней, а я… Ты больше не любишь меня! Она моложе, красивее… Наберись смелости, скажи правду, ради аллаха… — умоляла Несрин.

Сами понимал, что ничего иного нельзя было ждать от ревнивой, да к тому же пьяной женщины. Впрочем, она не так уж неправа… И хотя у него с Назан ещё ничего не было, но ведь когда-нибудь она перестанет ломаться…

Между тем Несрин расходилась, словно море в непогоду. Она то бранилась, то умоляла не покидать её, то грозила, что наложит на себя руки. В конце концов она припала к ногам Сами, прижалась лицом к его башмакам и покрыла их страстными поцелуями.

Сами было совсем не жаль этой женщины, которая дошла до крайней степени унижения. Он смотрел на Несрин безразличным, ничего не выражавшим взглядом. Потом, словно выполняя повинность, нехотя наклонился, взял её за руку, поднял с пола и обнял. Несрин была счастлива!.. Но ревность не давала ей покоя.

— Почему ты скрываешь, что был с Назан?

— Клянусь аллахом, не был! Я ждал её на остановке Бейязит, но она не пришла.

— Небось, до сих пор сидит у тебя на квартире.

— Ты ошибаешься!

— Хорошо. Идём к тебе. Согласен?

— Идём! — решительно сказал Сами.

Они отправились в Бейоглу, где жил Сами. Осмотрев квартиру и никого не найдя, Несрин уже раскаивалась, что наговорила столько обидных слов.

— Прости меня, Сами, прости, дорогой! — бросившись ему на шею, умоляла она. — Что поделаешь, я люблю тебя, очень люблю!.. Хочешь, пойдём в наш бар и немного развлечёмся?

Он был готов пойти куда угодно, лишь бы не оставаться с ней наедине.

На следующий день Сами узнал о случившемся. Матушка Алие заливалась слезами. Она кляла Назан на чём свет стоит. «Ноги её больше не будет на моём пороге!..»

В полицейском участке Сами сообщили подробности.

Несмотря на то, что Назан всё отрицала, она была уличена в тайной проституции — ведь её застали на месте преступления! Как и положено в таких случаях, её отправили на медицинское освидетельствование в больницу.

Не зная, что и думать, Сами побежал в больницу. Регистратор объяснил ему, что, поскольку у этой арестованной обнаружено венерическое заболевание, она оставлена для прохождения курса лечения. Доктор считает, добавил регистратор, что заболевание совсем свежее.

Сами вернулся на Тарлабаши сильно раздосадованный. Несрин лежала в постели совсем ослабевшая, беспомощная. Когда он рассказал ей о злоключениях Назан, она пришла в ужас.

— Как это могло случиться? Ведь Назан не знала ни одного мужчины, кроме мужа… и вдруг.

— Какая же ты всё-таки бестолковая, — возмутился Сами, — в чём же она виновата? Пока я ждал Назан на остановке, на неё напали. Её взяли силой, а ты болтаешь чёрт знает что!

— Надо будет непременно навестить бедняжку…

Но Несрин не смогла пойти в больницу. Обострившаяся болезнь приковала её к постели. Она лежала в жару и бредила.

Купив фруктов, Сами отправился в больницу один.

Назан трудно было узнать. Она сильно осунулась. Лицо стало бледным, а под глазами, распухшими от слёз, легли глубокие тени.