Назан ничего более не видела и не слышала. Перестав плакать, она прикрыла лицо руками, словно отказываясь глядеть на белый свет.

Её привёл в себя резкий окрик начальника тюрьмы. Чего же она медлит? Время свидания, которое он разрешил исключительно из уважения к Мазхар-бею, истекает…

Мазхар пододвинул ей скамью, и Назан машинально присела на самый край. Медленно подняв глаза, она спросила:

— А как мой Халдун?

Мазхар отвернулся, чтобы скрыть набежавшие слёзы.

— Не беспокойся! Мальчик чувствует себя очень хорошо!

— Вспоминает обо мне?

Ком подкатил к горлу Мазхара. «Что ей ответить? Как лучше сказать, скучает или не скучает?»

— Разве он может не вспоминать о матери?

— Прошу вас, никогда не говорите ему… Я хочу, чтобы он никогда не узнал… что стала скверной женщиной.

Мазхар более не мог терпеть этой пытки. С трудом сдерживая себя, он отошёл к окну. «О аллах! Какое страшное превращение!»

Понимая, что надо взять себя в руки, он сказал, стараясь казаться спокойным:

— Один из моих друзей скоро придёт в тюрьму. Ты дашь ему полномочия вести своё дело. У начальника тюрьмы я оставлю для тебя деньги, будешь брать, когда понадобятся… О Халдуне не беспокойся, ему будет хорошо. А когда, даст аллах, ты выйдешь отсюда, то сможешь приехать и повидаться с ним. И ещё запомни, ты вовсе не скверная, падшая женщина. Всё произошло не по твоей вине, а в силу стечения многих обстоятельств…

У Назан гудело в ушах. Она ничего не понимала, кроме того, что сын, который был для неё всем на свете, снова стал как-то ближе к ней. Она словно видела сейчас его светлую кудрявую головку. Вот он манит её ручонкой, зовёт: «Мама, иди же ко мне!»

— Пусть бабушка не заставляет плакать моего сына. Не позволяйте обижать его! — вырвалось у Назан.

Мазхар покачнулся, как от удара. Только сейчас он вспомнил, что Назан ничего не знает о тех переменах, которые произошли в их доме. Но как можно было ей об этом сказать?

— Не беспокойся, всё будет хорошо…

— Поцелуйте за меня руки мамы Хаджер-ханым, пусть она помолится за мою душу.

Начальник тюрьмы стал её торопить, но, уже выходя, она вспомнила о перстне.

— А ваш подарок я не продала, — сказала Назан. — Он спрятан в ящике, вот у них.

— Да, — подтвердил начальник тюрьмы. — Мы оставляем ценные вещи на хранение. Таков у нас порядок.

Назан больше не плакала, она шла за надзирательницей с видом человека, утолившего долго мучившую его жажду.

Миновав тёмные коридоры, они вошли в отделение. Назан тотчас окружила толпа женщин.

Со всех сторон посыпались вопросы.

Назан только поворачивала голову то направо, то налево, но не отвечала.

Кривоногая надзирательница, решив удовлетворить любопытство арестанток, рассказала, что происходило в канцелярии. Женщины были поражены. Значит, и в самом деле «новенькая» была женой адвоката? Ещё ни разу с тех пор, как Назан попала в тюрьму, ей не удавалось убедить кого бы то ни было, что это правда. А теперь все увидели, что она не лгала. И каждая клялась, что верила ей с самого начала.

Только Недиме, отойдя в сторонку, молчала, не сводя с Назан мрачного взгляда. «Ишь, как осмелела! — бесновалась она. — Чешет язык с этим бабьём, а меня будто и не замечает! Ну, погоди! Получишь ты у меня! Думаешь, за тебя заступится эта кривоногая каракатица? Так и подъезжает, подлюга, почуяла — бахшишем пахнет! А ты и рот разинула!»

Надзирательница и в самом деле пыталась выказать Назан какое-то подобие дружелюбия. Немного осмелели и арестантки и, как только Недиме ушла в свою камеру, наперебой принялись давать Назан добрые советы.

— Раз твой муж оставил деньги, брось сестрицу Недиме! — понизив голос, говорила одна.

— Хватит быть прислугой! Ведь ты жена знатного адвоката! — вторила другая.

— Перестань унижать себя! — советовала третья.

— Значит, у тебя будет адвокат? — переспрашивали женщины, и все сходились на том, что теперь-то Назан и бояться нечего.

Слушая своих товарок по несчастью, Назан думала про себя, что она не может отказаться от покровительства Недиме. Ведь та столько времени делила с ней хлеб-соль! Было бы просто нечестно отвернуться сейчас от неё.

Назан покинула толпу возбуждённых женщин и поплелась в свою камеру. У неё, как всегда, было виноватое лицо.

— Так вот оно что! — размахивая кулаками, встретила её Недиме. — Кто-то там пришёл, а ты и нос задрала!

Назан растерялась и ещё не успела сообразить, что ответить, как получила оплеуху. Недиме отшвырнула её к стене. Назан повалилась на пол, а Цыганка в исступлении начала топтать её ногами.

— Посмей только рот открыть, придушу, как котёнка, шлюха! — шипела Недиме.

Даже не пытаясь подняться, Назан заслонялась руками от сыпавшихся на неё ударов и плакала.

— Если б ты не была дерьмом, — орала Недиме, — этот рогоносец не прогнал бы тебя! Получила пинок в зад, значит, заслужила. Не сумела жить с мужем, так привыкай теперь к нашим порядкам. Думаешь, муж наймёт адвоката, и всё? Станешь чистенькая? Ха! Расскажи это моим башмакам, и те будут смеяться. Ты понимаешь, потаскуха, что значит печатать фальшивые деньги? Да самое маленькое, что ты огребёшь, — это пятнадцать лет.

— Я ж не говорила, что меня выручат отсюда, — пробормотала Назан.

— Заткнись! Не то все космы повыдеру, узнаешь, как разговаривать! А ну, вставай! Скоро стемнеет, а у тебя ещё вон сколько белья не развешано.

Назан утерла глаза подолом арестантского халата, взяла таз и отправилась на тюремный двор.

Солнце клонилось к горизонту.

«Не высохнет, так пусть хоть немного проветрится», — подумала Назан и стала развешивать рваное тряпьё.

Арестантки наблюдали за ней и по-своему жалели. Одна из них, по имени Фериха, осуждённая за прелюбодеяние и уже два месяца сидевшая в тюрьме, сказала:

— Вот дура! Не может отцепиться от хвоста этой ведьмы!

Тихоня Меляхат рассмеялась:

— Посмотреть бы, как ты отцепишься, если она возьмёт тебя в оборот!

— Не приведи аллах! Мне осталось здесь маяться ровно месяц — день в день. А потом… брошусь в объятия моего Бурхана…

— А мужа куда денешь?

— Какого там ещё мужа! Ему бы самому впору найти себе мужика.

Раздался взрыв смеха.

— Над чем смеётесь, распутницы? — спросила, подходя к ним, Недиме.

— Да вот Фериха сон рассказывает…

Назан развесила бельё и, пройдя мимо примолкших арестанток, возвратилась в камеру. Она уже забыла о побоях и ругани Недиме. Вновь и вновь припоминала она подробности свидания с мужем. Ведь он обещал прислать адвоката! Значит, ей дадут небольшой срок. И Назан уже строила планы, как она, отбыв наказание, поедет повидаться с сыном…

А может, муж примет её обратно? Ведь вот приехал сюда… Нанимает адвоката… Дал для неё деньги начальнику тюрьмы. Эх, надо б ей получше обо всём расспросить его, а она потеряла время на слёзы…

— Ну-ка, пошевеливайся, свари мне кофе! Да хорошенько воду вскипяти!

Окрик Недиме вернул её к действительности. Назан бросилась к мангалу и принялась раздувать едва тлевший хлам, заменявший здесь уголь.

Недиме наблюдала за ней, сидя на нарах. Только сейчас она почувствовала, как привязалась к Назан. Эта женщина принадлежала ей и днём и ночью. И вдруг объявился другой повелитель! Сердце Недиме разрывала ревность. Попадись ей в руки этот паршивец, придушила бы его!.. Ишь, что задумал — выгородить свою девку! Ну, нет. Не бывать тому!

«Придумаем что-нибудь, — сказала сама себе Недиме. — Навалим на эту дурёху другие грешки! Что ей лучше подсунуть: гашиш или опиум? Да всё едино, лишь бы его нашли. Уж тогда ей добавят!..»

Взяв из рук Назан чашку кофе, Недиме сказала, стараясь придать голосу заботливый тон:

— Ну-ка, принеси свою посудину!

Назан робко протянула кружку, и Цыганка отлила ей половину кофе.

— Пей! И давай помиримся.

Назан опустила глаза, на которых ещё не просохли слёзы. О, как возбуждал Недиме беспомощный вид этой женщины! Если бы в камере не было арестанток… Она готова была схватить Назан и задушить в своих объятиях.