Нихат с волнением ожидал прихода Назан. Она появилась минут через пятнадцать. О аллах милостивый! Неужели перед ним та самая девушка из Сулеймание — нежная, стройная? Куда девались её золотистые косы?.. Волосы Назан свалялись, в них блестела седина. Глаза ввалились, всё лицо было в морщинах.

— Ты узнаёшь этого господина? — спросил начальник тюрьмы.

Арестантка долго и тупо смотрела на незнакомого человека. Наконец она дважды покачала головой и сказала:

— Нет!

Тогда Нихат подошёл к ней совсем близко и спросил:

— Ты меня не узнаешь, Назан-ханым? В её глазах мелькнул протест.

— Ханым? Да какая я ханым? Давно это было… Я теперь фальшивомонетчица.

— Так я же Нихат, друг Мазхара. Помнишь, мы жили по соседству с тобой, когда учились в университете.

Где-то совсем далеко в сознании Назан возникли какие-то смутные воспоминания. Постепенно они начали приобретать более определённые очертания.

— Так и не вспомнила?

— Вы сказали «Мазхар»?

— Да, это мой друг.

— А разве Мазхар-бей не умер?

— Царство ему небесное!

— А что стало с Халдуном?

— Вот из-за него-то я и пришёл сюда. Халдун живёт с нами. О нём можешь не беспокоиться. Он ходит в школу, а потом будет учиться на доктора. Мы с женой любим его, как собственное дитя. Милая мама сказала, что…

Широко раскрыв глаза, Назан внимательно посмотрела на Нихата:

— Милая мама? Кто это?

Нихат понял, что ей ничего не известно о Нериман.

— Разве Мазхар-бей женился на другой?

Нихат молчал.

— Как же это разрешила Хаджер-ханым? — Назан горько улыбнулась. — А ещё уверяла, что к весне я снова вернусь в их дом…

Она вздохнула и отвернулась.

— Оставь эти разговоры! — оборвал её начальник тюрьмы. Его раздражало, что свидание так затянулось. — Бей-эфенди пришёл по поводу твоего сына. Если дашь согласие, то он возьмёт его к себе и будет воспитывать. Ему дадут образование. Твой сын станет доктором, плохо ли? А ты, когда отбудешь срок наказания, сможешь поехать к нему и спокойно прожить до конца своих дней.

Назан встрепенулась:

— Нет, я не хочу, не хочу к сыну! Я не смогу посмотреть ему в глаза. Пусть лучше Халдун думает, что я умерла. Да я и в самом деле мертва! Поступайте как знаете… Берите его, учите, воспитывайте. Но только никогда не говорите, какая у него мать!.. Я умоляю вас, скажите ему, что я умерла! Умоляю!

Нихату и даже начальнику тюрьмы стало не по себе.

— Вы даёте мне слово? — настаивала Назан.

— Хорошо, хорошо, будет так, как ты желаешь… Успокойся!

Начальник тюрьмы подготовил по всем правилам бумагу и показал Назан, где надо поставить подпись.

Нихат покидал тюрьму совершенно подавленный. Нервы были напряжены до предела. Лучше бы он совсем не приходил и не видел, что стало с милой, робкой, застенчивой девушкой, о которой у него сохранялись самые светлые воспоминания. «Так вот какую шутку может сыграть с человеком жизнь! Но кто же виноват во всём этом? Мазхар? Да нет же! Он расстался с женщиной, в которой жестоко разочаровался. Не мог же он предвидеть, что ей ниспослано свыше».

— Будь проклято всё на свете! — сказал Нихат встретившей его на пороге жене.

— Замолчи! Ты богохульствуешь, словно неверный!

— Низводить людей до такой степени! Нет, это не делает чести всевышнему!

— Покайся, пока не поздно!

— Ну и что тогда? Представь себе, что я уже раскаялся, воздел руки к небу и взываю к всевышнему о прощении. Разве это что-нибудь изменит? На наших глазах погибла целая семья. И ты хочешь меня убедить, что это произошло не по предначертанию свыше? Ну а если завтра с нами произойдёт то же самое? Да можешь ли ты поручиться, что судьба будет к тебе более благосклонна?

— О чём ты говоришь?

— О том, что участь Назан может постигнуть и тебя.

Но Хикмет-ханым была твёрдо уверена, что с ней ни при каких обстоятельствах не могло бы произойти того, что случилось с Назан.

В конце лета Нериман уехала со своим новым мужем Селимом в Измир, а семья Нихата возвратилась домой. Привязанность Халдуна к Нериман сменилась забвением, ведь милая мама покинула его ради того господина… Зато у него сохранились самые приятные воспоминания о большом красивом доме в одном из зелёных уголков Стамбула, о синем-синем небе и фиолетовых водах Босфора. В ушах ещё звенели весёлые голоса друзей.

Когда Халдун пошёл во второй класс, он более не дичился своих сверстников.

Всё было новым в его жизни — одежда, башмаки, ранец, тетради и, конечно, друзья. Обидное прозвище, забытое ещё в том доме, на берегу Босфора, больше не тревожило. Ранним утром Халдун отправлялся в школу и до звонка на урок играл вместе с ребятами на школьном дворе.

Иногда он видел во сне мать. Но утром, среди новых друзей, в шумных играх и весёлых забавах быстро забывал о ночных сновидениях.

Он не знал о том, что в эту зиму его бабка нанялась кухаркой в богатую семью и уехала куда-то далеко-далеко, за Стамбул. Нихат и Хикмет-ханым оградили его и от этого. Ведь он мог принять всё близко к сердцу и вновь пережить горькое чувство унижения…

Но в следующем году, когда у Хикмет-ханым родилась девочка, Халдун почувствовал, что в его жизни многое изменилось. Покой ушёл из дома дяди Нихата. «Откуда, — думал Халдун, — взялась эта мокрая крикунья?»

— Её послал нам аллах, — говорила Хикмет-ханым. — А когда девочка вырастет, она будет стирать и гладить бельё и одежду своего старшего брата Халдуна.

«Аллах? — недоумевал Халдун. — А где он живёт? Какое ему до нас дело? Почему он послал к нам в дом эту замарашку? Кто его просил?»

Пока в доме не было младенца, целый день всё вращалось вокруг Халдуна. Вечером, после ужина, его умывали и на руках уносили в спальню. Дядя и тётя садились около его кроватки, рассказывали сказки и баюкали мальчугана.

Теперь всё изменилось. Никто больше не умывал Халдуна, он должен был делать это сам. Ноги и то приходилось мыть самому. И спать он отправлялся один. Даже дяде Нихату было не до него. В дом стала часто наведываться женщина в белом халате. И все втроём они занимались этой замарашкой. «Что они в ней нашли? — возмущался Халдун. — Вся какая-то синяя, сморщенная…»

Однажды ему приснилось, что тётя сердито сказала: «Я тебя больше не люблю! У меня теперь есть дочка, я её мама. А у тебя нет ни матери, ни отца. Я выброшу тебя на улицу!»

От испуга Халдун проснулся. Неужели его выбросили на улицу?.. Нет, он был в своей спальне. Бледный свет привёрнутой лампы едва освещал стену. Халдун вскочил и выглянул в переднюю. У тёти горел свет. Мальчик приподнял волочившуюся по полу ночную рубашку и на цыпочках пошёл по коридору. Так он добрался до окна и заглянул в комнату. Тётя кормила грудью девочку, а дядя Нихат полулежал на тахте и курил.

— Умный мальчуган! Очень похож на отца, — говорил он. — Но кое-что в нём есть и от матери. Мы должны сделать всё, чтобы он выучился и стал человеком, хорошим врачом, а потом…

— Женился на нашей Нермин? — засмеялась Хикмет-ханым.

— Да. Это было бы хорошо!

Хикмет-ханым вздохнула:

— Судьба! Всё в руках судьбы! Бросишь камень в одну птицу, а попадёшь в другую…

— Верно.

Дядя Нихат погасил сигарету, поднялся и направился к двери.

— Пойду навещу Халдуна, — услыхал мальчуган и пустился наутёк.

Когда Нихат-бей открыл дверь, то заметил маленькую белую фигурку, скользнувшую по тёмному коридору.

— Кажется, здесь был Халдун, — с тревогой в голосе сказал он жене.

— Странно! Неужели подслушивал?

Нихат чуть не бегом бросился в комнату мальчика. Халдун лежал, уткнувшись лицом в подушку. Он не столько испугался, сколько устыдился того, что подслушивал.

Нихат присел на кровать, погладил его по голове и спросил:

— Ты хочешь что-нибудь сказать, дитя моё?

Халдун молчал.

— Мне показалось, что ты подходил к нашей двери. Может, чего-то испугался?