Глаза у Назан закатились.

— Я не позволю тебе надругаться над честью сына! — крикнула она, опуская руку на плечо Наджие.

— Погоди, погоди! Если он даст мне денег, никто не станет его позорить, — попробовала высвободиться перепуганная Наджие.

— Но ты ничего не получишь!

Наджие попятилась, но тут же почувствовала около своего лица зловонное дыханье. Ей стало дурно.

— Садись! — приказала Назан, глядя на неё в упор и нажимая на плечи.

Наджие вновь попыталась вывернуться. Напрасно! Тогда, сделав усилие, она ударила Назан головой в грудь и закричала. Мгновенье — и ладонь зажала ей рот. Она рухнула на пол. Назан подмяла её под себя.

— Пусти!

— Ну, нет! Я не позволю тебе позорить моё дитя!

Наджие извивалась как змея. Ей уже нечем было дышать под тяжестью навалившегося тела. Вдруг она почувствовала, что пальцы Назан сдавливают ей горло. Собрав последние силы, она рванулась. Послышался клекот. Перед глазами обезумевшей Назан замелькал быстро ходивший кадык. Не помня себя, она вцепилась ей в горло…

Наджие билась, кусалась, царапалась… Но вот руки её упали словно плети, она вытянула ноги и затихла.

Только сейчас Назан пришла в себя. Что она сделала? Её схватит полиция! А дальше? Суд? Тюрьма? Сын будет опозорен на весь город!.. Нет, это страшнее смерти!

Нельзя терять ни минуты… И она ринулась в ночную тьму.

Она бежала под свист встречного ветра. Падала. Вставала. И вновь бежала, словно за ней уже гнались по пятам… Внизу под ногами шумело море. Волны с грохотом разбивались о прибрежные скалы, обдавая её брызгами… Вот залаяли собаки. Она продолжала бежать, боясь оглянуться. Но до неё уже долетало свистящее дыхание разъярённых животных. А-а-а! На неё неслась целая стая…

Наконец она достигла обрыва. Ну, нет, здесь её не достанут собаки…

Небо разорвала ослепительная молния, на мгновение озарив бушующее море…

Сильный порыв ветра швырнул в пучину чёрный трепетавший комок. Удар грома поглотил короткий крик…

Шторм свирепствовал почти до утра… постепенно всё улеглось, и рыбаки вышли в открытое море. Но к ночи опять разыгралась буря…

— Позвольте, господин комиссар, снять с неё перстень, — сказал молодой рыбак, склонившийся с фонарем над утопленницей.

— Ни в коем случае! — закричал чиновник. —Отойди от неё!

Буря не унималась. Огромные волны с рёвом обрушивались на берег. Полицейский комиссар спустился к дороге и стал в защищённом от ветра месте. Вскоре он увидел свет фар. Автомобиль, подпрыгивая на камнях, медленно подвигался вперёд. Наконец он подъехал. Комиссар бросился открывать дверцу. Из машины вылезли трое: начальник отдела безопасности, следователь и доктор.

— Что здесь произошло? — спросил следователь.

— Я уже докладывал по телефону. Море выбросило утопленницу. Мы осмотрели её, на пальце у женщины перстень.

— Молодая?

— Не очень старая. Видно, ей крепко досталось — всё лицо исцарапано, а от левого виска до самого подбородка — глубокий шрам.

— Шрам на левой щеке? — спросил Халдун.

— Да, бей-эфенди!

Халдун почему-то сразу подумал о нищенке, которой недавно велел подмести возле своего кабинета.

Первым к берегу стал спускаться врач. Остальные последовали за ним. Едва приблизившись к распростёртому телу, Халдун крикнул:

— Это она!

— Вы её знаете?

— Я видел эту женщину несколько раз… Поднеси-ка фонарь поближе, — бросил Халдун рыбаку и склонился над трупом. — На лице следы свежих царапин…

— Да… Её смерти, несомненно, предшествовала схватка… Я думаю, что здесь скорее убийство, чем самоубийство… Вот, взгляните-ка — и он показал на перстень.

Следователь присел на корточки рядом с ним.

— Вот так-так! Бриллиантовый перстень на руке нищенки!

Он с любопытством посмотрел на лицо утопленницы.

— Снимите перстень! — приказал полицейским начальник отдела безопасности. — Составим протокол и отправим это вещественное доказательство на хранение.

Халдун вдруг быстро поднялся и закурил.

— Что с тобой? — спросил следователь, глядя на его побледневшее лицо.

— Ничего…

— Но, ради аллаха, скажи, что случилось?

— Я же говорил, что видел эту женщину, и мне стало не по себе…

— Понимаю… Трудно оставаться равнодушным, когда видишь знакомое лицо… Даже нам трудно.

Халдун молчал.

Рыбак посветил фонарём полицейским. Один из них поднял руку утопленницы, а другой пытался снять перстень. Но дело не клеилось.

— Может, отрезать палец?

— Нет, нет! — остановил их Халдун. — Вам было приказано только снять перстень!

Он перестал замечать, что творится вокруг. Какое-то непонятное чувство влекло его к утопленнице. Это не было похоже на обычное сострадание… Но что же это? Почему ему стало так больно, когда они хотели отрезать ей палец?..

…Перстень! Где-то в глубине памяти всплывали обрывки воспоминаний. Они то возникали, то исчезали, подобно щепке, брошенной в волны…

…В их доме много говорилось о каком-то перстне. Он был тогда ребёнком… Да, ведь однажды он нашёл под кроватью какой-то футляр, из которого мать вынула перстень… Но она давно умерла…

Наконец полицейские с помощью рыбаков сняли перстень и передали его следователю. Внутри оказалась надпись. Одно слово было почти совсем стёрто, но рядом чётко виднелись ещё два: «Назан» и «Халдун».

Ему стало дурно.

— Что случилось, дорогой?

— Ничего…

— Тебе плохо?

— Пустяки!.. Маленькое недомогание…

— Мы можем идти, — сказал следователь, — а труп надо доставить в морг.

Он кивнул доктору, чтобы тот отправлялся к автомобилю.

Халдун с трудом вскарабкался на скалу. Он был совершенно подавлен. Значит, женщина, выдававшая себя за нищенку, была… Но почему она это скрыла? Может, она покончила с жизнью, чтобы унести в могилу свою тайну? Но нет, это не похоже на самоубийство! Царапины на её лице свидетельствуют о том, что она отчаянно боролась за жизнь.

— Взгляни-ка, — сказал следователь, садясь в машину, — здесь довольно отчётливо видно слово, которое, вероятно, пытались стереть. Вот прочти: тут написано «Мазхар». Не так ли?

— Да, «Мазхар»!

— Но что с тобой? Ты бледен как полотно.

— Не знаю.

— Как не знаешь, братец! Всё было хорошо до того момента, пока ты не увидел утопленницу. А тут сразу начало твориться что-то неладное…

Халдун более не мог сдерживаться. Он закрыл лицо руками и зарыдал. Следователь уже не сомневался — за всем этим кроется какая-то трагедия. Он стал осторожно расспрашивать.

Халдун подумал, что теперь совершенно бессмысленно молчать о своём открытии — всё равно на следствии всё выяснится. Посмотрев на следователя влажными от слёз глазами, он сказал:

— Это моя мать!..

И словно провалился в бездну…

— Остановите машину! Он лишился чувств!

Шофёр затормозил и поспешил на помощь. Они уложили доктора на заднее сиденье.

— Гони в больницу, да поживей! — приказал следователь.

Машина рванула с места и скрылась в темноте.