— Эта боль обычно появляется на следующее утро, мистер Мэтлок, — прогудела сестра, не отрываясь от картонки. — Большие внутривенные дозы успокаивающего, — это, скажу я вам, штука убийственная. Мне-то самой никогда не делали, но я достаточно повидала.

— А Пэт... мисс Бэллентайн здесь?

— Естественно, но не в этой палате! О Боже! Ну и нравы у вас в университете!

— Она здесь?

— Конечно. В соседней палате. Под замком. Да, нравы у вас там на холме!.. Ну вот вам полный отчет. — Сестра выпустила из рук картонку, и та несколько раз ударилась о спинку кровати. — Так. Вам назначен особый режим. Разрешено позавтракать, хотя время завтрака давно прошло. Это, наверно, потому, что хотят предъявить вам счет за целые сутки. Вас могут выписать в любое время после двенадцати.

— А сколько сейчас времени? Кто-то забрал мои часы.

— Без восьми девять, — сказала сестра, взглянув на свои часики. — И никто ваши часы не забирал. Они находятся вместе с другими вещами, которые были при вас, когда вас привезли в приемный покой.

— Как себя чувствует мисс Бэллентайн?

— Мы не обсуждаем с больными состояние других больных, мистер Мэтлок.

— А где ее врач?

— Врач у вас один и тот же, насколько я понимаю. Но он не из этой больницы. — Сестра произнесла это не слишком одобрительным тоном. — Он здесь будет в девять тридцать, если мы не вызовем его раньше.

— Вызовите, пожалуйста. Я хотел бы видеть его как можно скорее.

— Послушайте, нет же никакой срочности...

— Черт бы вас побрал, немедленно вызовите его сюда!

Как только Мэтлок повысил голос, дверь палаты открылась и вошел Джейсон Гринберг.

— Я услышал вас из коридора. Это хороший признак.

— Как Пэт?!

— Одну минуту, сэр. У нас существуют правила... Гринберг вытащил свое удостоверение и показал сестре.

— Этот больной находится на моем попечении, мисс. Можете справиться в приемном отделении, если хотите, но оставьте нас наедине.

Сестра, ни на секунду не теряя профессиональной выправки, внимательно изучила удостоверение и быстро вышла из палаты.

— Как Пэт?

— Она в плохом состоянии, но держится. Ночь прошла неважно, утром будет еще хуже, когда она попросит зеркало.

— Черт с ним, с зеркалом! Что с ней?

— Двадцать семь швов — на теле, на голове, на губах и для разнообразия один на левой ноге. Но она поправится. Рентген показывает лишь ушибы. Ни переломов, ни разрывов связок, ни внутренних кровоизлиянии. Эти сволочи профессионально ее обработали.

— А говорить она может?

— Нет. Врач не советует. Ей в первую очередь необходим сон... И вам тоже нужно отдохнуть. Вот почему мы поместили вас вчера вечером сюда.

— Никого не ранило?

— Нет. Мы думаем, что эти взрывы имели другую цель. Первый заряд — небольшой, сантиметров пять — был укреплен снаружи под подоконником; второй детонировал после первого; это как для фейерверка на Четвертое июля. Вы ведь ожидали второго взрыва?

— Да. Пожалуй, да... Запугивают.

— Мы тоже так считаем.

— Можно мне повидать Пэт?

— Мне бы хотелось, чтобы вы воздержались от этого. Врач говорит, что она будет спать до вечера. При ней сестра, которая меняет пузыри со льдом и, когда нужно, дает обезболивающее. Пускай она отдыхает.

Мэтлок осторожно сел. Он начал разминать ноги, руки, массировать шею и кисти рук и обнаружил, что в общем чувствует себя не намного хуже обычного.

— Ощущение точно с похмелья, только голова не болит.

— Вам дали большую дозу. Вы... понятно... несколько разволновались.

— Я все помню. Сейчас я спокойнее, но я не собираюсь брать назад ни одного слова... Сегодня у меня два занятия. В десять и в два часа дня. Мне нужно быть на занятиях.

— Это вовсе не обязательно. Вас хочет повидать Силфонт.

— Я поговорю с ним после занятий... А потом повидаю Пэт. Мэтлок встал и медленно пошел к большому больничному окну. Было яркое солнечное утро: в Коннектикуте стояла отличная погода. Глядя в окно, Мэтлок вспомнил, как пять дней назад, когда он впервые встретился с Джейсоном Гринбергом, он смотрел в другое окно. Тогда он принял решение; сейчас — тоже.

— Вчера вечером вы сказали, что не дадите им вывести меня из игры, — продолжал он. — Надеюсь, вы не передумали. Я не полечу завтра на Сент-Томас.

— Вас не арестуют. Это я вам обещал.

— Вы можете это предотвратить? Вы также сказали, что вас заменят.

— Я могу это предотвратить... Могу возражать по моральным соображениям — загадочная формула, которая означает что я могу поставить людей в неловкое положение. Однако должен вас предупредить: если вы будете создавать осложнения, вас могут арестовать — разумеется, для вашей же безопасности.

— Да, конечно. Если меня найдут.

— Это мне не нравится.

— Забудьте, что вы это слышали. Где моя одежда? — Мэтлок подошел к шкафу и открыл его. Его брюки, пиджак и рубашка висели на вешалках; мокасины стояли на полу, и в них были аккуратно вложены носки. На полке лежали трусы и больничная зубная щетка. — Сходите, пожалуйста, вниз и скажите, чтобы меня отсюда выпустили и вернули бумажник, деньги и часы. Сделаете?

— Что значит: «Если меня найдут»? Что вы собираетесь делать? — Гринберг и не думал уходить.

— Землетрясения я не устрою. Просто буду продолжать... ограниченное расследование, как выразились ваши работодатели. Лоринг сказал, что где-то должна быть вторая половина этого серебряного листа. И я ее найду.

— Сначала выслушайте меня! Я не отрицаю, что у вас есть основание...

— Ах, вы не отрицаете! — взорвался Мэтлок. — Это не то, что мне нужно. Вы нехотя соглашаетесь. А у меня есть много оснований. Мой погибший младший брат, этот сукин сын Дюнуа, или как его там зовут, Херрон и девушка, лежащая в соседней палате. По-моему, и вы и врач знаете, что произошло с ней прошлой ночью, но я тоже догадываюсь! Так что можете не болтать об основании.

— В принципе, мы с вами мыслим одинаково. Я просто не хочу, чтобы ваши «основания» уложили вас рядом с братом. Это работа для профессионалов. Не для дилетанта! И если вы не бросите все, я хочу, чтобы вы работали с тем, кто займет моё место. Это важно. Дайте мне слово.

Мэтлок снял пижамную куртку и смущенно улыбнулся.

— Даю. Я вовсе не собираюсь изображать из себя этакого рейнджера-одиночку. Вы знаете, кто займет ваше место?

— Еще нет. Скорее всего, кто-то из Вашингтона. Они не станут рисковать и брать людей из Хартфорда или из Нью-Хейвена... Дело в том... они же не знают, кто подкуплен. Но этот агент с вами свяжется. Я сам введу его в курс дела. Никто ведь другой не может. Давайте договоримся о пароле — что бы вы хотели?

— Скажите ему, пусть использует вашу пословицу: «Когда старики себя убивают, города умирают».

— Вам она нравится?

— Не то, что нравится или не нравится. Просто это истина. Так и должно быть.

— И вполне применимая к случаю. Я вас понимаю.

— Очень даже применимая.

— Джим, я дам вам телефон моих родителей в Бронксе. Они не будут знать, где я, но я буду им звонить каждый день. Звоните и вы, если понадобится.

— Спасибо, непременно.

— Дайте мне слово.

— Даю. — Мэтлок рассмеялся коротким благодарным смешком.

— Конечно, при сложившихся обстоятельствах я могу и сам оказаться на другом конце провода, когда вы позвоните.

— Возвращаетесь к частной практике?

— Это куда вероятнее, чем вы думаете.

В перерыве между занятиями Мэтлок съездил в небольшую маклерскую контору и вышел оттуда с чеком на 7312 долларов. Маклер говорил, что сейчас не время продавать акции, особенно по нынешним ценам. Но Мэтлок принял решение. Кассир нехотя выписал ему чек.

Оттуда Мэтлок отправился в банк и перевел все свои сбережения на текущий счет. Он добавил 7312 доллара и взглянул на общую сумму.

Она составляла 11 501 доллар 72 цента.

Мэтлок смотрел на эту цифру со смешанным чувством. С одной стороны, ясно, что он кредитоспособен, с другой — страшновато думать о том, что, прожив на свете тридцать три года, он может так точно определить, сколько он «стоит». У него ни дома, ни земли, ни тайных капиталовложений. Автомобиль, кое-какие не слишком ценные вещи да несколько очень специальных опубликованных работ, которые вряд ли могут представлять коммерческий интерес.