Правда, однако, была ужасна. Черный Замок ничем не защищен, кроме самой Стены. Там нет даже деревянного палисада или земляного вала. Так называемый «замок» — всего лишь кучка башен и прочих строений, две трети которых совсем развалилось. Что до гарнизона, Старый Медведь увел с собой двести человек, и Джон не знал, вернулись они или нет.
В замке осталось около четырех сотен, но почти все они строители или стюарды, а не разведчики.
Тенны — закаленные воины, более дисциплинированные, чем большинство одичалых; поэтому Манс, несомненно, их и выбрал. А среди защитников Черного Замка будут слепой мейстер Эйемон и его подслеповатый стюард Клидас, однорукий Донал Нойе, вечно пьяный септон Селладор, глухой Дик Фоллард, трехпалый повар Хобб, старый сир Винтон Стаут, а также Халдер, Жаба, Пип, Албетт и другие мальчишки, проходившие обучение вместе с Джоном. Командует ими Боуэн Марш, краснолицый и толстый Первый Стюард, которого лорд Мормонт назначил кастеляном в свое отсутствие. Скорбный Эдд прозвал его «Гранатом», и это подходило Маршу так же, как Мормонту — «Старый Медведь». «Он как раз тот человек, кого надо выставить вперед, когда враги показались в поле, — говорил Эдд своим обычным унылым голосом. — Он их мигом всех пересчитает. Большой до счета охотник».
Если магнар нападет врасплох, там будет кровавая бойня. Ребят перебьют прямо в постелях — они не успеют даже сообразить, что произошло. Надо предупредить их, но как? Джона никогда не посылают на фуражировку или на охоту, даже в караул одного не выставляют. Кроме того, он боялся за Игритт. С собой ее брать нельзя, а если он ее бросит, магнар заставит ее ответить за его предательство. Два сердца, которые бьются, как одно…
Они каждую ночь спали под одними шкурами, и он привык, что ее голова лежит у него на груди и рыжие волосы щекочут ему подбородок. Ее запах стал частью его самого. Ее кривые зубки, ее грудь в его ладони, вкус ее губ… все это было его радостью и отчаянием. Может быть, его лорд-отец чувствовал то же самое к его матери, кем бы она ни была? Игритт — это западня, в которую загнал Джона Манс-Разбойник.
Каждый день, проведенный им с одичалыми, делал предстоящее еще тяжелее. Он должен придумать, как ему предать этих людей, и когда он предаст их, они погибнут. Он не хотел их дружбы, как не хотел любви Игритт, и все-таки… тенны говорили на древнем языке и редко обменивались с ним хотя бы словом, но с разведчиками Ярла дело обстояло иначе. Джону помимо воли пришлось узнать их поближе: тощего тихого Эррока и общительного Кригга-Козла, юных Кворта и Боджера, Пенькового Дана, изготовителя веревок. Хуже всех был Дел, ровесник Джона; он постоянно мечтал вслух о девушке-одичалой, которую задумал украсть. «Она счастливая, как твоя Игритт. Ее тоже поцеловал огонь».
Джон каждый раз прикусывал язык. Он не хотел ничего знать ни о девушке Дела, ни о матери Боджера, ни о приморской деревне, где родился Хенк-Шлем, ни о желании Кригга навестить зеленых людей на Острове Ликов, ни о том, как лось загнал Недотепу на дерево. Он не хотел слышать о чирьях на заднице Чирея, о том, сколько может выпить Камнепалый и как младший братишка Кворта упрашивал его не ходить с Ярлом. Кворту не могло быть больше четырнадцати, но он уже украл себе жену, и она ожидала ребенка. «Может, он у нас родится в каком-нибудь замке, — загадывал парень, — прямо как лорд!» «Замки», под которыми он разумел сторожевые башни, произвели на него сильное впечатление.
Где-то теперь Призрак? Отправился в Черный Замок или бегает с волчьей стаей в лесу? Джон не чувствовал его даже во сне, и ему казалось, что он лишился части себя. Ему было одиноко, несмотря на спящую рядом Игритт, и он не хотел умирать в одиночестве.
В этот день деревья стали редеть, и они вышли на холмистую равнину. Трава доходила им до пояса, и ветер, налетая порой, качал колосья дикой пшеницы, но в целом день был теплый и ясный. Однако к закату на западе стали собираться тучи. Вскоре они закрыли оранжевое вечернее солнце, и Ленн предсказал, что будет буря. Его мать была лесной ведьмой, и все разведчики признавали за ним дар предсказывать погоду.
— Тут поблизости есть деревня, — сказал магнару Кригг-Козел. — Милях в двух или трех. Грозу можно переждать там. — Стир тут же дал согласие.
Уже давно стемнело, и гроза бушевала вовсю, когда они добрались до места. Деревня стояла у озера, и жители покинули ее так давно, что большинство домов разрушилось. Даже маленькая бревенчатая гостиница, когда-то, наверно, являвшая отрадное зрелище для глаз путника, осталась без крыши. Незавидное убежище, мрачно подумал Джон. При вспышках молнии он разглядел на островке посреди озера круглую каменную башню, но без лодки до нее было не добраться.
Эррок и Дел, отправившись вперед, обшарили развалины, но Дел почти тотчас же вернулся. Стир остановил колонну и выслал на подмогу дюжину своих теннов с копьями. Теперь и Джон заметил красное зарево над гостиничной трубой. Значит, они здесь не одни. Страх свернулся в нем кольцами, как змея. Послышалось ржание лошади, потом крики. Дели с ними дорогу и еду и сражайся с ними рядом, сказал Куорен. Однако и на этот раз обошлось без боя.
— Там только один человек, — доложил Эррок. — Старик с лошадью.
Магнар выкрикнул приказ на древнем языке, и двадцать теннов расположились кольцом вокруг деревни, а остальные принялись обыскивать дома, чтобы убедиться, что там больше никто не прячется. Лазутчики Ярла ввалились в лишенную крыши гостиницу, толкая друг друга, чтобы подойти поближе к очагу. Ветки, которые наломал старик, давали больше дыма, чем тепла, но в такую дождливую ночь любое тепло было желанным. Двое теннов бросили старика наземь и обыскали. Еще один держал его лошадь, и трое рылись в седельных сумках.
Джон отошел. Под ногой чавкнуло гнилое яблоко. Стир убьет старика. В Сером Дозоре магнар заявил, что все поклонщики, которые им встретятся, будут тут же преданы смерти, чтобы не подняли тревогу. Дели с ними дорогу и еду, сражайся с ними рядом. Значит ли это, что он должен молчать, когда старику перережут горло?
На краю деревни Джон столкнулся с одним из выставленных Стиром часовых. Тенн проворчал что-то на древнем языке и ткнул копьем в сторону гостиницы: ступай, мол, восвояси. «Вся беда в том, что я там не свой», — подумал Джон.
Он пошел к озеру и нашел почти сухое место под глинобитной стеной полуразрушенного дома. Там и нашла его Игритт — он сидел и смотрел на рябящее под дождем озеро.
— Я знаю это место, — сказал он ей, когда она села рядом. — Эта башня… погляди на ее верхушку, когда будет молния, и скажи мне, что видишь.
— Ладно. Тенны говорят, что слышали оттуда шум — будто кричал кто-то.
— Это гром.
— Нет, они говорят — кричали. Может, там привидения водятся.
Башня, чернеющая под дождем на своем каменистом острове, и впрямь напоминала обитель призраков.
— Пошли посмотрим, — предложил Джон. — Больше, чем теперь, мы все равно не промокнем.
— Это вплавь-то? В грозу? — засмеялась Игритт. — Ты это придумал, чтобы я разделась, Джон Сноу?
— Для этого и придумывать ничего не надо, — поддразнил ее он. — Может, ты просто плавать не умеешь? — Сам Джон плавал хорошо — он обучался этому в большом рву Винтерфелла.
Игритт дала ему тумака.
— Ничего ты не знаешь, Джон Сноу. Я плаваю как рыба. Сам увидишь.
— Рыба, горная коза, лошадка… слишком много в тебе всякой живности, Игритт. Но если это то самое место, что я думаю, плыть нам не придется. Мы перейдем туда на ногах.
— По воде? — воззрилась на него Игритт. — Это какое-то южное колдовство?
— Нет… — начал он, но тут прямо в озеро ударила молния, и на миг все стало видно, как днем. Вслед за этим громыхнуло так оглушительно, что Игритт зажала уши.
— Ну что, видела? — спросил ее Джон, когда гром откатился прочь и ночь снова сделалась черной.
— Там что-то желтеет, — сказала она. — Ты про это? Камни, которые торчат у нее на верхушке, желтые.
— Они называются крепостными зубцами. Когда-то давно их позолотили — это Корона Королевы.