— Ложь, — потемнел сир Джорах. — Я никогда бы… Вспомните, Дейенерис: ведь это я помешал вам выпить отравленное вино.

— Верно. Но откуда ты знал, что оно отравлено?

— Я… только подозревал. С тем же караваном я получил письмо от Вариса, в котором он предупреждал меня о будущих покушениях. Он хотел, чтобы за вами следили, это так, но вреда вам не желал. — Сир Джорах опустился на колени. — Если бы я не доносил им, это делал бы кто-нибудь другой. Вы сами знаете.

— Я знаю одно: ты меня предал. — Дени приложила руки к животу, где погиб ее сын Рейего. — И знаю, что отравитель хотел убить моего сына, о котором донес ты.

— Нет… нет. Я не хотел… простите меня. Вы должны меня простить.

— Должна? — Слишком поздно. Ему надо было с этого начать. Она не может простить его, как намеревалась. Отравителя она волочила за своей лошадью, пока от него ничего не осталось — разве человек, толкнувший его на злодейство, не заслуживает той же участи? Но ведь это Джорах, ее свирепый медведь, ее правая рука, никогда ее не подводившая. Без него она была бы уже мертва, и все же… — Не могу я тебя простить. Не могу.

— Старика вы простили…

— Он назвался чужим именем, и только. Ты продавал мои секреты людям, убившим моего отца и отнявшим трон у моего брата.

— Я защищал вас. Сражался за вас. Убивал ради вас.

«Целовал меня. Предавал меня».

— Я полез в клоаку, как крыса — все ради вас.

«Возможно, для тебя было бы милосерднее, если бы ты погиб там». Дени молчала — ей нечего было сказать.

— Дейенерис, я любил вас.

Вот оно. «Три измены должна ты испытать: одну из-за золота, одну из-за крови, одну из-за любви».

— Говорят, что боги ничего не делают просто так. Ты не погиб в бою — стало быть, ты им еще для чего-то нужен. Им, но не мне. Я не хочу, чтобы ты оставался подле меня. Я изгоняю тебя, сир. Отправляйся к своим хозяевам в Королевскую Гавань и получай свое помилование, если можешь. А нет, так поезжай в Астапор. Королю-мяснику, несомненно, понадобятся рыцари.

— Нет. — Он протянул к ней руки. — Дейенерис, прошу вас, выслушайте меня.

Она отвела его руки в сторону.

— Не смей больше прикасаться ко мне и произносить мое имя. До рассвета ты должен собрать свои пожитки и покинуть город. Если тебя застанут в Миэрине при свете дня, я велю Бельвасу оторвать тебе голову. Поверь, я так и сделаю. — Взметнув юбками, она повернулась к нему спиной, не в силах больше видеть его лица. — Уберите этого лжеца с моих глаз, — приказала она. Нет, плакать нельзя. Если она заплачет, то простит его. Бельвас схватил сира Джораха за руку и вытолкал вон. Дени оглянулась: рыцарь шел как пьяный, волоча ноги и спотыкаясь. Она отвела глаза, услышала, как открылась и снова закрылась дверь, и лишь тогда упала на свою скамью черного дерева. Вот он и ушел. Ушел, как ее родители, и ее братья, и сир Биллем Дарри, и Дрого, ее солнце и звезды, и его сын, умерший у нее во чреве.

— У королевы доброе сердце, — промурлыкал Даарио в свою пурпурную бороду, — но этот человек опаснее, чем все Ознаки и Меро вместе взятые. — Его сильные руки ласкали золотых прелестниц на рукоятках его парных клинков. — Вам не нужно ничего говорить, мое лучезарное светило. Кивните только, и ваш Даарио принесет вам эту безобразную голову.

— Оставь его. Чаши весов уравновесились. Пусть отправляется домой. — Дени представила, как Джорах едет мимо старых кривых дубов и высоких сосен, мимо цветущего терновника, и поросших мхом серых камней, и ледяных речек, бегущих с крутых холмов. Представила, как он входит в бревенчатый дом, где спят у огня собаки и в дымном воздухе висит густой запах мяса и меда. — Закончим на этом, — сказала она своим капитанам.

Поднимаясь к себе по широкой мраморной лестнице, она едва удерживалась, чтобы не пуститься бегом. Ирри помогла ей переодеться из придворного платья в просторные шерстяные шаровары, рубашку и расписную дотракийскую безрукавку.

— Ты дрожишь, кхалиси, — заметила девушка, завязывая Дени сандалии.

— Мне холодно, — солгала Дени. — Принеси ту книгу, что я читала ночью. — Ей хотелось забыться в словах, в других именах и местах. Толстый, переплетенный в кожу том содержал в себе множество песен и историй Семи Королевств. Истории, по правде сказать, были детские, слишком простые или сказочные, чтобы быть правдивыми. В них действовали герои, все как на подбор высокие и красивые, а предателей сразу узнавали по бегающим глазам. Но Дени все равно нравилось это чтение. Ночью она читала о трех принцессах, заточенных королем в красную башню за их красоту.

Дени без труда нашла страницу, на которой остановилась, но из чтения ничего не выходило. Ее глаза все время скользили по одной и той же фразе. Эту книгу сир Джорах подарил ей на свадьбу. Даарио прав: не надо было его изгонять. Ей следовало либо оставить его при себе, либо казнить. Она играет в королеву, но по-прежнему чувствует себя испуганной маленькой девочкой. Визерис всегда говорил, что она дура. В самом ли деле он был безумен? Дени закрыла книгу. Она еще может позвать Джораха назад, если захочет. Или приказать Даарио убить его.

Убегая от этого выбора, она вышла на террасу. Зеленый с бронзой Рейегаль спал, свернувшись на солнышке у бассейна. Дрогон сидел на верхушке пирамиды, где прежде стояла бронзовая гарпия, которую Дени приказала снести. Увидев ее, он расправил крылья и взревел. Визериона поблизости не было — только на горизонте, далеко над рекой, она разглядела его бледные крылья. Охотится. С каждым днем они становятся все смелее, но она все еще беспокоится, когда они слишком далеко улетают. Вдруг кто-нибудь не вернется назад?

— Ваше величество…

Она обернулась. Позади стоял сир Барристан.

— Чего еще вам от меня нужно, сир? Я пощадила вас, взяла к себе на службу — оставьте меня наконец в покое.

— Прошу прощения у вашего величества. Но теперь… когда вы знаете, кто я… — Старик помедлил. — Рыцарь Королевской Гвардии находится при короле днем и ночью, и потому наша присяга обязывает нас хранить его секреты так же, как его жизнь. Но секреты вашего отца теперь по праву перешли к вам вместе с троном… и я подумал, что у вас могут быть вопросы ко мне.

Вопросы! Сто вопросов, тысяча, десять тысяч — но почему-то сейчас в голову ни одного не приходит.

— Отец в самом деле был безумен? — неожиданно вырвалось у нее. — Визерис говорил, что это только выдумка узурпатора.

— Визерис тогда был ребенком, и королева щадила его, как могла. Теперь я думаю, что голова у вашего отца всегда была не в порядке, но благодаря его обаянию и великодушию эти легкие странности прощались ему. Начало его царствования обещало многое, но с годами странности стали усугубляться, и наконец…

— Следует ли мне знать об этом теперь? — прервала его Дени.

— Пожалуй, что и нет, — согласился он.

— Да. Не теперь. В другой раз. Когда-нибудь вы расскажете мне все, и хорошее, и плохое. Ведь было же в отце что-то хорошее?

— О да, ваше величество. И в нем, и в тех, кто был до него. Я мог бы рассказать много хорошего о вашем деде Джейехерисе и его брате, об их отце Эйегоне, о вашей матери и о Рейегаре — о нем особенно.

— Жаль, что я не знала его, — с грустью сказала Дени.

— А мне жаль, что он не знал вас. Я расскажу вам все, когда вы того пожелаете.

Дени поцеловала старого рыцаря в щеку и отпустила его.

На ужин служанки принесли ей барашка с виноградом и морковью в винном соусе и горячий, сочащийся медом слоеный пирог. Но кусок не шел ей в горло. Чувствовал ли когда-нибудь Рейегар такую усталость? Или Эйегон после своих завоеваний?

Когда настало время сна, Дени положила с собой Ирри — впервые после корабля. Но даже в судорогах удовольствия, запустив пальцы в густые черные волосы служанки, она воображала на месте Ирри Дрого… только его лицо постоянно сменялось лицом Даарио. «Если я хочу Даарио, мне стоит только сказать об этом», — думала она, переплетя ноги с ногами Ирри. Его глаза сегодня казались почти пурпурными…