— Пусть думает побыстрее, — пожал плечами купец. — В покупателях у нас недостатка нет. Всего лишь три дня назад я показывал эту же самую тысячу предводителю корсаров, который хочет купить их всех.
— Корсару нужна была только сотня, ваше великолепие, — заметила девочка. Хозяин ткнул ее плеткой.
— Корсары всегда лгут. Он возьмет всех. Скажи ей об этом.
Дени знала, что возьмет больше сотни, если уж решится купить.
— Напомни своему доброму господину, кто я. Напомни, что я — Дейенерис Бурерожденная, Матерь Драконов, Неопалимая, законная владычица Семи Королевств Вестероса. В моих жилах течет кровь Эйегона Завоевателя и древней Валирии.
Но ее слова, даже переведенные на его безобразный язык, не проняли толстого надушенного работорговца.
— Древний Гис уже был империей, когда валирийцы еще совокуплялись с овнами. Мы — сыны гарпии. Что проку толковать с женщинами. Восточные или западные, они не могут решить ничего, пока их не улестишь и не напичкаешь сладостями. Что ж, если такова моя участь, пусть будет так. Скажи шлюхе, что если она хочет посмотреть наш прекрасный город, Кразнис мо Наклоз охотно послужит ей в этом… и в другом тоже, если в ней больше от женщины, чем кажется с виду.
— Добрый господин Кразнис будет рад показать вам Астапор, пока ваше величество размышляет, — сказала маленькая рабыня.
— Я угощу ее заливными собачьими мозгами и хорошей густой похлебкой из красного осьминога и неродившихся щенков.
— Он предложит вам наши изысканные блюда.
— Расскажи ей, как хороши пирамиды ночью. Скажи, что я слижу мед с ее грудей или дам слизать его с моих, если ей это больше по вкусу.
— Астапор прекраснее всего в сумерки, ваше величество. Добрые господа зажигают шелковые фонарики на каждой террасе, и пирамиды светятся разноцветными огнями. По Червю плавают нарядные барки. Тихая музыка играет на них, маня на острова, где ждут яства, вино и другие удовольствия.
— Спроси, не хочет ли она посетить наши бойцовые ямы, — добавил Кразнис. — В яме Дукора на сегодня намечена славная забава — медведь и трое маленьких мальчиков. Одного намажут медом, другого кровью, третьего тухлой рыбой, и она может поставить на то, которого медведь сожрет первым.
Тук-тук-тук. Лицо Арстана было спокойно, но посох отбивал ритм его ярости. Дени заставила себя улыбнуться.
— У меня на «Балерионе» есть свой медведь, и он съест меня, если я не вернусь вовремя.
— Вот-вот, — сказал Кразнис. — Решает не женщина, а мужчина, к которому она бежит. Как всегда!
— Поблагодари доброго господина за его доброту и терпение, — сказала Дени, — и скажи, что я обдумаю все, о чем узнала сегодня. — И она подала руку Арстану, чтобы он проводил ее к носилкам. Агго и Чхого шагали по бокам развалистой походкой табунщиков, вынужденных идти пешком, как все прочие смертные.
Хмурая Дени забралась в носилки и пригласила Арстана сесть с собой: нельзя же старому человеку идти своими ногами по такой жаре. Занавески она не задернула. Солнце палило этот город из красного кирпича так, что любой случайный ветерок казался желанным, даже если нес с собой тонкую красную пыль. Кроме того, она хотела видеть.
Астапор — странный город даже для той, кто побывал в Доме Праха и купался в Чреве Мира под Матерью Гор. Все его улицы сложены из того же красного кирпича, которым вымощена площадь. Из него же выстроены ступенчатые пирамиды, глубокие бойцовые ямы с амфитеатром сидений, серные фонтаны, мрачные винные погребки и древние городские стены. Повсюду старый кирпич, который ветшает и крошится. По сточным канавам при каждом порыве ветра несется красная пыль. Неудивительно, что многие астапорские женщины ходят с закрытыми лицами: кирпич ест глаза хуже, чем песок.
— Дорогу! — кричал Чхого, ехавший перед носилками. — Дорогу Матери Драконов! — Но когда он стал щелкать своим кнутом с серебряной рукоятью, подаренным ему Дени, она высунулась и попросила его не делать этого.
— Не здесь, кровь моей крови, — сказала она на его родном языке. — В этом городе и без того слишком часто щелкают кнутами.
Улицы были почти пусты, когда утром они ехали сюда из порта, и теперь народу на них почти не прибавилось. Мимо прошагал слон с ажурной беседкой на спине. В сухой кирпичной канаве сидел голый мальчик с облупленной кожей, ковыряя в носу и наблюдая за движением муравьев. Услышав стук копыт, он поднял голову и уставился на колонну конных гвардейцев, со смехом скачущих в облаке красной пыли. Медные диски, нашитые на их желтые шелковые плащи, сверкали как солнца. Под плащами они носили вышитые полотняные рубахи, легкие складчатые юбки и сандалии. Непокрытые, рыжие с черным головы каждый намасливал, взбивал и причесывал по-своему, укладывая волосы в виде рогов, крыльев, клинков и даже когтистых рук. Это делало всадников похожими на скопище демонов из седьмого пекла. Голый мальчик проводил их взглядом вместе с Дени, а потом опять запустил палец в нос и вернулся к своим муравьям.
Да, странный город, но далеко не столь многолюдный, как во дни своей славы: до Кварта, Пентоса и Лисса ему далеко.
На перекрестке носилки остановились, чтобы пропустить процессию рабов, подгоняемых кнутом надсмотрщика. Это были не Безупречные, а обыкновенные, совершенно голые мужчины и женщины с бледно-коричневой кожей. Детей среди них не было. Позади на белых ослах ехала пара астапорцев: мужчина в красном шелковом токаре и женщина в голубом полотняном покрывале, вышитом ляпис-лазурью, с костяным гребнем в рыжих с черным волосах. Мужчина прошептал ей что-то и засмеялся, обращая на Дени не больше внимания, чем на своих рабов или надсмотрщика с плеткой-пятихвосткой. На мускулистой груди надсмотрщика, коренастого дотракийца, красовалась татуировка — гарпия с цепями.
— Из кирпича и крови выстроен Астапор, — пробормотал Белобородый, — и люди в нем из кирпича и крови.
— Что-что?
— Этому изречению научил меня в детстве мейстер, но только теперь я понял, насколько оно правдиво. Кирпичи Астапора красны от крови сделавших их рабов.
— Охотно верю, — сказала Дени.
— Тогда покиньте это место, пока и ваше сердце не превратилось в кирпич. Прикажите отплыть нынче же, с вечерним приливом.
Хорошо бы, подумала Дени.
— Сир Джорах говорит, что Астапор я должна покинуть не иначе, как во главе армии.
— Сир Джорах сам занимался работорговлей, ваше величество, — напомнил ей старик. — В Пентосе, Мире и Тироше есть наемники, которых вы можете взять к себе на службу. У людей, убивающих за деньги, нет чести, но они по крайней мере не рабы. Наберите вашу армию там, молю вас.
— Мой брат побывал и в Пентосе, и в Мире, и в Браавосе — почти во всех Вольных Городах. Магистры и архоны угощали его вином, кормили обещаниями и морили голодом его душу. Не может мужчина кормиться всю жизнь из чашки для подаяний, оставаясь при этом мужчиной. Я попробовала вкус милостыни в Кварте, и с меня довольно. В Пентос с нищенской чашкой я не явлюсь.
— Лучше уж быть нищим, чем рабовладельцем.
— Это слова человека, которому не довелось быть ни тем, ни другим. — Ноздри Дени раздулись. — Знаешь ли ты, каково это, когда тебя продают, оруженосец? Ну а я знаю. Мой брат продал меня кхалу Дрого за обещание золотой короны. Ну что ж, Дрого в самом деле увенчал его золотом, хотя и не так, как ему бы хотелось, а я… мое солнце и звезды сделал меня королевой, но будь на его месте другой мужчина, вся моя жизнь сложилась бы по-другому. Думаешь, я забыла, что это значит — все время бояться?
Белобородый склонил голову.
— Я не хотел обидеть ваше величество.
— Меня может обидеть только ложь, но не честный совет. — Дени погладила сморщенную, в старческих пятнах руку Арстана. — У меня драконий нрав, только и всего. Пусть это тебя не пугает.
— Постараюсь запомнить, — улыбнулся Арстан.
У него хорошее лицо, и в нем чувствуется большая сила. Дени не понимала, почему сир Джорах относится к старику с таким недоверием. Быть может, он ревнует из-за того, что у нее теперь появился другой собеседник? Мысли Дени помимо ее воли вернулись к той ночи на «Балерионе», когда рыцарь-изгнанник поцеловал ее. Он не должен был этого делать. Он втрое старше меня, слишком низкого для меня рода, и я не давала ему на это позволения. Ни один истинный рыцарь не должен целовать королеву без ее разрешения. С тех пор Дени стала заботиться о том, чтобы никогда не оставаться наедине с сиром Джорахом. На корабле при ней всегда находится кто-то — служанка или один из кровных всадников. По глазам рыцаря Дени видела, что он жаждет новых поцелуев.