Анджела рассказывает:

– Мы смотрели, как падает маяк, и тут я полетела назад, в снег. Сначала я думала, что кто-то пошутил по-дурацки, но я повернулась и вижу… который меня держал – это был не человек. Он был одет, как человек, и лицо у него было, как у человека, но там, где глаза – там было только черное. Черное, и дергалось что-то красное, как огненные змеи. А оно мне улыбнулось, и я увидела эти зубы… и потеряла сознание. Впервые в жизни.

Анджела пьет из чашки, и в зале тишина – муха пролетит. Молли и Джек обнимают Анджелу за плечи. Анджела все еще стискивает руку Молли.

– А когда я пришла в себя, я летела. Я понимаю, это звучит, будто я с ума сошла, но это правда. Я летела вместе с Джорджем Кирби. Как в «Питере Пэне», будто я – Венди, а старый Джордж – Джон. Это… это существо нас держало под мышками, меня одной рукой, а Джорджа другой. А перед нами, будто показывая путь или держа нас в воздухе, летела трость. Черная трость с серебряной головой волка. И как быстро мы ни летели, она летела впереди.

Майк и Хэтч встречаются глазами.

– И мы видели под нами остров. Буря кончилась, и вышло солнце, но повсюду были копы на снегоходах. Копы с материка, из полиции штата, даже егеря.

И репортеры с местных станций и от телесетей. И все нас искали, но нас не было. Мы все исчезли так, что нас никому не найти.

– Как в этих снах, – говорит Орв Бучер.

– Да, как в них. Потом опять стало темно. Сначала я думала, что это ночь, но это не была ночь. Это были штормовые тучи. Они вернулись, и солнца больше не было. Сразу пошел снег, и я поняла, что происходит. И я спросила: «Вы показали нам будущее? Как последний призрак показал мистеру Скруджу в „Рождественском гимне“?» – И он говорит: «Да, вы очень сообразительны. А теперь держитесь покрепче». И мы стали подниматься, и снег пошел гуще, и старый Джордж заплакал, и говорил, что больше не может из-за артрита, и что ему нужно вниз… хотя совсем не было холодно. По крайней мере мне так казалось. И этот человек засмеялся и ответил, что ладно, Джордж может катиться вниз по скоростному маршруту, если хочет, потому что ему на самом деле нужен только один из нас, чтобы он вернулся и рассказал. Мы тогда как раз входили в облака…

– Тебе примерещилось, Энджи, – перебивает Джонас Стенхоуп. – Такого просто не может быть.

– Я тебе говорю, что нет. Я ощущала эти облака, не как холод, а как мокрую вату. И Джордж тоже понял, что этот человек хочет сделать, и закричал, но этот просто раскрыл правую руку – а я была в левой… и…

Старый Джордж Кирби вылетает из кадра вниз, крича и размахивая руками, и исчезает во тьме и метели.

И снова мы видим Энджи в окружении островитян.

– Что было потом? – спрашивает Джек.

– Он сказал, что несет меня обратно. Обратно сквозь время и сквозь бурю. Он подарит мне жизнь, чтобы я рассказала вам – всем вам, – что мы должны дать ему то, что он хочет, когда он сегодня придет.

– Если у нас есть что-то, что нужно этому Линожу, – спрашивает Робби, – почему он просто это не заберет?

– Я думаю, он не может. Я думаю, это мы должны ему это отдать. – Она замолкает. – Он велел мне сказать, что попросит только один раз. Он спросил меня, помню ли я Роанок и Кроатон, и что он попросит только один раз. И я сказала – да, помню. Потому что если бы я сказала «нет», или даже попросила бы его что-нибудь объяснить, он бы бросил меня с высоты, как Джорджа. Ему даже не надо было мне этого говорить – я знала. Тогда он перестал подниматься. Мы сделали в воздухе мертвую петлю, и у меня желудок подкатил к горлу, как будто на карусели на ярмарке… наверное, я снова потеряла сознание. Или это он со мной что-то сделал. Не знаю. Потом я только помню, как иду в снегу… в белой мгле… и слышу сигнал. Я тогда подумала, что маяк, наверное, не свалился, потому что я слышу его сирену… и я пошла на звук, и тут кто-то выходит из снега… и я подумала, что это опять он, и опять поднимет меня на воздух… только на этот раз бросит… и я попыталась бежать… но это был ты, Джек. Это был ты.

Она прислоняется головой к его плечу, опустошенная своим рассказом. Момент безмолвия.

– Почему мы? Почему мы? – пронзительно взвизгивает Джилл Робишо.

Несколько мгновений безмолвия.

– Наверное, он знает, что мы умеем хранить тайны, – отвечает Тавия Годсо.

В подвале дети продолжают петь:

– У чайника ручка, у чайника носик… В середине их круга стоит Кэт Уизерс, все так же заложив пальцем «Маленького щенка». Мы видим, что ее корежит от отвращения, но она пытается скрыть это от детей. Мелинда и Джоанна все еще стоят на лестнице, и теперь с ними Кирк Фримен в уличной одежде и с охапкой игрушек и игр, которые они с Майком привезли из «Маленького народа».

– Дети, если вы хотите петь, может быть, споете еще что-нибудь? – говорит Кэт. – «Лондонский мост», или «Фермер из Делла», или…

Нет смысла. Они не слушают. Они, кажется, вообще не здесь. Только что обыкновенные дети-дошкольники, они вдруг как-то стали пугающе далеки.

– За ручку возьми и поставь на под носик…

На слове «возьми» они останавливаются, и все одновременно, резко, как щелчок ножниц отрезает прядь волос. Они стоят вокруг Кэт – и все.

– Ребятки, я игрушек привез! – говорит Кирк. – Теперь… что это? Что тут у вас?

Кэт в кругу детей переводит глаза с одного лица на другое, и в этих лицах нет детской живости. Это лица религиозных фанатиков в трансе. Глаза как большие нули. Они просто стоят.

– Бастер? – зовет Кэт.

Нет ответа.

– Хейди?

Нет ответа.

– Пиппа?

Нет ответа.

– Ральфи? Что с тобой?

Нет ответа.

В круг врывается Мелинда Хэтчер, чуть не сбив с ног Салли Годсо и Гарри Робишо. Она приседает около Пиппы и хватает ее в объятия.

– Пиппа, детка, что с тобой?

Кэт вырывается из круга. Ей больше не вынести, Ее перехватывает на лестнице Кирк:

– Что такое? Что с ними?

– Не знаю! – Кэт разражается слезами. – Глаза у них… там же совсем пусто!

Мелинда с Пиппой крупным планом – и мы видим, что Кэт права. Глаза Пиппы пугают пустотой, и хотя мать трясет ее все сильнее и сильнее – не в гневе, в паническом страхе, – это ни к чему не приводит.

– Пиппа, проснись! Проснись! – кричит Мелинда. Она теребит ручки Пиппы. Безрезультатно. Мелинда дико оглядывается и орет:

– Проснитесь все!

Чуть поворачивается голова Ральфи, и в его глаза возвращается жизнь. Он улыбается, будто услышал ее и отреагировал… только он в сторону Мелинды даже не смотрит.

– Смотрите! – кричит он.

И показывает в сторону полки, где лежит мешок с шариками.

Все смотрят, и дети оживают, как только что Ральфи. Но что же им так понравилось? Шарики? Нет, кажется, нет. Они смотрят чуть ниже… но там ничего нет.

– Собачкина головка! – кричит в восторге Хейди. – Серебряная собачкина головка! Класс! Кэт вдруг с ужасом понимает.

– Приведи Майка! – говорит она Кирку.

– Но я не понимаю… – начинает Джоанна Стенхоуп.

– Быстрее! – кричит Кэт.

Кирк поворачивается и бежит, бросив игрушки и головоломки на лестнице.

– Собачкина головка! Ага! – подхватывает Дон Билз – мы видим его крупным планом. Камера следит за его взглядом:

С полки свисает трость Линожа. Вместо рычащей головы волка дружелюбно улыбается серебряный сенбернар.

Мелинда стоит на коленях возле Пиппы, но Пиппа смотрит поверх ее плеча туда же, куда остальные.

– Собачка! Собачка! – кричит Пиппа. Мелинда в испуге и недоумении оборачивается. Там ничего нет.

В зале Майк поднимается с помоста. Его разговор с Анджелой закончен. Он обращается с Джеку.

– Тебе стоило бы отвести ее куда-нибудь полежать.