– Я не говорила!

– Сказала!

– Врешь, врешь, что сказала, то сожрешь!

Молли:

– Тихо, вы обе!

А Пиппа объясняет Майку:

– Она легко просунулась, а вылезать не хочет. Я думаю, у меня голова на той стороне больше.

– Так и есть, – соглашается Майк. – Только я сейчас сделаю ее меньше. Знаешь, как?

– Как? – с интересом спрашивает Пиппа.

– Я нажму кнопку «меньше». И тогда твоя голова сразу станет меньше, и ты ее вытащишь. И так же просто, как просунула. Понятно?

Он говорит медленным, успокаивающим голосом, и сам вошел в состояние почти гипнотическое.

– Что это за… – начал Хэтч.

– Тс-с! – прерывает его Молли.

– Сейчас я нажму кнопку. Ты готова?

– Да.

Майк опускает руку и нажимает ей на кончик носа.

– Биип! Вот оно! Меньше! Быстро, Пиппа, пока она снова не выросла!

И Пиппа легко вытягивает голову из стоек. Дети хлопают в ладоши и радостно кричат. Дон Билз прыгает обезьяной. Еще один мальчик, Фрэнк Брайт, тоже делает несколько прыжков, перехватывает негодующий взгляд Ральфи и останавливается.

Хэтч хватает свою дочь в объятия. Пиппа крепко обнимает его в ответ, но при этом не забывает есть хлеб с вареньем. Испуг у нее прошел, когда Майк с ней заговорил. Молли благодарно улыбается Майку и просовывает руку между стойками, в которых застряла Пиппа. Майк берет ее со своей стороны и с театральной галантностью целует каждый палец. Дети хихикают. Один из них, Бастер Карвер (последний из группы Молли, ему около пяти лет), закрывает глаза ладонями.

– Целовать пальцы! О, как это неприлично! Молли со смехом забирает руку.

– Нет, в самом деле, спасибо тебе.

– Это… спасибо, шеф, – добавляет Хэтч.

– Ладно, нет проблем, – закрывает тему Майк.

– Па, а у меня теперь маленькая голова? – спрашивает Пиппа. – Я почувствовала, как она стала маленькой, когда мистер Андерсон сказал «меньше». Она еще маленькая?

– Нет, лапонька, – отвечает Хэтч. – Как раз нормального размера.

Майк спускается с лестницы, его встречает Молли. И Ральфи уже тоже здесь, и Майк его подхватывает и целует красное пятнышко на переносице. Молли целует Майка в щеку.

– Извини, что я тебя в такой тяжелый момент вытащила, но я увидела, как у нее торчит голова из перил, и когда сама не смогла вытащить, я… я просто сдрейфила.

– Все о'кей, – говорит Майк. – Все равно мне нужен был перерыв.

– Там сейчас тяжело, в магазине?

– Не сахар, – отвечает Майк. – Знаешь, что там творится… когда объявят, что идет буря… а это же еще и особенная буря. – И он поворачивается к Пиппе. – Ну, деточка, мне надо идти. А ты веди себя хорошо.

Дон снова издает неприличный звук.

– Как мне нравится сын Робби! – тихо говорит Майк.

Молли ничего не говорит, но закатывает глаза в знак согласия.

– Ну что, Хэтч? – поворачивается к нему Майк.

– Поехали, пока еще можно, – отвечает Хэтч. – Если они правду говорят, то нас тут запрет как следует на пару дней. – И после паузы добавляет:

– Застрянем, как Пиппа в перилах.

Никто не засмеялся. Его слова слишком близки к правде.

Мы видим дом Андерсона снаружи. Вездеход «Службы острова» стоит у тротуара. На переднем плане табличка:

ДЕТСКИЙ САД «МАЛЕНЬКИЙ НАРОД»

Табличка висит на цепи и покачивается на ветру. Небо еще серее обычного. Вдали виден океан, он покрыт серой рябью.

Открывается дверь и выходят Майк с Хэтчем, придерживая руками шляпы, чтобы их не сорвало ветром, и подняв воротники курток. По дороге к машине Майк останавливается и глядит в небо. Да, идет серьезная буря. Большая. Озабоченное лицо Майка говорит, что он об этом знает. Или думает, что знает. Еще никто не знает, какого размера будет эта деточка.

Он садится за руль, машет Молли, стоящей на крыльце в накинутом свитере. И Хэтч тоже машет рукой, Молли машет в ответ. Вездеход разворачивается, направляясь обратно к магазину.

Внутри машины Хэтч усмехается, довольный донельзя.

– Кнопка «меньше», а? Ну, ты даешь.

– У всех такая кнопка есть, – пожимает плечами Майк за рулем. – Ты Мелинде собираешься говорить?

– Нет… но Пиппа все равно скажет. А ты заметил, что она ни разу глаз не спустила со своего куска хлеба?

И они оба переглядываются и усмехаются.

По Атлантик-стрит, равнодушный к грядущей буре и свежеющему ветру, идет подросток лет четырнадцати – Дэви Хоупвелл. Он одет в толстое пальто и перчатки с отрезанными пальцами – так легче держать баскетбольный мяч. Дэви петляет из стороны в сторону, ведя мяч в дриблинге и разговаривая сам с собой. На самом деле он ведет прямой репортаж:

– Дэви Хоупвелл прорывается вперед… уходит от прессинга… Стоктон пытается отобрать мяч, но это безнадежно… Судьба матча в руках Дэви Хоупвелла… время кончается… Дэви Хоупвелл – последняя надежда «Селтика»… Он уходит от защитников, выходит на бросок… Он…

Останавливается. Ловит мяч и смотрит…

На дом Марты Кларендон. Входная дверь открыта, несмотря на холод, и ходунок лежит на ступенях террасы, куда выбросил его Линож.

Снова мы видим Дэви. Он сует мяч под мышку и медленно идет к калитке дома Марты. Минуту стоит, потом замечает на белой краске что-то черное. Там, где Линож постучал тростью, остались угольные следы. Дэви касается одного из них двумя голыми пальцами (перчатки-то у него – помните? – без пальцев!) и тут же их отдергивает:

– Ой-еой!

Они еще горячие. Но Дэви теряет к ним интерес, глядя на открытую дверь и опрокинутый ходунок – в такую погоду дверь открытой быть не должна. Он идет по дорожке, всходит на ступени. Нагибается, отодвигает лежащий ходунок.

Из дома слышен голос дикторши:

– Какую роль играет глобальное потепление в возникновении подобных бурь? Фактически мы просто этого не знаем…

– Миссис Кларендон! – кричит Дэви. – У вас ничего не случилось?

В доме Марты, в гостиной, в кресле Марты сидит Линож. Все еще идет передача о погоде. Графики двух штормов сдвинулись к будущему месту их столкновения. Окровавленная трость лежит на коленях Линожа.

Глаза его закрыты. Кажется, он медитирует. Дикторша говорит свое:

– Что мы точно знаем – это то, что струйные течения вошли в состояние, вполне обычное для этого времени года, хотя восходящий поток сильнее обычного, и это еще усиливает чудовищную силу западного шторма.

Дэви зовет, его не видно:

– Миссис Кларендон? Это я, Дэви! Дэви Хоупвелл! У вас все в порядке?

Линож открывает глаза. И они снова – черные… но на черноте мелькают извивы красного… как пламя. Он улыбается, показывая все те же страшные зубы. Камера их держит, и потом – Затемнение. Конец акта первого.

Тот же день. На террасе дома Марты сквозь открытую дверь виден Дэви Хоупвелл, и он идет к двери с растущим беспокойством. А под мышкой у него все тот же баскетбольный мяч.

– Миссис Кларендон? Миссис…

– Широкие окна следует заклеивать лентой, чтобы их не разбило порывами ветра, – советует дикторша.

Дэви останавливается, как вкопанный, глаза его расширяются. Он видит…

…торчащие из тени две туфли на ногах и край платья.

– …Порывы ветра при такой буре могут достигать…

Дэви на террасе перестал бояться – он думает, что уже знает худшее. Она упала в обморок, или у нее случился удар, или еще что-то, и он опускается на колени – посмотреть… и застывает. Мяч выскальзывает из-под его руки и катится по террасе. Глаза Дэви наполняются ужасом, и нам не надо смотреть, что он там увидел. Мы знаем. А голос дикторши продолжает:

– ..скорости, обычно свойственной урагану. Проверьте печные заслонки и трубы! Это очень важно…

Дэви делает судорожный вдох, а выдохнуть поначалу не может. Видно, как он пытается. Пытается крикнуть. Касается ноги Марты и испускает тихий сопящий шум. Голос Линожа гораздо громче.