Приплясывая на месте в попытке сохранить равновесие, она обернулась на то, что так напугало станди, и ее рука метнулась к губам в приступе отвращения: едва дерево испустило дух, желтые наросты зашевелились с мерзким жужжанием.

— Назад, быстрее! — закричал Эр'рил, но они и без того уже мчались прочь.

Неожиданно, точно созревшие стручки молочая, нарывы лопнули, и из них посыпались крошечные красные пауки, мгновенно облепившие ствол и ветки. Из нутра дерева, где поселилась скверна, потянуло гнилым мясом. Доли секунды спустя насекомые уже покачивались на окутавших ветви тончайших нитях, колышемых вечерним ветерком.

— О Матушка! Это что за дрянь? — вскричал Эр'рил.

— Орда, — ответила Ни'лан.

Пауки, будто саваном, укрывали дерево своей пряжей. Казалось, они растут прямо на глазах: крошечные тела распухают, точно кровавые нарывы, а черные лапки вытягиваются и утолщаются. Отвратный вид существ наталкивал на единственную мысль: их ядовитые укусы смертельны.

— Как теперь быть? — спросила Элена. — Мы не сможем пройти через лес.

— Нет. Сможем, — ответила Ни'лан изменившимся голосом.

Она вспоминала последние ноты песни древнего дуба. То, о чем он ее попросил, было святотатством по самой сути и противоречило основам существования нифай, но теперь крошечная женщина поняла, что волю старца выполнить необходимо.

— Что ты предлагаешь? — спросил Эр'рил.

Ни'лан закрыла глаза, вызывая образ, расцветший в предсмертной мелодии: «Пламя лижет дерево, корчатся листья».

— Мы проложим путь огнем, — отрезала нифай тоном, вобравшим всю жажду мести.

Элена прикусила нижнюю губу и пошевелила правой рукой, разглядывая в закатных сумерках рубиновую кисть. Солнце уже скрылось за пиками Зубов, оставив лишь мерцающие тени на границе мертвого леса.

Она стояла позади фургона, и никто из спутников, увлеченных обсуждением ближайших планов, не нарушал ее уединения. Единогласно удалось решить только один вопрос — не входить в лес в темноте. Они стали подальше от деревьев и договорились, что всю ночь лагерь по очереди будут охранять два стража.

Товарищи спорили, ничего вокруг не видя, и рядом с девушкой осталась только Дымка. Элена рассеянно провела левой рукой по гриве лошади, уткнувшейся в мешок с кормом, и выудила несколько веточек да колючек. Она попыталась причесать кобылу, но получалось не слишком хорошо: взгляд был прикован к кроваво-красным завихрениям магии, резвящимся на правой ладони.

Девушка сосредоточенно смотрела на пятно, вспоминая наставления Эр'рила: «Позволь магии проявиться, но не выпускай ее». Элена задышала глубже, стараясь замедлить биение сердца. Нужно научиться контролировать поток силы. Она чувствовала: завтра придется испытать свои способности. Прикрыв глаза, Элена приказала кончикам пальцев нагреться, и постепенно ногти на правой руке окутало мягкое розовое сияние. Хорошо, еще немного…

Происходящее пугало, и ей стоило немалых усилий воли заставить себя продолжать. Она услышала зов дикой магии, сиреническую песнь могущества, хорошо знакомую теперь по урокам с Эр'рилом.

Элена не могла не признать, что часть ее существа — ту, что была ведьмой, — привлекает шепот власти. По совету наставника она не пыталась его заглушить, а, напротив, прислушивалась. Воин говорил, что, если игнорировать призыв, ведьма только прибавит в силе, а потом и вовсе поглотит обычную женщину. Этому не бывать!

Именно ради нее, Элены Моринстал, уже погибло столько людей, что она просто не может променять свое родное человеческое «я» на сомнительный соблазн, она не отдаст себя во власть желаний магии.

Элена раскрыла ладонь, и кончики пальцев раскалились добела. Девушка позволила себе довольно улыбнуться. Стоит ей уколоть руку, и неуправляемая дикая энергия хлынет из тела и захлестнет мир. Но когда она наконец решится на это, магия будет подчиняться простой женщине, а не ведьме.

Она сжала кулак, чувствуя заключенное в нем могущество, затем снова развела пальцы: волшебные вихри метались по кисти.

— Чем занимаешься?

Элена вздрогнула, и ладонь засветилась ярче — словно в очаге кто-то разворошил угли. Девушка подавила сияние. Несколько мгновений спустя глаза привыкли к полумраку, и она, обернувшись, различила худощавую фигуру.

— Могвид?

Элена натянула на остывшую руку перчатку.

— Понятно, прячешь свой меч. — Оборотень едва заметно усмехнулся.

— В каком смысле?

Он кивнул на ее ладонь.

— Меч в ножнах кажется вполне безопасным, даже красивым, пока не сверкнет явленный свету смертоносный клинок. — В темноте глаза Могвида сияли янтарем. — Твоя магия похожа на такой меч.

— Наверное. Но с мечом легче обращаться, — смущенно проговорила Элена. — Он не будет по собственной воле колоть людей.

— О дитя, просто тренируйся. Только от навыков владельца зависит, насколько оружие опасно.

— Однако даже ребенок может случайно убить кого-нибудь.

— Совершенно верно. — Могвид потянулся к гребню. — Позволь помочь тебе.

Оборотень принялся расчесывать гриву Дымки, причем получалось у него гораздо лучше, чем у Элены.

— Я сама.

Кобыле явно нравилось внимание оборотня. Расположение животного он купил угощением — сладким вяленым корешком.

— Не беспокойся, мне это занятие доставляет удовольствие. Бедняжки заслужили немного ласки, у них был тяжелый день. — Могвид посмотрел на девушку своими диковинными глазами с вертикальными зрачками. — Ладно, хватит о лошадях. На самом деле я пришел составить тебе компанию, ты здесь совсем одна. Почему ты ушла от всех?

— Кажется, мое мнение не особо им интересно.

— Хм… Как это знакомо. — Он улыбнулся. — Я тоже стараюсь держаться в стороне. Боюсь, мне не понять человека. Си'лура — изолированный народ, мы живем в самом сердце Западных Пределов, в стороне от людей, и лишь изредка видим одинокого стрелка или капканщика. Мне не слишком уютно рядом с остальными…

Он запнулся, словно пытаясь справиться с накатившими слезами, и проговорил тихо:

— Особенно когда дом так далеко.

Взяв щетку, Элена принялась чистить бока Дымки.

— Я понимаю тебя, — пробормотала она.

Глубокая тоска вдруг овладела ею. Девушка услышала тихую мелодию: Ни'лан взялась за лютню. Одинокие ноты разносились в воздухе, точно ласковое тепло костра, оживляя ночь и проникая в самую душу. Однажды Эр'рил рассказывал, что в инструменте нифай обитает древний дух ее погибшей земли. И, слушая печальный голос, Элена поняла, что это правда. Песнь о разрушенном доме и утраченных друзьях пробралась в самое сердце: она тоже потеряла так много — мать, отца, тетю и дядю. Оставалось надеяться только на то, что брат Джоак, похищенный на улицах Уинтерфелла темным магом, еще жив и находится где-то в землях Аласеи. Она тайно мечтала вновь обрести его в этом долгом трудном путешествии.

— Джоак, — прошептала девушка, прижавшись лицом к боку Дымки. — Ты обещал, что всегда будешь рядом, так держи слово.

Могвид насторожился.

— Ты что-то сказала?

Она улыбнулась и покраснела.

— Нет, извини. Просто кое-что вспомнила.

Он понимающе кивнул.

— В мыслях о доме удивительным образом смешиваются тоска и радость.

— Да, именно так.

Элена опустила голову, пытаясь скрыть навернувшиеся слезы. Раньше оборотень представлялся ей весьма неприветливым: всегда один, говорит мало, недоверчиво изучает всех прищуренными глазами. Теперь же, казалось, она начала его понимать. Может, они не такие уж разные.

Оба чистили и причесывали Дымку молча, погруженные в свои мысли. Заметив на губах Могвида мимолетную кривую усмешку, Элена приняла ее за печальный отголосок воспоминаний о родине.

Вскоре в наступивших сумерках на конской шкуре заиграли серебристые отсветы, и они отступили, любуясь работой.

— Теперь намного лучше, — улыбнулась Элена. — Спасибо.

— Нет, это я должен благодарить тебя за позволение помочь. Приятно поговорить с человеком, разделяющим твои чувства.