Кинулись искать Еру. В Таганроге его не оказалось.
Мамочка тотчас смекнула, что кредиторы — люди крепкие и на этом не остановятся. Они привыкли других оставлять в дураках, а сами дураками быть не желают! Зная, что дальше Ростова ее сынок не ушел (его наличность была ей известна), она поехала в Ростов. Ера был вскоре обнаружен и настоятельно предупрежден: сиди и не рыпайся.
А мамочка отправилась к местному таганрогскому адвокату. Собственно, это был не адвокат, а ходатай, подпольный ходатай по делам, и принимал он клиентов не у себя в кабинете, которого у него не было, а в трактире на старом базаре. Умеренно выпив, ходатай — толстый, обрюзгший человек с маленькими, хитрыми глазками — сказал мамочке:
— Газеты читаете, мадам? О гибели «Титаника» читали?
Мамочка от недоумения и возникшей рассеянности чувств налила себе из графинчика большую рюмку и выпила ее в один прием, как бывалый матрос.
— Какой «Титаник»? — хрипло спросила она. — На кой мне сдался твой «Титаник»?
И тогда, договорившись о цене и получив задаток, ходатай поведал ей свой гениальный план…
— А поверят? — задумчиво спросила мамочка, внимательно выслушав ходатая.
— Может быть, и не поверят, — охотно согласился ходатай. — Ну, а если даже должники не поверят, что из того? Для властей такое сообщение, да еще плюс траурное объявление, более чем достаточно для прекращения дела в уголовном порядке. А парень пусть себе живет, ну хоть в Одессе. Разбогатеет — мамочку выпишет…
Мамочка выпила еще одну рюмку и прослезилась.
Да, несомненно, пора помянуть «Титаник». Читая сейчас газетное сообщение о попытке поднять его со дна океана, мы и вспомнили приводимую таганрогскую историю.
«Титаник» — это название огромного (по тогдашним понятиям) парохода, построенного специально для атлантических прогулок со всей доступной в 1912 году роскошью: электрическим освещением, бассейнами для плавания, кинозалом…
Нет, телевидения там не было, радио существовало лишь как беспроволочный телеграф. Зато кресла в каютах были обиты не каким-то синтетиком, а настоящим бархатом и настоящей кожей, а на койках лежали тюфяки со стальными пружинами, и поверх — не сомнительный поролон, а матрацы, набитые лучшей морской травой.
Однако это — самостоятельная проблема. Сейчас же нас занимает странное происшествие с океанским пассажирским пароходом «Титаник», гибель которого в первые же сутки первого плавания остается не полностью разгаданной по сегодняшний день.
Принятая в свое время версия заключалась в том, что в тихую, безветренную погоду среди бела дня «Титаник», мчавшийся по океанской глади (мчавшийся относительно; конечно, теперь бы такой ход был приличен только для первых пятнадцати минут отхода от стенки) корабль, вдруг натолкнулся на что-то: таково было ощущение у команды и пассажиров. Именно так передал судовой радиотелеграф: «Всем, всем, всем! SOS — спасите наши души!» И деловитое: «Судно ударилось в воде при штилевой погоде о нечто твердое, точно утес».
Потом газеты высказывали предположение, что то был далеко заплывший айсберг, перевернувшийся тяжелой, массивной частью под воду и почти невидимый на воде. «Титаник» тотчас же раскололся надвое, и обе половины медленно, но верно пошли ко дну. Был ли то айсберг, или спина неведомого морского чудовища, или даже мина — этого никто не установил в свое время. И, пожалуй, это не так уж важно. Души погибших могут теперь утешать друг друга тем соображением, что все равно за прошедшее с того дня более чем полстолетие их немощные телесные оболочки так или иначе погибли бы, и если рассуждать здраво, то в такой незаурядной гибели есть даже что-то, как сейчас говорят, стильное: летом, в жаркую пору, разбиться о ледяную скалу не всякому дано…
Назавтра после беседы мадам Еракари с «адвокатом» газету «Таганрогский вестник» обыватели рвали из рук. На первой странице была напечатана информация за подписью «Собств, корреспондент. Лондон»:
«Нам из достоверного источника сообщают, что в числе погибших пассажиров затонувшего «Титаника» был известный таганрогский негоциант Георгий Эпоминондович Еракари».
А на четвертой полосе в жирной черной рамке значилось:
«Семья покойного Георгия Эпоминондовича Еракари с глубоким прискорбием сообщает, что, отправившись в коммерческую поездку на пароходе «Титаник», он погиб в океанской пучине. Панихида в таганрогской греческой церкви состоится завтра, в 3 часа дня».
Теперь с Еры взятки были гладки. Погиб, и не просто погиб, а, можно сказать, самым блестящим и модным способом. Весь мир кричит о гибели «Титаника», и Ере удалось приобщиться к этой мировой славе! О каком суде над ним, о каком преследовании за мошенничество могла теперь идти речь! Мертвые сраму не имут…
Утром, до панихиды, на квартиру к мадам Еракари в открытом ландо, запряженном парой, рысаков, приехал греческий консул Диамантиди и в тонких выражениях высказал сочувствие матери, потерявшей «образцового сына». Мадам растроганно плакала.
— Ах, этот проклятый айсберг! — расчувствовавшись, воскликнул консул.
Мадам Еракари с удивлением взглянула на него и сказала:
— Вы разве знали Ефима Айсберга? Маклера в Одессе? Нет, ведь в конце концов я вышла не за него, а за Еракари. Он меня попрекал этим Айсбергом, пока его самого не взяла холера!
Мадам Еракари опомнилась и тихим, плачущим голосом спросила, будет ли кириа консул присутствовать на панихиде.
…Через два года Ера вернулся в Таганрог. Он приехал с женой — единственной дочерью владельца крупного мануфактурного магазина. Оба были богато одеты и проследовали с вокзала в отель «Бристоль», где заняли двойной номер. Тотчас таганрогская знать широко открыла им свои объятья. О тех злосчастных шестистах рублях, которыми пострадали один пьяный англичанин и двое подвыпивших немцев, уже не было и речи, тем более что Ера отдал свой долг всем троим, каждый раз для этого вынимая из кармана своей черной визитки толстый, набитый сторублевками бумажник. Мамочке он тоже вернул сто рублей и великодушно подарил ей еще сто, сказав с коротким смешком:
— Это твоя доля участия в прибылях.
Кажется, кто-то бестактно спросил Еру, как же все-таки он спасся с тонувшего «Титаника». Но Ера равнодушно ответил:
— Пароходы не выплывают, а пассажиры — иногда…
…Но вот, оказывается, иногда выплывают и пароходы!
Крылья
Из многих громких имен, связанных с Таганрогом, можно выбрать несколько славных «морских» фамилий. Вот знаменитый итальянский революционер Джузеппе Гарибальди. Молодым человеком он уже командовал торговым парусным судном, с которым и прибыл в 1833 году в Таганрогский порт. Не предчувствуя своей будущей славы, он беззаботно и весело гулял по Петровской улице, еще задолго до того, как стараниями А. П. Чехова там был установлен памятник Петру Первому работы Антокольского.
А вот еще одна морская, точнее, «полярная» фамилия: Г. Я. Седов. Арктический исследователь родился близ Таганрога, в селении у Кривой Косы, в 1877 году. Неоднократно бывал в Таганроге.
«Детей лейтенанта Шмидта» в Таганроге не наблюдалось. Зато там жил в 1892–1893 годах сам будущий командир «Очакова» — Петр Петрович Шмидт — у своей тетки, таганроженки Исбах.
А теперь выяснилось, что в конце прошлого века именно в Таганроге родилась морская идея подводных крыльев корабля, причем изобретатель, некто Троилии, в письме в редакцию «Таганрогского вестника» в 1898 году объявил о своем изобретении «окрыления пароходов», объяснил друзьям, что он стремится усилить наш флот в память морских сражений у севастопольских и таганрогских берегов 1855 года.
Почему же, однако, «и таганрогских»?
А вот почему. 22 мая 1855 года, то есть когда «Севастопольские рассказы» еще не были написаны, а Севастополь и Л. Н. Толстой в Севастополе были уже под огнем, к Таганрогу подошли корабли англо-французского флота. В сущности, город был застигнут врасплох: царское правительство и не подумало о возможности этого демарша врага и ничего не сделало для укрепления города. Гарнизон его был ничтожен: караульная команда, добровольная милиция, несколько дружин ополчения и незначительная казачья часть.