— Мы-то выдержим этот гнет. А за тебя вот страшно.
— Не бойся. Я был в школе секретарем комитета комсомола, стойкий. Вот еще послушай: «Среди перерожденцев есть и преподаватели музыки, и инженеры».
— И следователь прокуратуры…
— Во-во. Дальше: «А тренер детской юношеской школы города Намангана Рахманов организовал в своей квартире просмотр порнографических фильмов своими воспитанниками, на сеансе собиралось до двадцати подростков, каждый из которых платил по двадцать рублей»… Преподаватель. А я почему не могу посадить за то же самое главного режиссера театра Маликова? Он по червонцу брал.
— Можешь, Валя, конечно, можешь, — успокоил я его.
— А то нашлись борцы за права человека и недочеловеков.
В дверь требовательно постучали.
— Валя, у тебя Завгородин? — послышался голос нашей секретарши Светланы.
— У меня, — Валя открыл запертую дверь.
— Его срочно к телефону…
— Может, и Норгулина заодно заберешь? — с готовностью предложил Валя.
— Сказали Завгородина.
— Кто меня? — спросил я.
— Секретарь обкома, — отрезала Света.
— Ха, — усмехнулся Валя, приняв сообщение за шутку. — Он на разговор меньше чем с Лигачевым теперь и напрягаться не будет.
Между тем Света не шутила. Действительно на проводе была секретарша Румянцева, которая мне сообщила, что первый секретарь будет говорить со мной.
— Терентий Витальевич? — осведомился хорошо поставленный, властный голос. — Здравствуйте.
— Здравствуйте, Сергей Владимирович.
— Вы не могли бы зайти ко мне? Скажем, через полтора часа. Это время вас устроит?
— Да. Я буду.
— Секретарь вас пропустит. До скорого свидания.
— Всего доброго.
"Не могли бы зайти?» Кто же отказывается от приглашения областного хозяина, члена ЦК?
— Растешь, Терентий, — сказала Света, занимавшаяся сортировкой дел с наблюдательными производствами. — С секретарями обкомов запросто разговариваешь. На чай приглашают.
— Это только начало. Скоро я их буду приглашать… А тебя возьму секретаршей. Будешь мне чай готовить. Только за такой чай, как ты сейчас делаешь, без премии останешься.
— Ох, размечтался… Кстати, не забудь Румянцева поздравить.
— С чем?
Она протянула вчерашнюю «Правду».
"…Вчера в Кремле член Политбюро ЦК КПСС, Председатель Президиума Верховного Совета СССР А. А. Громыко вручил высокие награды Родины группе партийных и государственных деятелей. Орденом Ленина награждены первые секретари: ЦК КП Казахстана Г. В. Колбин, ЦК КП Латвии Б. К. Пуго, обкома КПСС Еврейской автономной области Л. Б. Шапиро. Ордена Трудового Красного Знамени вручены председателю Союза советских обществ дружбы и культурных связей с зарубежными странами В. В. Терешковой, первым секретарям Кировоградского обкома КПСС Е. С. Строеву и Г-го обкома КПСС Румянцеву С. В.»..
— Попроси Румянцева, может, протекцию составит и тебе какой орден подкинут на бедность, — улыбнулась Света.
— Дадут. Орден Сутулова третьей степени…
В назначенное время я был в приемной Румянцева. Вежливая секретарша лет сорока со словами «вас ждут» пропустила меня в кабинет. Румянцев выглядел уставшим и, похоже, был не в духе.
— Вам кофе или чай? — спросил он.
— Если можно, кофе,
— Нина Владимировна, сделайте, пожалуйста, пару кофе.
Секретарша кивнула и бесшумно, плавно удалилась. Такие плавные бесшумные походки присущи или старым дворецким в английских замках, или хорошо дрессированным секретаршам в обкомах партии.
— Сегодня из Москвы. Ночь в самолете.
— Поздравляю с орденом.
— А, — махнул рукой Румянцев. Особой радости по поводу высокой награды Родины я у него не заметил.
— Пойдемте в другую комнату. Там нам будет удобнее перекинуться парой словечек.
Мы прошли в комнату отдыха, располагавшуюся за кабинетом. Там стояли диван, книжный шкаф, японский телевизор и видеомагнитофон, мягкая мебель. Мы расселись в глубоких креслах у журнального столика. Румянцев положил на столик блокнот, авторучку и обратился ко мне:
— Я бы хотел ознакомиться с ходом следствия по делу… Если, конечно, можно…
Последняя фраза была данью вежливости.
— В настоящее время арестовано шестнадцать человек, — начал я обрисовывать ситуацию. — Центром всего «концерна» был старший продавец магазина номер шестнадцать Григорян.
— Что за человек?
— Хапуга Родился в Армении. Всю жизнь предавался одной, но пламенной страсти — деланию денег. Еще мальчишкой, не умеющим считать, продавал на рынке семечки. Знал, что стакан семечек стоит гривенник — монетка, которая блестит. Был продавцом в Ленкорани. Дослужился до заведующего складом. Переехал в Ереван. Там работал с Алазяном, брал у него уроки игры в высшей лиге. Алазяна потом расстреляли за хищения в особо крупных размерах. Григорян за полгода до краха компании отошел в сторону. Уехал обратно в Ленкорань. Стал там заведующим магазином, организовал сеть по реализации левой продукции. Надеюсь, вы понимаете, что это оперативные данные, не отраженные в материалах уголовных дел?
— Понимаю.
— Григорян быстро завоевал популярность в некоторых кругах. В один прекрасный день ОБХСС накрыл партию неучтенной продукции. В России он после этого сел бы в тюрьму. В Армении такие вопросы решаются мягче. Зачем сажать уважаемого человека, у которого есть много денег?.. В результате, продав все, оставшись практически без средств к существованию, он уезжает из Ленкорани.
— Деньги ушли на взятки сотрудникам правоохранительных органов?
— Возможно, что не только правоохранительных. К процессу «выкупа из плена» были подключены весьма известные в республике деятели, в том числе и из партийного аппарата.
Румянцев нахмурился и кивнул.
— Вопрос о чистоте рядов партии в тех регионах стоит остро.
— Все это разговоры. Никаких доказательств нет и быть не может.
— Понятно.
— В нашем городе у семьи Григоряна был дом, в котором прописана его двоюродная тетка. Так что Григорян вместе с семьей перебрался к нам. При всех своих связях он смог устроиться работать лишь старшим продавцом. На новом месте он едва не взвыл от тоски. Пересортица, мелкий обман покупателей, торговля из-под полы дефицитным товаром — вот и все приработки. С таким убожеством он смириться не мог. Поднял старые связи, подмазал кого надо — и в магазин потекли различные товары. В том числе и непонятного происхождения. Пошел левый товар. Вам знаком этот термин?
— Знаком.
— За пару лет Григорян прибрал магазин к рукам. Магазин не сходил с Доски передовиков производства. План выполнялся и перевыполнялся. Красное знамя, статьи в газетах — и все в том же стиле… Но показалось мало. В голове его возникла комбинация. При комбинате бытового обслуживания работал небольшой цех. Григоряну удалось протолкнуть на место директора комбината своего старого приятеля Новоселова. Тот работал заместителем директора по сбыту на игрушечной фабрике, дела у него шли ни шатко ни валко, поскольку директор там честный. Новоселов мог похвастаться и лучшими временами, когда имел неплохие деньги. Жизнь на зарплату постепенно превращала его в желчного циника, недовольного своей судьбой. Сев в кресло директора комбината, он развернул кипучую деятельность. Вскоре цех ширпотреба превратился в настоящий заводик. И пошла левая продукция. На сотни тысяч, если не на миллионы рублей. Зонтики, туфли, брелоки, кошельки, всякая всячина.
— Откуда брались материалы для изготовления вещей?
— Часть — излишки за счет нарушения производственных нормативов. Часть поставлялась такими же шарагами, гнавшими левую продукцию. Интересно — весь цех работал внеурочно, все знали, что гонят левак, и никто не обмолвился ни словом, не пытался протестовать. Всех устраивало такое положение. Рабочие оставались после работы на два-три часа, получали за это по две-три сотни в месяц и были готовы на руках носить Новоселова. Вон Ганин — ветеран труда, кавалер ордена Трудового Красного Знамени. Я его спрашиваю — не стыдно? А он мне — за что должно быть стыдно? За то, что я своими мозолями для семьи три сотни в месяц добывал?