Джерард, который, надо отдать ему должное, только сейчас задумался над этой стороной своего «подвига», густо покраснел и оскорбленным тоном произнес:

— Если я и поступил плохо, то, по крайней мере, сделал это ради тебя.

Серена снова налила себе кофе.

— Может быть, это окажется весьма кстати, — заметила она. — Даже злейший враг Ротерхэма не скажет, что у него нет чувства юмора. И, вполне возможно, он будет так смеяться над всей этой историей, что забудет рассердиться на вас, Джерард.

Это, кажется, не очень утешило мистера Монксли. Но, прежде чем он успел что-нибудь вымолвить, Эмили снова заговорила, судорожно сжимая ладошки:

— Леди Серена, я не хочу выходить замуж за лорда Ротерхэма! Пожалуйста, не уговаривайте меня. Я никогда не смогу полюбить его.

— Тогда я советую тебе сказать ему об этом открыто, — спокойно ответила Серена.

— С-с-сказать ему об этом? — повторила девочка, от ужаса широко раскрыв глаза.

— Да, дорогая Эмили, когда джентльмен оказывает тебе честь и просит твоей руки, а ты принимаешь его предложение, то простые правила приличия требуют, чтобы ты, по крайней мере, известила его об изменениях в твоих чувствах, если ты потом захочешь разорвать помолвку.

Но Эмили снова принялась плакать.

— Мисс Лейлхэм, пожалуйста, не расстраивайтесь, — обратился к ней мистер Горинг. — Леди Серена права, но она должна была добавить, что вам не стоит бояться возвращения к миссис Флур. Уверяю вас, в ней вы найдете свою горячую сторонницу. Если бы вы сказали ей о своей неприязни к лорду Ротерхэму, это злосчастное происшествие никогда бы не имело места.

Эмили подняла на него свои заплаканные глаза и недоверчиво спросила:

— А как же мама? Она…

— Поверьте мне, миссис Флур посильнее вашей матушки! Бедная девочка, вы должны вернуться с нами. Вы позволили своим расстроенным нервам одержать верх над разумом. Я никогда в жизни не встречал лорда Ротерхэма, но не могу поверить, что он или любой другой мужчина может захотеть жениться на девушке, которая испытывает к нему такую сильную неприязнь.

— Мистер Горинг, я в восторге от того, что познакомилась с вами. Ваш здравый смысл восхитителен, — сказала Серена. — Уж кто-кто, а Ротерхэм никогда не станет удерживать девушку, которая желает разорвать помолвку с ним. И уверяю вас — у меня есть все основания так говорить…

Тут девочка опять прошептала что-то, и Серена обернулась к ней:

— Если ты, Эмили, еще раз промяукаешь здесь слово «мама», то поймешь, что у меня такой же жуткий характер, как и у Ротерхэма. Если ты, маленькая дурочка, так боишься своей мамочки, то завтра же выходи за маркиза. Клянусь, никто другой не сможет и не захочет защитить тебя от нее лучше, чем Ротерхэм. Что ты на меня уставилась? Это тебе не приходило в голову? Есть и еще кое-что, о чем тебе стоит подумать. Мы наслушались от тебя о том ужасе, который он тебе внушает, но я еще не услышала от тебя признания того факта, что в течение нескольких недель, пока ты пряталась в Бате, маркиз относился к тебе со снисходительностью, которой я не ожидала от человека с таким темпераментом. Ума не приложу, почему это он полюбил такую дурочку, как ты, но это факт. И какую же награду он получил? Когда лорд Ротерхэм наконец попросил тебя поговорить с ним о деле, ты, вместо того чтобы собраться с духом и сказать маркизу правду, сбегаешь из дому с этим глупым школьником, который тебе абсолютно не нужен! Да еще и воспитанником твоего жениха! Вы что, оба придумали все это, чтобы выставить лорда Ротерхэма всем на посмешище?

От вас, Джерард, можно было ожидать нечто подобное. После сегодняшних открытий я уже ничему не удивляюсь. Вы злой щенок, не обладающий ни чувством благодарности, ни состоянием, ни способностью думать о чем-либо, кроме вашего удовольствия! — Ее гневный взгляд остановился на перепуганном личике Эмили. — Тебя я обвиняю лишь в детском безрассудстве. Но скажу тебе, девочка, если бы не эта твоя спасительная слабость (если только это слабость!), я бы назвала тебя самой отвратительной и пошлой кокеткой!

Те, к кому были обращены эти гневные слова, выслушали их, онемев от потрясения. Джерард залился краской до корней волос, Эмили, наоборот, побледнела как полотно и съежилась в кресле. Тогда мистер Горинг поднялся, подошел к ней и положил руку на плечо. Потом обратился к Серене:

— Прошу вас, мадам, остановитесь! Вы уже достаточно сказали. Она действительно вела себя плохо. Но вы забываете, что сами только что сказали: она просто ребенок, вдобавок застенчивый ребенок, чувствовавший себя очень одиноким, никогда не знавший ни сочувствия, ни поддержки, которые в избытке доставались другим, более счастливым, чем она, девочкам.

— Вот именно! — неожиданно взорвался Джерард. — Но когда я спасаю ее и пытаюсь защитить…

— Если вам хоть немного дорога ваша шкура, замолчите! — оборвал его мистер Горинг уже не таким нарочито бесстрастным тоном. — Мужчина, стремящийся защитить неискушенную девушку, никогда не станет уговаривать ее сделать шаг, который неминуемо подвергнется критике и осуждению всего света.

Тут гнев с лица Серены исчез, и она невольно рассмеялась:

— Вы все расставили на свои места, мистер Горинг. Действительно, мне больше нечего сказать. И если мы хотим вернуться в Бат к ужину, следует поторопиться. А ты, Эмили, не смотри так испуганно! Я не стану больше ругать тебя. Надеюсь, что и ты не будешь считать меня исчадием ада потому лишь, что однажды я накричала на тебя.

— Нет-нет! Как я могу? Я никогда не хотела… Я даже не думала…

— Но ты же превратила лорда Ротерхэма в настоящее чудовище! Да ладно! Думаю, тебе стоит подождать, пока вы снова не встретитесь с ним, прежде чем решишь бросить его. Может быть, ты поймешь, что картина, которую ты себе когда-то нарисовала, не совсем верна. А если маркиз опять покажется тебе ужасным, что ж, просто скажи ему, что хочешь разорвать помолвку… — Серена протянула ей руку, но обратилась к Горингу: — Вы едете вместе с нами, сэр?

— Я поеду верхом позади вашей кареты, мадам.

— Эмили! — неожиданно закричал Джерард. — Неужели ты позволишь им нас разлучить?

— Мне очень жаль, — задрожала Эмили, — умоляю, прости меня! Я совсем не хотела вести себя так плохо.

— Дорогой мистер Монксли, если вы не хотите расставаться с Эмили, вам нужно всего лишь нанять лошадь, — сказала Серена. — Когда Ротерхэм приедет в Бат, вы можете выступить против него вдвоем.

— Нет! Нет! — закричала Эмили, хватая ее за руку. — Леди Серена, не позволяйте ему ехать с нами! Тогда лорд Ротерхэм и мама узнают, что я натворила, а я этого не вынесу.

— Если моя любовь так мало для тебя значит, — гордо заявил Джерард, — то поезжай! Я понял, что диадема маркизы одержала победу!

Когда майор Киркби, около трех часов дня переехав через мост, приблизился к Лаура-Плейс, он был удивлен, не увидев там Фоббинга с фаэтоном Серены. Еще более майор удивился сообщению Либстера, что леди Серена уехала на пикник. «А леди Спенборо, — добавил дворецкий, — находится в гостиной и просила провести майора наверх». Он заметил, что майор привязывает поводья к перилам, и тут же добавил, что пришлет конюха миледи присмотреть за лошадью.

Затем он провел мистера Киркби на второй этаж, объявил о его приходе и удалился, покачивая головой. По мнению дворецкого, происходило что-то подозрительное, какая-то мышиная возня, которую он очень не одобрял. Едва дверь за Либстером закрылась, Фанни вскочила с дивана и импульсивно рванулась к майору.

— О, Гектор, я рада, что ты пришел! Я так волнуюсь!

— В чем дело, дорогая? — спросил он, взяв вдову за руки. — Фанни, да ты вся дрожишь! Любимая…

Она тяжело вздохнула, высвободила руки и бросила на мистера Киркби умоляющий взгляд:

— Гектор, не надо… Мы не должны… Любовь моя, ты же помнишь!..

Он отошел к окну и встал там, глядя на улицу.

— Да, прости меня. Но что так тебя расстроило, моя дорогая?