Шубин, прищурившись, меня разглядывал. Пару минут он молчал, просто изучал меня, не говоря ни слова, и во время этой издевательской паузы я едва дышала. И вовсе не из-за него. А из-за того, кто сидел справа от меня, хотя я даже его толком и не видела. Я просто не могла себя заставить посмотреть на Миллера. Боялась панически. Казалось, если встречусь с ним взглядом, не выдержу просто... Окаменею навечно, как от взгляда Медузы Горгоны. Ну или хотя бы заработаю инфаркт миокарда. Так что я тоже с Шубина глаз не сводила, хотя… какой же он отвратительный.

Наконец Шубин произнёс:

– Давайте начистоту, чего вы хотите?

– В смысле? – не поняла я.

– Все в этой жизни чего-то хотят. – Когда он говорил, бульдожьи щёки его колыхались. – Кто-то хочет власти, кто-то – денег, кто-то – славы. А чего хотите вы?

– Прямо сейчас я очень хочу домой, – честно сказала я и услышала едва уловимый короткий вздох справа.

У Шубина же мой ответ вызвал недовольство. Он посмотрел на Миллера, как будто спрашивал его о чём-то, но тот молчал. Тогда Шубин раздражённо продолжил:

– Ваша возня, госпожа Чернецкая, стала доставлять нам, не скрою… эм… некоторые хлопоты. Вы умеете завести общественность, стоит это признать. Но всё же вы себя переоцениваете. Все эти ваши манифесты в интернете лишь создают шумиху, докучливую, неприятную, но бесполезную. Завод всё равно будет работать. Даже если придут к нам из надзорных органов, это будет, уверяю вас, обычная проформа. Я хоть завтра могу предоставить вам заключение экспертов со всеми нужными печатями и подписями о том, что мой завод на экологии и здоровье людей никак не отразится. Потому что везде сидят обычные люди и все они чего-то хотят. Кто-то – хорошей жизни, кто-то – спокойной. Так вот я и вас спрашиваю, чего хотите вы? Не сейчас, а вообще. Карьеру? Или денег? Или отправиться… куда там? В Гамбург? Туда же вас, кажется, приглашали, но стараниями вашего бывшего свёкра поездку отменили. Так мы легко устроим. Хоть Гамбург, хоть Гарвард, хоть Папуа-Новую Гвинею. Просто угомонитесь уже. Или… или вот что я сейчас подумал. Мы можем взять вас к себе, этим… специалистом по связям с общественностью. Вашу бы неуёмную энергию да умение завести народ направить в нужное русло… так горы свернуть можно, а? Вы подумайте над моим предложением. Хорошенько подумайте. У меня вы такие деньги будете получать, какие вашему свёкру и не снились.

– Это вы меня сейчас подкупаете, что ли? – едва нашлась я что ответить, поражённая его осведомлённостью.

– Скорее, покупаю. – И обрюзглое лицо его приобрело такое выражение, будто он и впрямь приценивается к товару и не уверен: брать или не стоит.

– Нет! – возмутилась я, на мгновение забыв про страх. – Нет, нет и нет! Вы сумасшедший, если подумали, что я могу на такое согласиться.

– Это ты будешь сумасшедшая, если откажешься, – перешёл он на «ты».

И я поняла: он ничуть не сомневается, что я приму его предложение. Ведь все принимают, всех ему удаётся склонить на свою сторону не подкупом, так запугиванием. И если быть до конца честной, то на какой момент я всё же поколебалась. Проскользнула малодушная и трусливая мысль: отказаться от затеи и жить спокойно. Но тут же я подумала о моих студентах и устыдилась своей слабости.

– А знаете, я скажу, чего мне хочется. Очень хочется. Может, это прозвучит по-детски, но это моё самое горячее желание. Я мечтаю, чтобы вас посадили.

Шубин стиснул челюсти, взгляд сделался колючим, но я по инерции продолжала:

– Мечтаю, чтобы у вас отобрали всё, что вы награбили. И посадили надолго, а лучше навсегда. И я костьми лягу, чтобы это случилось.

Шубин вновь посмотрел на Миллера выжидающе, я напряглась ещё больше, но тот опять не отозвался. Тогда Шубин процедил зло:

– Ляжешь, ляжешь, уж будь уверена. Ты даже не представляешь, до чего хрупка жизнь. На каждом шагу всё что угодно может случиться...

Боковым зрением я уловила справа какое-то движение, услышала резкий хруст и непроизвольно среагировала: повернулась к Миллеру и… оцепенела. Его профиль оказался до боли знакомым. И этот косой шрам под скулой…

Взволнованная я туго соображала, но меня уже охватило предчувствие неумолимо надвигающегося шторма.

Миллер закрыл папку, разжал крепко стиснутый кулак, и на стол упали два обломка карандаша – вот, значит, откуда хруст. А потом он медленно повернул голову ко мне, и сердце моё остановилось…

Дёрнувшись, словно от разряда тока, оно сжалось в тугой болезненный узел, застыло на несколько бесконечных секунд, а затем заколотилось в рёбра как безумное. Шубин что-то ещё говорил, но я не разбирала слов. Он, да и вообще всё вокруг, как будто померкло и перестало существовать.

Я и правда окаменела, глядя в сумеречно-тёмные глаза Олега…

Я не могла пошевелить даже пальцем, хотя внутри меня бушевала стихия. Кровь сделалась такой горячей, словно по венам струилась раскалённая лава. Слова и звуки застряли в горле. Да что там  – я вдохнуть не могла. Целую вечность, казалось, я смотрела на Олега во все глаза и не могла поверить.

Но потом шквалом обрушились мысли, разрывая голову. Боже мой! Это он! Он! Но как он здесь…?

И тут меня словно ледяной водой окатило. Олег Владимирович Миллер, говорили в машине.

Выходит, Олег и есть Миллер?!

Нет, не может быть, это абсурд просто! Тот благородный, смелый мальчик не может быть жестоким и бездушным Миллером. Но это точно Олег. Ни малейших сомнений. За семь минувших лет он почти не изменился. Только лицо стало ещё более мужественным и жёстким.

Он меня тоже узнал, хотя не проронил ни звука. Но и без всяких слов я видела по тяжёлому неотрывному взгляду, по тому, что кипело в тёмной глубине его глаз – узнал.

– Мария Алексеевна, вы меня слышите? – кажется, не в первый раз повторил Шубин. Но я была полностью дезориентирована. Я уже не чувствовала ни страха, ни паники, вообще ничего, кроме сильнейшего потрясения.

Потом Олег нахмурился и отвёл наконец взгляд. Я тоже повернулась к Шубину, но едва его понимала. Сознание медленно и верно ускользало от меня. Неудивительно – после всего...

Я смежила веки, сделала несколько глубоких вдохов, изо всех сил пытаясь отогнать обморочную слабость. Услышала, как Олег поднялся, отошёл куда-то, но из комнаты не выходил, затем совсем рядом что-то тихо стукнуло.

Открыла глаза – на столе передо мной стоял стакан воды. Я помешкала – не хотелось показывать свою слабость, но если упаду в обморок, это будет в сто крат хуже.

Я взяла стакан, с досадой заметив, как предательски дрожит рука. Выпила – и правда, полегчало. Душная пелена отступила.

– Вы подумайте над моими словами, если вы, конечно, себе не враг.

Поняв, что «беседа» закончена и меня отпускают, я пулей вылетела из кабинета Шубина, стараясь больше не смотреть на Олега.

За дверью меня поджидал молодой, которого Шубин называл Иваном. Он проводил меня в холл, где тот, кто обыскивал меня вначале, вернул мои вещи. Причём в сумке явно рылись – замок был застёгнут не до конца и в прореху виднелась блузка, сунутая комом. Сволочи! Гады! Но я так хотела поскорее убраться отсюда, что осмелилась лишь взглядом выказать своё к ним презрение.

Этот Иван только мерзко ухмыльнулся в ответ.

Я взяла сумку, но она показалась ощутимо легче, чем была.

– Ноутбук твой мы позаимствовали, ты же не против? – всё с той же гадкой ухмылкой сообщил Иван и второй, тот что обыскивал меня, тоже хмыкнул.

– Разумеется, против! – выпалила я.

– Ну, значит, тебе придётся как-то с этим жить.

Теперь они оба захохотали, откровенно потешаясь над моей беспомощностью. Потом Иван распахнул входную дверь и кивком указал на улицу, мол, иди уже отсюда.

На крыльце курил тот самый водитель, что привёз нас сюда. Иван его окрикнул:

– Гарик, отвези назад эту бабу.

– Она тебе не баба, – услышала я за спиной голос Олега, и плечи подёрнуло мурашками.