– Ты живешь, чтобы исполнять ее приказания.

– Что я могу сказать? – Пожав плечами, Уинстон с обычной сговорчивостью согласился со словами друга, и на его лице появилось это глупое выражение «я влюблен», к которому Стивен уже привык. – А кроме того, я и сам хотел узнать, как ты поживаешь. Должен сказать, ты делаешь успехи в этой игре.

– А что мне еще делать? – пробормотал Стивен больше для себя, чем для Уинстона, глядя на огромный счет в тридцать пять очков. На самом деле его не очень заботило, так или иначе пойдет игра, ему было досадно, что не удалось спровоцировать драку. – Очень прискорбно, когда от явной ошибки девушки мужчина теряет себя. Он, как плакучая ива, может долго стойко держаться, а потом либо согнется под ветром, либо сломается пополам. Мысль о том, что я могу сломаться, мне ненавистна.

– А ты поэт. – Уинстон, приподняв одну бровь при последнем признании Стивена, взял его стакан и понюхал содержимое. – Сколько тебя угораздило выпить?

– Не так уж много. – Стивен вертел в руках три стрелы.

– Твоя очередь, – напомнил моряк, нагло втеревшись между двумя мужчинами, но Уинстон, со вздохом покачав головой, продолжал разговор со Стивеном:

– Я искренне надеялся, что появилась женщина, чьи чары будут способны заставить тебя забыть это нелепое проклятие, женщина, которая сделает тебя счастливым.

– Сделает меня счастливым? Черт возьми, с тех пор как я познакомился с Фиби, я был сбит с толку, взбудоражен, взволнован, расстроен и исполнял общественный долг, которого мне хватило бы на три жизни. Эта своевольная и упрямая женщина отказывается слушать разумные доводы, пока ее не шлепнет по лбу меж ее прекрасных зеленых глаз.

– Бросай же. – Громила расставил ноги, всей своей позой предлагая им прислушаться к его словам.

– Не нужно задираться, Скутс. – Похлопав противника по широкому плечу, Стивен метнул стрелу и снова, к своему удовлетворению, попал в яблочко.

– Ну что же, тогда все складывается наилучшим образом, – следя за игрой, проронил Уинстон.

– У меня не будет покоя. – Стивен усмехнулся, представив ожидавшую его жизнь, бросил стрелу и снова заработал десять очков. – Весь день с утра до ночи я буду думать только о том, где Фиби, что она делает, не грозит ли ей опасность, и очень скоро сойду с ума.

– Ты сделал свой выбор, так теперь выбрось ее из головы.

– Играй, – снова рявкнул Скутс, и это уже была не просьба, а приказ.

Откровенный разговор о Фиби возродил в Стивене потребность приложить к чему-нибудь или к кому-нибудь свою силу, и Скутс моментально стал подходящим кандидатом. Прикидывая, что лучше выбрать в качестве мишени для стрелы – зад моряка или доску, – Стивен снова обратился к Уинстону:

– Знаешь, дружище, по-моему, человеку трудно забыть о своей жене.

– О жене? – Уинстон отошел от балки. – Святые небеса! Сегодня утром Фиби уехала с лордом Тьюксбери.

Стрела, вылетевшая из руки Стивена, с силой воткнулась в грудь вырезанной из дерева чайки на полке возле бара, рядом с которым стоял Скутс.

– Этого не может быть. – Стивен резко повернулся лицом к другу. – Она должна выйти замуж за меня.

– А она об этом знает?

– Я сказал, играй! – снова заорал гигант.

– Игра окончена, приятель. – Уинстон твердой рукой сжал плечо моряка. – Проваливай.

– Я собирался сказать Фиби об этом сегодня днем, – ответил Стивен, словно Скутса вообще не существовало. – Не могу поверить, что она способна уехать и выйти замуж за другого, даже не попрощавшись.

– Она послала тебе записку.

– Ты несешь вздор, я не получал никакой записки, – огрызнулся Стивен, надевая плащ. – С чего ты взял, что я должен был ее получить?

– Так сказала Фиби вчера вечером в опере.

– Ладно, я не получил этой проклятой записки. Пошли. Нельзя терять времени. – Стивен потянулся за лежавшими на столе монетами, но огромная ручища Скутса с глухим шлепком накрыла его руку.

– Я хочу получить назад свое.

Это было безнадежно, но Скутс отказывался понимать нелепость своего требования. Стивен, обреченно вздохнув, сжал руку в кулак и нанес удар в квадратный подбородок гиганта.

Подъехав к особняку Тьюксбери, Уинстон и Стивен увидели припаркованный перед домом одинокий экипаж, которым иногда пользовался местный священник, и Стивен сначала выругался, а затем извинился. По дороге сюда они заехали к Хильдегард на случай, если Фиби еще была там, но столкнулись с самой Хильдегард, которая с гордостью сообщила о своей причастности к пропаже записки, а затем взахлеб, бессвязно стала говорить о том, что скоро получит поместье Марсден. Стивену вдруг стало жалко эту женщину, которая всегда будет злой и в конце концов останется одинокой.

В течение последнего часа во время их бешеной скачки из Лондона Стивен то впадал в мрачное молчание, то начинал ругаться последними словами. Уинстон отказался от всех попыток завести с ним разговор: в данный момент Стивен Ламберт, герцог Бэдрик, не годился в собеседники.

Лошади еще не успели остановиться, как Стивен выскочил из экипажа, и Уинстон поспешил вслед за ним, в последний раз взывая к его здравому смыслу:

– По крайней мере выясни, поженились ли они, прежде чем броситься в атаку, как Эдуард на Шотландию. В твоем положении устраивать сцены – самое последнее дело. – Стивен поднимался по лестнице через две ступеньки. – У меня такое чувство, что ты пропускаешь мимо ушей все мои слова, почему? – воскликнул Уинстон.

– Потому, что это я. – Стивен ударил медным молотком в массивную дубовую дверь.

– Будет что-то интересное. – Зная, когда следует помахать белым флагом, Уинстон со вздохом прислонился к каменной стене.

Стивен колотил в дверь и, казалось, уже готов был сломать эту чертову преграду, когда наконец появился дворецкий с расширившимися от испуга глазами. Его испуг вполне можно было понять – плащ Стивена был разорван, а глаза распухли так, что от них остались одни щелочки; да и у Уинстона вид был не лучше – после потасовки у него была разбита губа, над бровью красовалась шишка от удара оловянной кружкой, а ослепительно белый шарф украшали кровавые пятна. К тому же зловоние, пропитавшее в баре их одежду и сейчас исходившее от нее, отнюдь не действовало на слугу как успокоительное.

– Где Тьюксбери? – На этот раз не став ругаться, Стивен просто шагнул через порог, а дворецкий так и остался стоять, разинув рот от изумления.

Пройдя через холл, Стивен двинулся дальше по коридору, тяжело печатая шаги на мраморном полу. Он открывал двери, заглядывал внутрь и, не находя никого, с грохотом захлопывал их и шел дальше. Дворецкий чуть ли не бегом бежал за Стивеном, а Уинстон следовал позади, изо всех сил стараясь успокоить беднягу, чтобы тот не упал на пол, получив апоплексический удар.

Так они двигались вперед, пока не увидели перед собой на нижней ступеньке лестницы знакомую белокурую малышку, которая, по-царски подняв голову, наблюдала за приближением Стивена.

– От вас воняет, – с надменностью королевы Елизаветы высказалась девочка, сморщив носик и надув губки.

– Очень любезное замечание с твоей стороны, – остановившись, буркнул Стивен. – Где твой папа?

– Ступайте, Симпсон, я сама разберусь, – обратилась она к дворецкому, который уже готовился призвать на помощь какую-нибудь хитрость, и слуга, подчиняясь желанию девочки, юркнул в ближайшую комнату, но остался у самого порога. – Что вам угодно? – Блисс повернулась к Стивену и, судя по непреклонному выражению ее лица, кроха собиралась дать достойный отпор.

– Не думаю, что это касается тебя.

– Касается, если вам нужна моя помощь.

Не сдержавшись, Уинстон громко расхохотался – герцог Бэдрик, оказавшийся в отчаянном положении, вынужден был стоять здесь и объясняться с малым ребенком! И Уинстон снова громко засмеялся. Стивен, не ожидая подобной дерзости со стороны девочки, беспомощно взглянул на друга. Маленький деспот действительно ожидал, нет, требовал объяснений, и Стивен, в присущей ему манере сложив на груди руки, сдержанно ответил: