Разве это не безумие? Держать в доме человека, за которым тянется кровавый шлейф трупов. Помогать неизвестному, истекающему кровью. Быть на стороне убийцы, киллера. Как это у юристов?.. Соучастие? Или нет, пособничество? Как бы это ни называлось, это — преступление. И нет ничего абсурдного, ничего сюрреального в преступлении.

Опасность.

Это чувство нарастало, распространялось, как эпидемия вируса. Потому что сейчас мастиффы уже шли по следам и женщины с рыжими волосами, сидевшей за рулем машины, которая вывезла киллера с места устроенной им кровавой бойни.

Ночью, пока Дэвид то приходил в себя, то вновь терял сознание, Лидия вышла на улицу, по которой продолжал дуть проклятый горячий ветер. Она сняла с машины покрывало, которым целиком закрыла ее, когда привезла Дэвида. Тщательно смыла следы запекшейся крови. Заклеила с помощью пластиковой пленки и скотча разбитые стекла. А это как у юристов называется? Сокрытие улик, кажется.

Патрульная машина карабинеров медленно выехала из-за угла. Яркий луч подвижного бокового фонаря выгонял темноту из щелей между стоящими автомобилями. Лидия, сжимая в руках мокрые окровавленные тряпки, присела за машиной. Луч прошелся над ее головой и пополз дальше.

Опасность !

И все же, в хождении по острию ножа, по краю пропасти, в игре с опасностью был какой-то неосознанный соблазн. Что-то эротичное, как в запретных фантазиях, порождаемых подсознанием.

Лидия подняла с пола тонкую льняную простыню и накрыла ею Дэвида. Сильно дунула на свечу.

Пустая комната погрузилась во тьму.

— Санитар! Санитар! Бог мой, есть здесь кто-нибудь живой? Санитар!

Белотти колотил металлической миской по решетке камеры.

— Санитар! Эй, кто-нибудь!

Узловатая рука просунулась сквозь решетку и словно тисками сдавила запястье, не давая стучать. Рука принадлежала сержанту Родольфо Скьяра, отдел убийств, полицейское управление Милана.

— Заткнись, Белотти. Иначе, я войду и заткну тебе пасть!

— Я не намерен терпеть такое издевательство! Я хочу поговорить с моей женой! Хочу связаться со своим журналом! Хочу поговорить с моим адвокатом!

Скьяра с силой вырвал у него из руки миску и бросил за спину, где она загремела по полу коридора.

— Может, тебе еще священника для исповеди, тарелку спагетти а-карбонара и плакат с видом Капакабаны?

Белотти, вырвав руку, отскочил вглубь камеры. Скьяра смотрел на него с брезгливостью. На журналисте была казенная роба из серой фланели, измочаленной многочисленными стирками, размера на три больше. Его лица не признала бы и мать родная. Из-за сломанной переносицы вокруг глаз расплылись сизые круги, сильно распухшую шишку, которая когда-то была его носом, закрывала узкая белая повязка.

— Вы не должны так поступать со мной! — крикнул Белотти. — У меня есть права!

— Твое единственное право — заткнуться и не доставать меня.

— Сукин сын! Фашист!

— Ага! Тяжелое оскорбление официального лица при исполнении им служебных обязанностей!

— Ты мне за все заплатишь, Скьяра! Ты не знаешь, с кем имеешь дело!..

— Ты посмотри! Еще один почетный член славной партии «ты не знаешь, кто я такой». — Скьяра рассмеялся ему в лицо. — Ошибаешься, Белотти. Я хорошо знаю, с кем имею дело. Ты из тех, кто верит, что он хитрее всех. Ты тот, кто подделывает пропуска для прохода в здание суда, кто подделывает ключи, кто постоянно врет. И за чьей мордашкой святой невинности срывается грязный мафиозный убийца.

— Скьяра, ну послушай… — Белотти чуть не плакал. Голос его зазвучал умоляюще. — Один звонок. Только один. Ну что для тебя значит один звоночек, а? Никто не будет знать…

— Я буду знать! — гаркнул Скьяра. — Это мне приказано отвечать за тебя и твою безопасность.

— Скьяра, я прошу тебя, помоги мне. — Белотти вновь подошел к решетке. — Помоги мне, ради всего святого!

— Ты продолжаешь действовать мне на нервы, Белотти. Может, ты, действительно, плохо себя чувствуешь? — В голосе полицейского прозвучало сочувствие. — Может быть, для твоего же блага, для твоей безопасности надеть на тебя смирительную рубашку? И засунуть между зубов резиновую капу…

Белотти побледнел и отскочил от решетки.

— … а потом дать тебе десять тысяч вольт, для поднятия тонуса? — завершил фразу Скьяра, повернулся и пошел прочь по коридору.

Белотти остался стоять, с хрипом глотая воздух. Обвел глазами камеру. Металлическая кровать, металлический стол, металлический стул. Павильон Браски, тюремный блок Центрального госпиталя. Его поместили в ту же камеру, откуда Кармине Апра вышел на свидание с пулей.

Каларно. Это все Каларно! Эта сволочь…

Белотти бросился к кровати, упал на смятое одеяло. Он должен выйти отсюда. Любой ценой!

В противном случае для него тоже придет последнее свидание.

— Это было, словно почва разверзлась и поглотила его.

Бригадир Джорджио Палмьери осушил несчетную за день чашечку кофе и покачал головой.

Андреа Каларно оторвал взгляд от кусочка ночного неба, видневшегося из окна кабинета. Он сидел на краешке своего письменного стола, по-прежнему заваленного бумагами.

Дэвид Карл Слоэн, человек подполья. Вот уже два с половиной дня, с момента первого выстрела, как киллер поставил в дурацкое положение тысячи полицейских, карабинеров, агентов финансовой гвардии, других специальных служб и вооруженные силы итальянского государства.

Бригадир Антонио Де Сантис, стоящий радом с Палмьери, не глядя на Каларно, сказал:

— Шеф, послушайте…

Было что-то необычное в поведении Де Сантиса. Сидевшие в комнате уставились на него.

— Вы ведь знаете капитана Немо? — спросил Де Сантис, понизив голос.

— Не тот ли это идиот, что передавал тебе секретную информацию по похищению на улице Санцио три месяца назад?

— Он самый. И могу вас заверить, он не из тех, кто болтает понапрасну.

Каларно опять провел ладонью по щетине, жесткой, как ежовые иглы.

— Ну! Продолжай.

— Так вот, капитан Немо слышал нехорошие вещи. — Де Сантис облизал губы. — Кажется, тот, кто убрал Апра, сейчас хуже чумного. Нам он нужен живым, а кое для кого было бы лучше, если б мертвым.

Каларно пристально посмотрел на него. Если за словами капитана Немо что-то стоит, то его, Каларно теория о том, что Франческо Деллакроче, гипотетический заказчик убийства Апра, начал охоту на Слоэна, не лишена логики и истины.

— Добрый вечер, комиссар, — услышал он за спиной.

Каларно обернулся. На пороге в безукоризненном сером костюме стоял Ричард Валайн.

Агент ББОП, казалось, не замечал тяжелой атмосферы, царившей в комнате. Или заметил, но не подал виду.

— В холле все готово, — сказал Валайн. — Вы будете присутствовать?

— Вынужден присутствовать, мистер Валайн. Однако эта блестящая идея ваша, а не моя.

— Вы играли свою игру, Каларно. И проиграли. Пришел момент сменить тактику.

— Это проблема точки зрения. — Каларно кивнул в сторону ночного окна. — Слоэн еще там. Остановить его не удалось нам, не удастся остановить и системе. Я не знаю, как вам удалось убедить прокурора, да и знать этого не хочу, но то, то вы пытаетесь сделать — предпосылка к самому настоящему суду Линча.

На лице Валайна появилась традиционная желчная улыбка.

— Было время, когда суд Линча был законен.

— В ваших краях, может быть. В наших — всегда был преступлением.

За спиной Валайна показался человек с нашивками вице-бригадира, пробормотал «прошу прощения», обогнул его и вошел в кабинет. В рук он держал стопку черных коробок, стянутых резинкой: видеокассеты.

— Два дня! — Каларно выхватил их из рук вошедшего. — Целых два дня, чтобы доставить четыре вонючих кассеты!

— Комиссар, я здесь не причем… — Вице-бригадир говорил с сильным неаполитанским акцентом. — Копию вам, копию в прокуратуру, копию в магистратуру, копию карабинерам…