— Два-пять-ноль.

Ардженто чуть не подпрыгнул. В системе цена убийства кого-либо была прямо пропорциональна трудности исполнения и уровню опасности этого человека для одного или многих ее сегментов. Самуэль Рутберг был готов выложить четверть миллиона за Апра! Контракт на Джо Валки, который в середине 60-х годов своими взрывными признаниями снес крышку с большого котла глубоко законспирированной структуры системы, был единственным, стоящим больше, чем контракт на Апра. Но так никому и не удалось убрать Валки. Он умер своей смертью на тюремной койке. Итог: контракт на Апра — Олимп цены. И Олимп опасности.

— Видимо, Рутбергу и Халлеру, действительно, сильно припекло задницы.

— И поэтому им нужен человек со стороны. Если Апра вывернет мешок с информацией по поводу союза Рутберг-Деллакроче, ББОП возьмет их в оборот так, что мало не покажется.

— Но почему именно ты, Дэвид? Ты — штучный экземпляр, разве нет? Почему они не могли послать из Израиля одного из головорезов Массад?

— Может потому, что существует еще одна проблема?

— То есть?..

— Фрэнк, после того как ББОП удастся покончить с ними, есть большая вероятность, что следующим будешь ты.

Арджено перестал разглядывать огни на другом берегу реки. В словах Слоэна была правда, и он это сознавал. Мысль человекасостороны имела под собой основания. И гораздо более серьезные, чем мог предположить Слоэн.

Халлер и Рутберг хотели иметь человека, который убрал Делберта Харриса, короля рэкета из Дамаска, из окна тридцатого этажа Хаммермат-тауэр. Хотели человека, который всадил пулю 308 калибра меж глаз Айсмана Брукса, главаря чикагской бандитской группировки. Они хотели человека, который в Майами разнес в клочья из М-16 Роланда Мантьегу, главаря колумбийского меделинского картеля. Хотели человека, который в нью-йоркском Чанатауне разложил на атомы из гранатомета Арнольда Белла, ликвидаторатриады Змея.

Хотели человека, который работал на него, Фрэнка Ардженто, и являлся его карающим мечом во время войны с ними.

— Не делай этого, Дэвид.

В трубке тишина.

— Послушай меня, если это из-за денег…

— Есть еще кое-что.

— Что ты имеешь в виду?

— То, что вписывается в логику святого союза между Самуэлем Рутбергом и Франческо Деллакроче, — ответил Слоэн. — Я уверен, тебе грозит опасность.

— Опасность, мне? Нет уж, постараемся пожить подольше на этой земле, Дэвид. Одноглазому наконец удалось убедить меня купить еще один «Мерседес», полностью бронированный, выдерживающий взрыв. Десяток моих ребят не отходят от меня ни на шаг все двадцать четыре часа, и все они из армейского спецназа. Помещения тщательно проверяются по четыре раза в неделю. Телефоны, стены, полы, компьютеры,.. даже мусорные корзины. У меня свои люди в мэрии, в департаменте полиции, в ФБР, в ББОП, в Агентстве по борьбе с наркотиками, даже в ЦРУ. О какой опасности ты говоришь?

— Я не в состоянии объяснить тебе это в рациональных категориях, но я наверняка знаю, что ты в огромной опасности. И не со стороны ББОП.

— Дэвид, послушай…

— Я сделаю это.

— Не делай, Дэвид. Ни надо.

— Это единственный способ заставить их выйти на свет.

— Дэвид, нет!

Слоэн положил трубку. Замер, глядя на телефон, висящий в стенной нише. За его спиной толпа пассажиров сновала по огромному залу терминала международных рейсов, напоминавшему муравейник.

Сквозь звуконепроницаемые стекла окон в форме полуэллипса, составляющих восточную стену терминала, был виден строй «Боингов-747», ночующих на летном поле. Свет галогеновых фонарей отбрасывал на бетонку огромные тени.

Слоэн вступил в туннель, ведущий на посадку — длинную бетонную трубу без окон. Там, где находился выход, труба поднималась, и было невозможно увидеть, что там, на выходе. Может быть, действительно самолет. А может быть, и нет.

Может быть, это только труба без конца.

Ведущая в никуда.

Для Одноглазого, Джека Куинтано, советника Фрэнка Ардженто, не хватало света в аттике Коннот-тауэр.

Пара торшеров, стоящих по обеим сторонам окна, оставляли много неосвещенных мест и увеличивали тени до гигантских размеров. Фрэнк Ардженто сидел в одной из темных полос в торце стола для заседаний.

— Спасибо, за то, что ты пришел сразу же, как только я тебя позвал, Джакомо.

Куинтано ограничился легким наклоном седой головы. Для мужчины в шестьдесят два года он был в отличной физической форме. Четкие и точные движения мускулистого тела. Красивый ровный загар. По классу и осанке Куинтано можно было принять за президента солидного банка или же административного совета крупной транснациональной компании. Правый глаз был закрыт черной кожаной повязкой, из-под которой по всей щеке разбегалась паутина тонких белых шрамов.

Свой глаз Куинтано оставил на холме Центрального Вьетнама, во время одной из самых кровавых битв той грязной войны. Рядом был еще один солдат, итальянский иммигрант по имени Эдди Ардженто, который и вытащил его из свинцового урагана, устроенного вьетконговцами. Вернувшись с азиатского Юго-Востока, Эдди Ардженто и Джек Куинтано остались солдатами в семье Готти. Четырнадцать лет спустя одноглазый Куинтано стал советником Дона Эдоардо Ардженто, главы могучего клана Ардженто. Сейчас, сорока годами позже, одноглазый Куинтано оставался тем же советником, но уже у Фрэнка Ардженто, сына Эдди. Наследника, получившего абсолютную власть.

— Джакомо, я должен попросить сделать кое-что для меня, — произнес из темноты Ардженто.

Джек Куинтано провел языком по внезапно пересохшим губам. По-итальянски. Он говорит со мной по-итальянски! Насколько он мог вспомнить, Фрэнк Ардженто обращался к нему на родном языке всего один раз, когда умер его отец, разрушенный раком, и Фрэнк вернувшийся едва живым с другой грязной войны, боснийской, внезапно оказался перед лицом ответственности за семью.

— Я слушаю, Франко.

— Я хочу, чтобы ты установил контакт с Самуэлем Рутбергом. Сделай это, Джакомо. Только сам. Не перепоручай никому.

— Хорошо, Франко.

— Я хочу, чтобы ты организовал мне с ним встречу.

— Это будет нелегко.

— Я тебя прошу об этом не потому, что это легко. Я прошу тебя об этом, потому что только ты один сможешь это сделать.

Куинтано перевел единственный глаз на огни Манхеттена. С окончания взаимной бойни не было ни одного прямого контакта между двумя боссами. Целые годы два клана соблюдали тихий, беспокойный вооруженный нейтралитет.

— Франко… — Куинтано заколебался, — почему ты хочешь встретиться с Рутбергом сейчас?

Трубчатые колокольчики колебались в холодном ветре, дувшем на мысу Код.

Доска, на которой они были подвешены, была старой и трухлявой. Многие крючки уже еле держались. Сильный порыв ветра ворвался в темноту портика, сорвав колокольчик из стеклянных висюлек. Ударившись о стену дома, они разлетелись на мелкие осколки, которые снежным вихрем покатились по полу. Второй порыв ветра унес их в никуда.

Сухие листья скручивались в смерчи движениями воздуха.

Они казались тучами саранчи. Узкая улочка Корридони, на которой располагался лицей имени Леонардо да Винчи, была полна народу. Лидия Доминичи вышла из лицея в толпе орущих и хохочущих подростков. Классическая картина окончания уроков во всех школах мира. Рядом с дорогой сумочкой от Прадо, подарком Ремо Дзенони, на ее плече висела поношенная кожаная сумка с книгами и тетрадями.

Неожиданная не по сезону жара ей совсем не нравилась. Время землетрясений, говорил в таких случаях отец. Статистически, легкие подземные толчки, сотрясавшие порой Милан, приходились именно на эти периоды ненормальной жары. Может быть, на этот раз никакого землетрясения не будет, но одно точно: от таких судорог лета у многих ехала крыша, слишком много идиотов оказывалось кругом.

Лидия кивнула подружкам и, отделившись от основной группы студентов, ускорила шаг в сторону церкви Сан Пьетро в Гессате. Ей достаточно было пары взглядов по сторонам, чтобы заметить машину, которую она хотела бы видеть меньше всего. Машина была припаркована под запрещающим стоянку знаком, прямо напротив лицея, передними колесами на тротуаре, мешая проходу пешеходов. Черный «порше-тарга» с непроницаемыми дымчатыми стеклами.