Внизу, перед гостиницей, высоко взвивалось пламя цыганского костра, и нараставшие волны музыки проникали даже сквозь плотно закрытые Кайтаем ставни. Цыгане давали представление для собравшихся в таборе людей – и местных жителей, и пришельцев из разных мест. Разодетые, чопорные люди из западного Парата, стройные, почти нагие темнокожие жители Морских островов в одеяниях из перьев и городские жители: толстые купцы, элегантная знать, ремесленники с учениками, воры-карманники – все были внутри круга. И многие уходили с облегченными кошельками. Одним там предсказывали судьбу, другие смотрели на трюкачей или танцоров или хлопали цыгану, выводившему на помост толстого медведя. Большинство из смотревших представление бросали деньги, а с тех, кто не бросал, легкие на руку цыганки умудрялись все же взять цену каким-либо способом.

Молча глядя на все это, на пороге кибитки стояла Зельза. Она ждала.

А высоко в гостиничной комнате, за закрытыми ставнями, Кайтай бормотал, по временам царапая одно-два словечка на табличке, и переворачивал листы книги.

Луна была низко, и ночная жизнь города наконец замерла. Теперь по табору бродило уже меньше людей. Кайтай в своей комнате откинулся на стуле, глядя на свечи, которые уже почти прогорели. Он глубоко вздохнул и медленно опустил древнюю рукопись обратно в мешок. Затем поднялся, задул все свечи, кроме одной, и раскрыл ставни. Далеко внизу угадывались очертания цыганских повозок. У одной из них он разглядел застывшую фигурку – это была Зельза.

Кайтай вышел из комнаты, прошел по узким коридорчикам и кривым лестницам гостиницы и оказался на улице. Шел он медленно, с опущенной головой, поминутно трогая свой нагрудный амулет.

Зельза услышала его шаги и повернулась навстречу. Зеленым огнем сверкнули ее глаза в темноте ночи, подсвеченной лишь пламенем костра.

– Он скоро придет, твой ненормальный приятель, – сказала она. Она не спрашивала, а утверждала.

– Он не более ненормальный, чем я, – сказал Кайтай. – Я тоже думаю, он вернется. Если, конечно, не получит нож под ребро в каком-нибудь притоне.

– Нет, – ответила Зельза.

– Я верю тебе, – сказал Кайтай, – у тебя, должно быть, особое зрение. Женщины моего народа тоже обладают таким. Но у них это бывает раз в жизни.

– У нас тоже, – резко ответила Зельза. – Только один мужчина открывает это зрение. Неважно, сколько было любовников, мужей, которых ты… но это – только для одного.

Кайтай кивнул. Спустя минуту он произнес:

– Он напьется.

– Я и это знаю.

– А в этом виноват я, леди, – сказал Кайтай. – Однажды, не так давно, по моей вине он увидел то, чего ему не надо было видеть. Теперь ему иногда поют призраки.

– Расскажи мне о нем, – попросила Зельза. – Как вы встретились? И где та земля, откуда он родом, эта Марионская долина?

– Я встретил его далеко отсюда, на востоке, – медленно заговорил Кайтай. – Я был совсем один, меня изгнали из моего племени… На это были причины. Он тоже был один, но он обладал сокровищем, которым поделился со мной.

– Что это за сокровище?

Кайтай лукаво усмехнулся:

– Вода, леди. Это было в тех краях, которые люди зовут Пустынными Землями и где мех с водой стоит дороже мешка драгоценностей. Так мы стали братьями. А что до его страны, то я никогда не видал ее, но он временами говорит о ней. Это гористая страна со множеством маленьких долинок. Она находится на побережье, к югу, может быть, за тысячу лиг отсюда. Я думаю, жители его страны похожи на него. Очень вероятно, что они рыжие… признак, который считается несчастливым у моего народа. Они много поют, весьма любят приврать, и если соберутся трое из них, то не обойдется без драки или хвастовства. У них нет ни богатств, ни власти, но они отлично сочиняют стихи.

– Он бы хорошо пришелся к табору, – сказала Зельза.

– Сомневаюсь, леди, – ответил Кайтай. – Во-первых, как человек из долины, он не может ни подчиняться, ни править. А во-вторых, мне кажется, он влюблен в призрака, и земные женщины перестали его волновать.

Зельза задумчиво поглядела на Кайтая.

Где-то в темноте улицы, идущей от площади, заслышалось далекое пение. Поющий не вполне уверенно выводил мелодию, но пел даже громковато для такой узкой улочки. Затем послышался лязг ставень, яростная ругань, сопровождаемая звуком выплеснутой воды. Пение прекратилось. Через минуту перед табором возникла фигура, которая неверным шагом направилась прямо к костру.

– Друг мой, – забормотал Оуэн, уставившись на Кайтая, – добр… ое… утро, милл… чародей. Как… дела с… чтением?

– Плохо, – ответил Кайтай. – А как дела с осмотром города?

Оуэн неопределенно хмыкнул.

– Нормально. Пили много… Хорошо, что не взял оружия. Кажется, здесь запрещено носить… оружие. Матрос, там… у доков, вспылил из-за какой-то девчонки, танцовщицы… кажется. Пытался меня прирезать. Стражники взяли его, и он попал в тюрьму за ношение ножа… – Оуэн усмехнулся и поднес к свету руку, разглядывая ушибленную ладонь и длинный порез на запястье. – А того, наверное, найдут, если ему не свернули голову. В общем, чудесный вечер.

– Я вижу, — заметил Кайтай, потихоньку улыбнувшись.

– У меня есть средство от пореза, – сказала Зельза, – если…

Оуэн посмотрел на нее, будто впервые увидел. Затем покачал головой и попятился:

– Благодарю, любезная мадам… но… я ни в чем не нуждаюсь. На мне все быстро заживает. Мне ничего не нужно… только… еще вина. Кайтай, сколько я ни пью, призраки… все еще здесь. – Он затряс головой. – Кайтай, Кайтай… я должен… туда вернуться. Мне надо… снова принять эту твою проклятую травку. Снова увидеть…

Кайтай покачал головой:

– Нет, друг Оуэн. Гафта уносит человека в сновидения, но только по одному разу в каждую из его прошлых жизней. Тот сон уже не вернуть. Никогда.

– Колдун, – пробормотал Оуэн, – тот чертов колдун. Он обещал вернуть меня туда… а иногда я слышу звон колокола… Царица табора, в твоем красочном дворце… на колесах не найдется ли пары кувшинов вина?

– Зайди. – Зельза повернулась и поднялась по ступеням в кибитку. Внутри засветился огонек, и желтый свет заструился из открытой двери. Оуэн, осторожно ступая, последовал за ней, но, запнувшись на пороге, с грохотом упал внутрь.

– Уф! – послышался изнутри его голос. – Прошу прощения, мадам. Но где же вино…

Зельза темным силуэтом появилась на пороге и сверху вниз посмотрела на Кайтая.

– Я дам ему цыганского вина, которое прекратит все сновидения, на время, – тихо сказала она. – Оставь его мне.

Кайтай медленно пошел сквозь тьму обратно в гостиницу, по коридорам и наверх, в свою комнату. Свеча почти совсем догорела – осталось только слабое желтоватое мерцание в лужице воска. Он закрыл дверь и сел на кровать. Глаза его не отрываясь смотрели на мешок, содержавший непрочитанную рукопись. Когда свеча потухла, он медленно откинулся назад, заложив руки за голову.

Дом Мирдина Велиса стоял на остроконечном мысу, врезавшемся далеко в бухту Мазайна. Со стороны города дом ограждала высокая гранитная стена – под ней проходила дорога к причалам, уже с утра забитая повозками и телегами, матросами и торговым людом. Две другие стены круто обрывались в черную воду, из которой угрожающе поднимались острые, как пики, старинные сваи. Это был не тот дом, в который легко войти: ходили слухи, что когда-то давно предприимчивые воры попытались проникнуть в него, но им был оказан соответствующий прием. После этого, в течение многих лет, никто не осмеливался красть у Мирдина Велиса.

Дом был очень старый, и никто не мог бы точно назвать время его постройки, кроме того, что он, возможно, был старше самого города. Это было высокое мощное строение из черного гранита, изощренно украшенное письменами на загадочном языке и изваяниями невиданных в природе зверей. Окон в доме не было, если не считать небольших стрельчатых оконцев на башне. Временами в них вспыхивали разноцветные огни, и рыбаки, заплывавшие в бухту, старались держаться подальше от этих пугающих маяков.