Выходя из театра, Наталья отметила про себя некую странность в поведении вахтерши. Та при ее появлении не расплылась, как обычно, в приветливой улыбке, а с озабоченным видом нырнула под стол и загремела там какими-то банками. Однако Наталья прекрасно догадывалась о причинах этого: подруги поведали о неприятных разговорах с милиционером, правда, постарались представить их как глупое недоразумение.

На улице она огляделась. Не заметив знакомого «Мерседеса», вздохнула с облегчением и направилась в сторону метро. Но не успела сделать и двух шагов, как к ней подошел светловолосый мужчина с бесцветной внешностью:

— Вы Наталья Мазурова?

— Смотря кому это нужно знать, — настороженно ответила она.

Мужчина вынул из кармана удостоверение и, развернув его, представился:

— Следователь уголовного розыска майор Старостин.

Ощутив некоторую слабость в ногах, Наталья все-таки сумела быстро взять себя в руки и холодно поинтересовалась:

— Тот самый Старостин, который активно интересуется моей скромной личностью?

— Тот самый, — спокойно сказал следователь. — Вам уже доложили?

— Вы полагали, что может быть по-другому?

— Да нет.

— Тогда зачем задавать глупые вопросы? Могу я узнать, чем продиктован столь настойчивый интерес? В театре скоро каждый монтировщик сцены будет подозревать меня в том, что я уголовный элемент. Правда, среди них много «синих», и это только подымет мой авторитет.

— Об этом пока рано говорить… — замялся Старостин.

— Но вы же меня в чем-то подозреваете?

— По долгу службы мне приходится подозревать многих.

— Тяжелая у вас жизнь. Как же вы по улицам ходите? Ведь любой прохожий может оказаться грабителем или убийцей!

— К счастью, в большинстве случаев это не так.

— На всех преступлений не хватает?

— Слава богу, честных людей больше, чем преступников. Но для того, чтобы не пострадали невинные, я обязан что-то делать, что оправдывало бы мое существование.

— Вы так и будете темнить? Если вас что-то интересует — спрашивайте, нет — извините, и разойдемся, как в море корабли.

— Вам это может показаться странным, но меня интересует происхождение шрама у вас на щеке.

Если бы он смотрел Наталье в глаза, то заметил бы в них холодную неприязнь.

— Допустим, я упала и порезалась. Вас это устраивает?

— Странный порез — в форме креста.

— Всякое бывает. Что дальше?

— Я — следователь. В силу специфики своей работы меня интересуют различные детали. Шрам ваш имеет столь нестандартную форму, что увольте, но я вам не верю.

— Вы можете предложить другие варианты? — с ядовитой усмешкой спросила Наталья.

— Могу. Например, это — результат преступного посягательства на вас или след от сведенной татуировки, которую могли сделать насильно. Думаю, по крайней мере один из этих вариантов близок к истине.

— На эту тему я говорить не желаю, — отрезала Наталья.

— Понимаю, что вы симпатии ко мне не испытываете. Это вполне естественно. Мало кто получает удовольствие от общения с сотрудником уголовного розыска. Я к этому давно привык. И если вы, мадам, хотите вывести меня из себя, у вас ничего не получится. Кишка тонка. Я не очередной ваш воздыхатель, которых вы так ловко динамите. Короче, если на вас было совершено нападение и вы скрываете этот факт, то тем самым помогаете преступнику, который, оставаясь на свободе, может совершить еще немало подобных деяний. Своим молчанием вы ставите под угрозу жизни других людей. Вы становитесь сообщником!

— Я не понимаю, о чем вы говорите. — Наталья приложила максимум усилий, чтобы скрыть волнение.

— Недавно в Битцевском лесопарке обнаружили труп женщины. У нее на щеках были порезы в форме креста…

Хотя само известие о трупе в лесопарке вряд ли могло порадовать нормального человека, Наталья все же вздохнула с некоторым облегчением. Она поняла, что интерес, проявляемый к ней со стороны угро, не имеет никакого отношения ни к ее прошлому, ни к ее настоящему. Если, конечно, следователь не солгал умышленно.

— Ну что ж… Раз такое дело, я скажу, что одна из ваших догадок была верной. Это след от сведенной татуировки.

— Татуировка на лице — довольно необычное явление в нашем обществе. Я был бы очень вам обязан, если бы вы рассказали об этом подробнее.

— Вы уже знаете, что у меня не совсем обычная судьба.

— Кое-какие детали вашей биографии мне известны, — согласился Старостин. — Вы сирота. Ваши родители погибли в автокатастрофе, а отношения с опекуншей у вас не сложились.

— Согласитесь, что это не имеет никакого отношения к убийству в лесопарке.

— Тем не менее, — настаивал следователь. — Хоть я и понимаю, что вам неприятно ворошить прошлое.

Наталья горько усмехнулась.

— Общение с вами напоминает мне посещение кабинета зубного врача. А я, извините, не мазохистка. Если у вас есть какие-то конкретные факты, доказательства, что ж, выписывайте повестку, приглашайте в кабинет, допрашивайте… Если нет — увольте. Вам в какую сторону?

Старостин неопределенно пожал плечами.

— А мне — в противоположную. Всего доброго.

Глянув Наталье вслед и мысленно отметив достоинства ее фигуры, он достал сигареты и закурил.

— Скрываешь ты что-то темное, дорогуша, скрываешь, — пробормотал он себе под нос. — Сдается мне, придется копать под тебя поглубже. Завтра же с утра займусь составлением запроса. Пусть ребята копнут материалы на тебя.

Наталья шла не оглядываясь. "Что делать? — пульсировало у нее в голове.

— Может, рассказать Михайлюку? Вдруг тогда он отстанет? Нет, ни в коем случае!

Он испугается и начнет заметать следы. А я становлюсь нежелательным свидетелем.

Еще решит убрать меня! С ним шутки плохи… Тогда бежать, скрыться? Но куда, где? Да и есть ли смысл. Не знаю, что в голове у этого следователя, но, похоже, он про меня пока ничего не знает. Про то, что я из Калининграда, в Москве никто, кроме Федора, не знает. А с Ригой ему связаться будет не просто. Латвия теперь другое государство, и отношения с ним — не радужные. Чтобы в Риге согласились помочь, нужны веские основания. А что у него на меня? Ничего. Но этот, похоже, не остановится. Слишком крысоподобная внешность. Вынюхивает все, высматривает. Что, если до Калининграда докопается? Тогда мне конец! Что же делать? Ждать? Может оказаться поздно…"