«Надо отдать Михайлюку должное, — думала Наталья, глядя на обновленный интерьер квартиры, где должна была состояться встреча с очередным „карасем“, — денег не пожалел и провернул все быстро».

Порыжевшие обои на стенах сменились импортными, с глубоким тиснением, потертая колченогая мебель исчезла, освободив место для вполне приличного мягкого уголка. Облезлые доски пола были скрыты под мягким ворсолиновым покрытием, а на кухне появился современный мебельный комплект с мойкой из нержавеющей стали. Снимая обувь в свежеотремонтированной прихожей, Кашинцев заметил:

— У вас вполне современно.

— Обыкновенный косметический ремонт. Видели бы вы, Игорь, что тут творилось две недели назад. Жить здесь было совершенно невозможно.

— Могу себе представить. После того, к чему вы привыкли с самого детства…

«Да уж… — подумала Наталья. — О том, к чему я привыкла с детства, лучше не вспоминать».

Войдя в большую комнату, Кашинцев первым делом направился к стоявшему на подоконнике магнитофону и с любопытством перебрал лежавшие рядом кассеты.

— Хм… Сплошная классика.

— Попсы мне хватает на работе, — ответила Наталья, открывая дверцу маленького бара, занимавшего угол комнаты. — Что будем пить?

— А что у вас есть?

— Шампанское, водка, коньяк…

— А сухое вино? Я, знаете ли, не употребляю крепких спиртных напитков.

— Могу предложить сухой мартини. Правда, оливки недавно кончились, а новых я купить не успела. Но со льдом это будет вполне приличный напиток. — Она взяла стакан для льда и направилась на кухню.

Кашинцев, бросая на Наталью подозрительные взгляды, последовал за нею.

Проходя мимо закрытой двери, потрогал ручку.

— Что тут? — Голос его прозвучал настороженно.

— Да что-то вроде кладовки, — стараясь не выдать волнения, бросила через плечо Наталья. — Я свалила там всякую рухлядь и заперла, чтобы не разносить по квартире грязь, — времени не хватает, чтобы довести до ума вторую комнату и ванную.

Кашинцев промолчал, но, судя по всему, не вполне удовлетворился объяснением. Присев на подоконник, он с таким вниманием следил за тем, как Наталья достает лед, будто она могла вытащить из морозильной камеры пистолет.

— Вас что-то интересует? — с легкой язвительностью спросила Мазурова.

— Нет-нет, просто любопытно, что такая женщина, как вы, может хранить в холодильнике.

— Даже если бы у меня были сбережения, я бы их здесь не хранила.

— Ну что вы, — смутился он. — Я просто так… Можно сказать, врожденное любопытство.

— Я тоже в детстве была очень любопытна, — сказала она скорее для того, чтобы поддержать беседу. — Мне многое было интересно, многое хотелось испытать, испробовать.

— Кажется, я догадываюсь, о чем вы говорите. Мир шоу-бизнеса такой…

Как бы это выразиться? Порочный.

Наталья рассмеялась.

— Неужели похоже. Что я погрязла в пороках?

— Конечно, нет, — торопливо ответил Кашинцев. — Вы произвели на меня впечатление человека сильного, целеустремленного. Хотя и… не совсем уверенного в себе.

— Что есть, то есть, — признала она, возвращаясь в комнату и помешивая в бокалах мартини со льдом.

Кашинцев погрузился в кресло перед журнальным столиком, Наталья подошла к нему и протянула бокал:

— Прошу.

— Благодарю. — Он подержал бокал в руке, с плохо скрытой опаской посмотрел на жидкость, в которой плавали кубики льда, и поставил на столик перед собой.

Наталья, едва пригубив мартини, села на диван и с недоумением спросила:

— Вы не пьете? Почему?

— Я вот о чем подумал, — не ответив на вопрос, встал Кашинцев. — Впервые в моей жизни знакомство с женщиной проходит так гладко: одна-две встречи — и мы у вас дома, вы угощаете меня дорогим вином. Я, откровенно говоря, не привык к такому обращению.

— К чему же вы привыкли?

— Как бы это вам объяснить, Наташа? Моя работа откладывает определенный отпечаток на отношения с людьми, в особенности — со слабым полом. Мы живем в прагматичное время, все пытаются извлечь из знакомства со мной определенную выгоду, бескорыстная дружба стала понятием, ушедшим в далекое прошлое.

— Вообще-то наше знакомство тоже начиналось как чисто деловое, но вы оказались близки мне своим отношением к искусству, жизни.

— Да? — Он удивленно вскинул брови. — Это на самом деле вас заинтересовало?

— Я еще не совсем избавилась от детского любопытства. Вы не возражаете, если я включу музыку?

— Отнюдь.

Наталья встала с дивана, пересекла комнату, остановилась у магнитофона и стала подбирать кассеты. Чуть повернув голову назад, она успела заметить, как ее гость поспешно поменял бокалы местами. «Клофелина боишься? — подумала. — Да у тебя в бумажнике, поди, больше ста рублей не будет. Ты же у нас осторожный, деньги с собой не носишь».

Она просто кожей чувствовала пары возбуждения, исходящие от Кашинцева: он ерзал в кресле, вздыхал, делал вид, что пьет мартини.

«Что же мне делать? Там, за стенкой, дядя Федор сопит, прильнув к окуляру видеокамеры. Здесь клиент от сексуальной тоски изнывает. Неужели придется по-настоящему доводить дело до постели? Ну уж нет!»

Из динамиков магнитофона поплыла мягкая проникновенная музыка Шопена.

— Расскажите мне о себе, Игорь, — повернувшись на каблуках, попросила Наталья.

— Что может рассказать о себе скромный служащий? Жизнь меня не баловала, а мой холостяцкий быт слишком тривиален для того, чтобы рассказом о нем заинтересовать такую эффектную даму, как вы.

«Это уже кое-что», — заметила она.

Вновь усаживаясь на диван, Наталья про себя отметила, как загорелся взгляд Кашинцева в тот момент, когда он с жадностью припал к бокалу, крупными глотками поглощая мартини.

Наталья тоже выпила немного вина, чем успокоила спутника. «Боже, как его разговорить, вытянуть из него хоть что-нибудь? — думала она лихорадочно. — Как же им всем хочется окунуть меня в грязь!»

Злобное отвращение к окружающему миру нахлынуло на нее. Наталья почувствовала, как у нее сдавило грудь, стало тяжело дышать. Перед глазами возникло отвратительное лицо пьяной тетки с взлохмаченными, словно у ведьмы, волосами — видение, от которого она не могла отделаться уже десять лет; наглая, ухмыляющаяся рожа Федора Михайлюка; слезящиеся глазки Руслана Гатаулина; тупая морда Рэма Сердюкова; циничная самоуверенность Сергея Баранова…