— Вы затеяли, не я это все придумала, с откровенной неприязнью в голосе сказала Наталья.

— Придумала, конечно, не ты, а реализовывать придется тебе. Суетись, пронюхай что-нибудь, затащи его в постель, в конце концов, подпои. Он что, не мужик?

— Он мне больше крысу напоминает.

— Я это уже слышал. Тебе должно быть до фонаря — крыса или бегемот.

Твое дело бабье — хлопай глазками, води плечиками, тряси подолом. Не тебе объяснять.

— Ну хорошо, затащу я его в постель. Он и сам не прочь, слюни пускал, пожирая меня глазами…

— Во! — обрадовался Михайлюк. — Уже теплее. А говоришь — дохлый номер.

— Такие, как он, в постели обычно только сопят и ерзают…

— А ты хорошенько постарайся. Он должен расслабиться, почувствовать к тебе доверие, наверняка что-нибудь сболтнет, а ты слушай и мотай на ус. Имена, названия, суммы…

— Чепуха, — отмахнулась Наталья, — если даже он и проговорится о чем-нибудь таком, то все это будет абсолютно бездоказательно. Ну, в конце концов, чего мы добьемся? Он же не политик, не известный всей стране человек, не крупный чиновник. Политика можно поймать на компромате любого рода, и никаких особых доказательств не требуется — политическая карьера может быть погублена даже обычной болтовней. Крупному чиновнику тоже грозят крупные неприятности, если начальство узнает о нем что-нибудь компрометирующее. А на этого как надавить? Он — мелкая сошка, жалкий исполнитель, никто. Такие ничтожества, как он, совершенно неуязвимы. Даже если его уволят, он тут же осядет в каком-нибудь другом кабинете. Единственное, чего он может бояться, — тюрьма, но он и сам это прекрасно понимает. Ловить его на взятке, с поличным?

Мы же не оперативная бригада по борьбе с экономическими преступлениями.

Михайлюк задумался. Медленно разминая сигарету толстыми пальцами, покачал головой.

— Действительно, не так все просто, — вынужден был признать он. — Но ты имей в виду, что отказаться от разработки этого клиента мы не можем. Провели такую подготовительную работу, вкинули бабки в регистрацию… Что же нам теперь — офис снимать, людей на работу брать, зарплату им платить? Твою мать!

— Если хочешь поймать его за руку, на самом деле придется заниматься какой-то деятельностью. Но тогда нужна крупная афера и то — без особых шансов на успех.

— Да какая афера! — отмахнулся Михайлюк. — Что я, Челентано какой-нибудь?

— Ты, конечно, не Челентано, — впервые за все время разговора улыбнулась Наталья, — и блефовать не умеешь.

Если бы, произнося эти слова, Наталья знала, что именно на блефе ее удерживает возле себя бывший следователь Федор Михайлюк, если бы она только знала!..

— Нет, такой херней мы заниматься не будем. Да у нас и бабок на это нет. Мы должны работать чисто, без «хвостов». Пока будем действовать по намеченному плану, а там — посмотрим.

— Да я же говорю… — пробовала возразить Наталья.

— Заткнись лучше. Ты что, постели так боишься? Может, ты лесбиянка?

От охвативших ее неприятных воспоминаний Наталья побледнела. Но в затемненном салоне автомобиля перемена в ее лице осталась для Михайлюка незамеченной.

— Если я лесбиянка, то ты педераст, дядя Федор, — со злостью выпалила она.

Михайлюк шумно засопел носом.

— Еще раз такое от тебя услышу — пожалеешь, что со мной встретилась.

— Я и так жалею, — отвернулась Наталья. — Ладно, мне пора. Меня ждут в театре.

— Иди-иди, актриса. Только не забывай об основной работе. Я с тобой свяжусь.