Он слышал скольжение тяжелого тела, чувствовал, как раскачивалась лодка, и даже мог разобрать шепот Гвиура, который доносился к нему откуда-то сверху:

— Ну, ну, молодой колдун. Ты еще пожалеешь, что был так неучтив со мной.

А затем он услышал голос Петра:

— Саша?

В какой-то момент он был готов поверить, что это и на самом деле Петр. Но затем, вспомнив, где именно он оставил Петра, и осознавая, что желания Черневога, если бы он на самом деле находился вот здесь, рядом с ним, были бы во много раз сильнее, чем они чувствовались сейчас, он решил, что нет, вряд ли Черневог смог так быстро отыскать его, и Черневог не должен был бы во второй раз иметь дело с водяным…

— Саша? — вновь раздался голос, похожий на голос Петра. — Саша, я попал в беду. Я действительно попал в ужасную беду. Неужели и здесь я не получу никакой помощи?

Саша зажмурил глаза и еще сильнее уперся ногами в дверь. Он подумал, прислушиваясь к тому, как скрипели доски под весом змеи: «Все это сплошная ложь, все, что я слышу оттуда, ложь, от начала и до конца. Невероятно, чтобы Петр мог оказаться здесь. Это всего лишь оборотень, вот и все. А оборотни не могут рассуждать и думать сами по себе, они лишь заимствуют чужие мысли, так же как и свой облик… Все это еще Ууламетс рассказывал о них…"

— Саша! Саша, ради Бога, прошу тебя!

И больше ничего, кроме далекого эха. Да, он и не знает, что еще следует сказать, и он не опасен до тех пор, пока кто-то не начнет управлять им…

— Саша! Боже мой, Саша!

«Петр никогда бы не стал упрашивать меня открыть дверь, и Петр никогда бы не стал вызывать меня отсюда, если бы снаружи на самом деле была бы хоть какая-то опасность. Это всего лишь чертовски неуклюжий трюк… Но оборотень не обладает рассудком, чтобы понять это. По своим собственным представлениям, оборотень не чувствует ни своего облика, ни своего разума…"

— Саша! — На этот раз он услышал, как кто-то пробежал по палубе, и услышал, как Гвиур тяжело скользнул по доскам. После этого все стихло.

«Может быть, все-таки это Петр?» — подумал он, раздосадованный, что ничем не может помочь происходящему за дверью. «Вот, черт возьми! Петр надеялся получить помощь, отправляясь на эту лодку, а оказался прямо в ловушке…"

Однако он быстро справился с этими ощущениями. Он попытался, чтобы то, что он принимал за Петра, начало думать, но ничего не добился, оказавшись в полном замешательстве. «Наверняка сам-то Петр сейчас где-то спит», — успокаивал себя Саша, «и слава Богу, если это просто сон».

Он вновь услышал возню Гвиура и крики Петра:

— Саша, черт побери, сделай хоть что-нибудь, помоги мне!

Он продолжал упираться в дверь, в то время как маленькая кладовка трещала со всех сторон под тяжестью водяного, не говоря уже о корзинах, к которым он прижимался плечами…

Корзины…

Господи, как же он забыл про них.

Он потянулся рукой назад и начал рыться в темноте, напоминая сам себе: «Вот дурак, ну и дурак! Сейчас нужны соль и сера…"

Но в ближайшей корзине ему попалась лишь одежда. Он проверил следующую, выгнув спину и напрягая ноги. В ней он нащупал заткнутые горшки. Он вытащил их и начал открывать один за одним. Майоран. Петрушка. Чабрец…

— Ради Бога! Саша!

Розмарин…

— Саша!

На него высыпалась мука… Он отбросил горшок и потянулся за следующим… открыл пробку…

— Саша!

Соль…

Он осторожно подтянул ноги, повернулся, и не выпуская горшок из рук, проскользнул к открывшейся двери и выбрался на палубу прямо под нависшую над ним пасть Гвиура. Саша проломил пошире дырку в глиняной пробке на горшке и швырнул раскидистое соляное облако в морду змеи. Соль рассыпалась и вокруг того места, где стоял Петр с выражением страха на лице.

Гвиур зашипел и бросился назад в воду, едва не перевернув лодку, увлекая за собой обломки поручня.

А то, что совсем недавно было Петром, уже стекало мелкими лужами по палубе прямо к борту, будто разлитые чернила.

Саша тяжело опустился на палубу прямо там, где стоял, не выпуская из рук полупустой горшок. Вокруг него белела рассыпанная по палубе соль, медленно исчезающая в лужах воды, которую оставил на палубе водяной.

Саша трясло: он был не в силах ни унять дрожь в коленях, ни сжать постукивающие зубы.

«Ну вот, все и закончилось», — уговаривал он себя, — «наконец-то закончилось». Он надеялся, что с Хозяюшкой ничего не случилось, и Малыш по-прежнему был рядом с ней.

А больше всего он надеялся, что Петр был жив и невредим. Но сейчас он не мог заставить себя думать о нем.

Но тут же вспомнил о том, как он только что пытался отыскать его в окружавшем мраке, и подумал, что до сих пор оборотни принимали облик лишь умерших людей, а не живых. Петр же не отвечал ему, как он ни старался услышать его.

Зубы его продолжали постукивать. Он продолжал уговаривать себя, что оборотни появляются из мира волшебства и могут принимать любой облик, какой захотят, и делают это совершенно случайно.

Гораздо большая опасность состояла в непосредственном соприкосновении с чем-то подобным. Он постарался освободиться от этих мыслей и заняться лошадью.

Она была достаточно далеко от лодки, стоя по колено в воде. Он успокоил ее, уговаривая, что рядом с ним ей будет безопасней. Он хотел, чтобы она наконец вернулась назад, поскольку все страшное было уже позади, и хотел, чтобы Малыш помог ему убедить ее в этом. Но вместо этого Малыш совершенно неожиданно появился на палубе. На этот раз он был ужасно огромный и страшно разгневанный.

— Иди, поищи Хозяюшку, — пробормотал ему Саша. — Сейчас все спокойно: водяной наконец-то убрался отсюда.

Однако Малыш никуда не отправился по первому зову. Он проследовал прямо к тому месту, где был выломан поручень, хотя Саша и хотел остановить его.

— Иди, поищи ее, — повторил он в очередной раз, подкрепив свои слова достаточно сильным желанием, и только после этого Малыш отправился за лошадью, даже не взглянув в сторону борта.

Саша поднялся, все еще прижимая к себе горшок с солью. Он был очень слаб, его колени подгибались, и, все еще продолжая думать про оборотней и их трюки, он прислонился к стене кладовки. Ветер поднимал с палубы рассыпанную соль и швырял ее на склоненные ивы.

Ему хотелось знать, в здравом ли уме находился Петр, но сейчас его собственное сердце не давало ему собраться с силами, оно всякий раз мешало ему, каким бы извилистым путем он не подступал к размышлениям о случившемся. Он отбросил эти мысли и вновь стал думать о том, что та бесконечная темная пустота, которую он получал в ответ всякий раз, как только хотел услышать Петра, не была похожа на то, что бывало в случае чьей-либо смерти. Ему приходилось ощущать подобную пустоту много раз в своей жизни, когда он хотел подслушать спящих. Иногда таким образом можно подслушать чужие сны, а иногда может быть вот такая пустота, но в любом случае, призраки умерших откликаются совсем иначе…

Он вновь вздрогнул, почувствовав собственным затылком, как сзади неожиданно пахнуло холодом. Он бросил взгляд через крышу кладовки в сторону кормы, со страхом ожидая увидеть там голову Гвиура, поднимающуюся из воды.

Но ничего особенного, кроме этого холода, он не обнаружил. Было похоже на то, будто ветер пробегал по его плечам, легкими порывами задевая лицо. Он дул и дул, образуя вокруг него слабый вихрь, обдавая его холодом.

«Петр?» — подумал было он, чувствуя, как холодеет сердце. «Нет, на самом деле это не может быть он».

В следующее мгновенье он почувствовал, будто леденящая точка движется внутри него. «Нет, слава Богу, это не Петр». Он вновь почувствовал слабость в коленях и одышку, так что ему стало трудно удерживать даже горшок с солью. И он спросил у этой холодной пустоты:

— Кто ты?

Затем некоторое время ждал хоть какого-нибудь отклика из ночной тьмы. Никто не откликался. Так он и стоял, вглядываясь в темноту, не вполне уверенный, что на самом деле хочет услышать хоть что-нибудь, чувствуя лишь давящее беспокойство.