Но Черневог тут же сказал, предупреждая его движения:

— Послушай меня, но только не спорь. Послушай. Я хочу, чтобы ты отправился к нему, он совсем недалеко от нас. Я хочу, чтобы он вернулся сюда, и не хочу никакой ссоры. Ты будешь той жертвой, которую я приношу в знак доверия. Ты понял меня?

— Нет. — Он на самом деле ничего не понял и продолжал тихо сидеть, не делая ни единого движения, только сказал: — Это проклятая ловушка!

— Я хочу, чтобы ты сделал это, — настаивал Черневог, — но хочу предупредить: если что-то будет не так, то хочу, чтобы ты вернулся сюда, и немедленно.

Однако Петр не имел таких намерений. Если бы что-то пошло не так, он-то знал, где собирался быть, но старался не думать об этом, иначе Черневог ни за что бы не отпустил его. Он должен поступить так, как ему было сказано. В точности.

Черневог же и здесь предупредил его. Он еще сильнее обхватил его своими руками:

— Мой дорогой друг, ты чертовски плохой лжец. Я хочу, чтобы ты вернулся вместе со своим другом. Вы мне нужны здесь оба, моя дорогая Сова.

— Будь ты проклят, — сказал Петр.

— Лучше попытайся сделать, то что я сказал. — С этими словами Черневог отпустил Петра и соскочил с лошади, прихватив с собой и багаж. — Я желаю, чтобы ты отыскал его. Следуй своим самым малым, самым туманным намекам — и будь уверен: они всегда будут моими.

Он молча взглянул на Черневога и подобрал поводья. Черневог же в ответ одарил его все той же проклятой леденящей улыбкой. Единственным проводником в пути ему теперь служила та холодная щемящая пустота, которую Черневог оставил в его сердце и которая, как он надеялся, должна вернуться к нему обратно вместе с ним.

Поэтому Петр знал, куда пролегал его путь. Он развернул Волка в этом направлении, и тот быстро набрал скорость: то ли это была просто склонность Волка к быстрому ходу, когда ноша на его спине уменьшилась вдвое, то ли это было колдовское желание, Петр не знал. Господи, да он не мог сказать даже сам себе, почему он делает это и кому принадлежит он сам.

Дождь ослабел. Тяжелые капли, шлепавшиеся в лужи, падали теперь лишь с деревьев. Саша прислушался. Хозяюшка, которая понемногу приходила в себя, подкрепившись порцией зерна и остатками приправленной медом каши, чувствовала себя чуть лучше и уже не так беспокоилась в спокойном и тихом лесу. Теперь ей можно было и поразмыслить о своих делах, когда молодой колдун расположился на самом опасном участке лесной границы. У него было немного еды, чтобы хоть чуть-чуть наполнить пустой желудок, и парусина, в которую он завернулся, и которая спасала его от прохлады, спустившейся после дождя. Сейчас он просто отдыхал, прислушиваясь к лесу. Он читал, чтобы удержать свои мысли от ненужных блужданий. Он читал единственную оставшуюся у него книгу.

«Когда я была совсем маленькой девочкой, я обычно сидела и наблюдала за проходящими мимо меня людьми. Я вовсе не намеревалась разговаривать с ними, наоборот, предполагалось, что я должна наблюдать за ними из укрытия. Но на самом деле я не пряталась. Они дарили мне разные безделушки, а я желала им добра. Я носила венки из цветов и лент, которые они дарили мне, а безделушки прятала от папы…

Папа злился на меня за это, когда узнавал, и пугал меня тем, что пожелает, чтобы дорога стала непроходимой…"

И он перелистывал страницы, чтобы отыскать более последние записи:

«Петр на самом деле ничего не понимает ни в огороде, ни в саду. Например, он сажает горох так глубоко, что мне кажется, он не прорастет даже с помощью желаний…

Сегодня Саша очень расстроил меня. В этой книге едва ли будут записаны какие-то желания: просто лишь пересказы случившегося. Я даже и не могу пожелать ни о каком счастье. Наследник моего отца, он не говорит прямо, что я дура. Я же хочу, чтобы он перестал подозревать меня всякий раз, когда что-то происходит тем или иным образом. Вот мое желание. Оно может быть даже опасным, но я не жалею…"

Он еще раз вдумался в слова: «Оно может быть даже опасным…» Да это уже, опасно. Слепо верить ей, вот в чем главная опасность… Почему она не поговорила со мной? Почему она не рассказала мне, что чувствует?

Может быть, она пыталась. Может быть, это я не стал ее слушать. В этом деле я не без ошибок, видит Бог, нет. Я должен был бы разглядеть, я должен был бы попытаться, но она была так чертовски скрытна по поводу своего волшебства…

«Сны так и не оставляют меня в покое. Я так напугана ими… и я не могу захотеть, чтобы они прекратились: это может быть очень опасно. Я хотела сказать об этом Саше, но я уже слышала однажды его совет: „Папа сказал бы, что перед тем, как делать что-то, хорошенько пойми, что именно ты собираешься делать“. Но я не могу знать последствий, Господи, я не могу их знать, потому что я не знаю, что я являю собой, что собственно я есть. Я сомневаюсь в своей собственной жизни, я сомневаюсь в своем собственном существе, и я хочу знать, что же все-таки лежит в той самой пещере под ивовым деревом, и в то же время я боюсь узнать это, я боюсь отправиться туда одна. Я не могу попросить об этом Сашу, потому что он не может держать секреты от Петра, а больше всего я не хочу, чтобы Петр отправился туда и обнаружил, что я все еще нахожусь в этой могиле. Я не думаю, что он озабочен этим до сих пор, но после этого как он сможет забыть? Когда я вернулась в эту жизнь, куда делись кости из той пещеры? Откуда появилось мое тело? Из чего же я создана в таком случае? Только лишь из одних желаний моего отца? Я иногда задумываюсь над тем, какие ужасы должно быть снятся Петру… и что и откуда я все время краду, чтобы поддерживать жизнь, которую имею…

Мы только что закончили строить баню. Я пыталась ничего не желать по этому поводу, и слава Богу, ничего не случилось…"

Хозяюшка оторвалась от поисков остатков зерна и подняла голову. Ее уши насторожились. Саша пожелал, чтобы она стояла как можно тише, и она застыла неподвижно, чуть подергивая передней ногой, прислушиваясь и принюхиваясь.

Она учуяла: это был Волк, а вместе с ним еще одно знакомое лицо. Она была рада.

А Саша на этот раз не разделял ее радости. Он закрыл книгу и поднялся на ноги, думая про оборотней и про водяного, и молил Бога, чтобы Малыш по явился прямо сейчас…

То, что он увидел, действительно выглядело так, как будто сквозь деревья к ним приближался Петр. И лошадь под ним выглядела как Волк. Но с первого взгляда бывает трудно отличить оборотня, потому что эти существа очень точно вписываются в знакомый облик и даже принимают соответствующий образ украденных мыслей.

Петр подъехал прямо к Хозяюшке, спрыгнул на землю и направился в его сторону. Саша пожелал, чтобы он не делал этого, и Петр тут же остановился, сделав по направлению к нему слабое беспомощное движение. Это было больно видеть.

— Он послал меня сюда, — сказал Петр. — Он сейчас не так далеко отсюда. Он хочет, чтобы ты вернулся туда…

— Что ты сказал?

— Не знаю, — неуверенно сказал тот. — Не знаю. Он был, для Змея, достаточно убедителен. — При этом он дотронулся до своего сердца. — Ведь это все еще со мной, ты знаешь. Он подслушивает почти все время…

Он не хотел, чтобы Петр испытывал эту боль, но он и не хотел идти назад, к Черневогу, он хотел лишь одного: чтобы Петр был свободен, черт побери!

— Ехать до него совсем недалеко, — сказал Петр и тронул поводья Волка. — Он хочет, чтобы я вернулся назад, а тебе просил передать, чтобы ты не спорил с ним. Сам же я никак не пойму, что происходит.

— Не вздумай шутить с ним.

— Он говорит, что у него есть вопрос, — Петр слегка передернул плечом и, забросив поводья на голову Волка, оглянулся назад. — Саша, все в порядке. Не делай ничего, что покажется тебе глупым. Я подумал, что у тебя есть своя голова на плечах, и поэтому не стал спорить. Я должен был сделать для него эту работу.

— Подожди! — Саша сорвал с себя парусину и начал скатывать ее, пока Петр стоял и в нерешительности держался за гриву Волка. — Черт побери, Хозяюшка не сможет выдержать меня, она и так достаточно устала.