На всякий случай я взглянула на правое запястье собеседницы, но не заметила там ничего особенного, кроме наручных часиков. Анжела ахнула и выпучила глаза.

— «Черное братство»? — повторила она дрожащим голосом. — Банда, которая занимается похищением людей и требует за них выкуп?

— Все гораздо сложнее. Давайте по порядку. Вы давно знаете Андрея Соколова?

— Несколько лет, — растерянно пролепетала Анжела.

— А поточнее?

— Года три или четыре…

— Вам известно что-нибудь о Екатерине Измайловой, одно время работавшей в фирме «Сокол»?

— Да, как-то раз Андрей мелькнул с ней на каком-то банкете, — судорожно припоминала Анжела. — Но потом она исчезла из моего поля зрения.

— Есть версия, что Измайлова причастна к похищению дочери Соколова.

— Какой кошмар! — Анжела прикоснулась дрожащей ладонью ко лбу. — Бедная Ирина! Представляю, как страдает она сейчас…

— Дело в том, что Маша — дочь Андрея и Измайловой. Вы знали об этом?

— Н-нет, — растерянно ответила Анжела. — Но… я не понимаю…

— А чего тут понимать? — пожала я плечами. — У Ирины не могло быть детей, вот она и воспользовалась услугами Измайловой, хорошо ей за это заплатив.

— Бред какой-то, — поежилась Анжела. — Могла бы и меня попросить.

Постойте, что вы такое говорите? Ведь Ирина не хотела иметь детей! Андрей мне сам говорил! Я, помнится, еще была удивлена, когда появилась Маша. Это было так неожиданно.

— Не «не хотела», а не могла, — уточнила я.

— Да нет же! — настаивала на своем Анжела. — Ирина Соколова сделала как минимум четыре аборта за последнее время!

Я проснулась в девять тридцать.

Таймер, установленный в моем музыкальном центре, врубил на полную громкость «Турецкий марш» Моцарта.

Вслед за первыми тактами соседи застучали в стену.

Да так сильно, что из своего гнездышка выпал гвоздик, на котором висела репродукция Энрякудзи — главного храма японской буддийской школы Тэндай-сю. Изображение святилища, гордо высящегося на горе Хиэй близ Киото, упало на пол, звякнув разбитым стеклом.

— Хоть в выходной день дайте людям покой! — раздался за стеной умоляющий вопль.

— Сейчас, сейчас, — бормотала я спросонья, нащупывая пульт.

Я нажала кнопку, придавив ее пальцем, но музыка становилась все громче.

Когда у меня затряслись стекла, я с удивлением взглянула на пульт управления и обнаружила, что держу его вверх ногами.

За стеной кричали что-то уже совсем нечленораздельное, со слезами и угрозами.

Я быстро нажала нужную клавишу, и в квартире воцарилась тишина.

Покачав головой и досадуя на собственную рассеянность, я выпрыгнула из-под одеяла.

Пора на лекцию, которую госпожа Элеонора Кайданович прочтет через два часа в религиозно-культурном обществе «Братство разума».

Тема лекции интересовала меня меньше всего на свете. С семейством Рерихов я разобралась несколько лет назад, и сегодня «Живая этика» большого интереса у меня не вызывала. Живые люди куда интереснее. А понятия об этике у них весьма своеобразные. Во всяком случае, у людей, с которыми я намерена сегодня встретиться.

Вчерашний разговор с Анжелой дал мне немало информации для размышления.

Я пришла к выводу, что Соколовы мне солгали.

С какой целью? Просто так, из любви к искусству, люди не лгут.

А уж если лгут, то стараются делать это как можно искуснее.

Анжела Райнис, услышав от меня версию появления на свет Маши, тотчас замкнулась в себе, и добиться от нее чего-то вразумительного я не смогла.

Что ж, посмотрим, какой информацией наградит меня сегодняшнее воскресенье.

Мурлыкая себе под нос что-то тягучее из репертуара местных баптистов, услаждающих слух посетителей их служений песнями собственного сочинения под гитару, которые они почему-то называют гимнами, я процокала каблучками по лестнице и, размахивая сумочкой, направилась к троллейбусной остановке.

Религиозно-культурное общество «Братство разума» располагалось в уютном двухэтажном здании на самом краю города.

Неподалеку шелестел кронами деревьев огромный парк.

Впереди возвышался лысый холм, за которым виднелись заросли еще не окультуренной природы — лесные посадки, изрядно, впрочем, замусоренные.

В небольшом конференц-зале, заставленном красными театральными креслами, уже толпился народ.

Среди длинноволосых юношей, статных дам, озабоченных девиц и сосредоточенных старичков я с удивлением обнаружила Володю Слепцова.

Молодой человек, оказывается, интересовался не только розенкрейцерами.

— Что же вы не позвонили? — спросила я, подавая ему руку. — Я как раз подобрала вот такую стопку литературы по интересующему вас предмету.

— Земные заботы одолели, — извиняющимся тоном ответил Слепцов и так же осторожно, как в первый раз, пожал мою руку.

Я, разумеется, не преминула бросить взгляд на его запястье.

Браслета на нем не было.

— Танечка! Как мило с вашей стороны, что вы решили заглянуть на мою лекцию, — послышался знакомый щебет Элеоноры. — Позволь тебе представить мою новую знакомую. Это мисс Оливер из Алабамы. Она работает над диссертацией по нетрадиционным религиям в постсоветской России и специально приехала в наш город для посещения «Братства разума».

Седая американка вежливо улыбнулась.

— Вы тоже состоите в «Братстве разума»? — спросила она почти без акцента.

— Нет, я частный детектив.

— О-о! — подняла брови мисс Оливер. — И что же вы сейчас расследуете?

— Похищение с религиозным уклоном, — негромко ответила я.

Пока мисс Оливер соображала, что может означать эта фраза, я увлекла Элеонору в уголок и усадила рядом с собой на колючую оттоманку.

За десять минут я смогла получить вполне исчерпывающую справку относительно деятельности «Братства разума» на культурной ниве.

Общество занималось самыми разнообразными вещами.

Кроме чтения лекций и выпуска литературы, вроде брошюрок с афоризмами, «Братство разума» смогло получить значительную финансовую поддержку от крупных предпринимателей города и, что столь же важно, моральную поддержку от государства.

К религиозно-культурному обществу благоволил сам нынешний губернатор Курицын, который, кстати, собирался сегодня присутствовать на лекции Элеоноры.

— Это такая честь для меня, — призналась Эллочка, с волнением прижимая к груди конспект выступления.

Черный браслет на правом запястье оказался знаком принадлежности к так называемому внутреннему кругу — группе лиц, наделенных необычными духовными способностями или развивших таковые на особых церемониях братства.

Эта область деятельности общества была почти неизвестна Элеоноре.

По ее словам, попасть на эти церемонии для постороннего было очень трудно.

— Но меня обещали приобщить к этому кругу, — радостно поведала Кайданович, — после того, как я пройду особое тестирование. Это такая процедура, когда…

По залу прокатились волны шума. Среди публики было заметно оживление — люди о чем-то переговаривались между собой, кивая на дверь.

— Губернатор! — выдохнула Элла.

И правда, две половинки белых дверей разом распахнулись, и в зал буквально ворвались несколько молодцев во фраках.

Несмотря на подобную одежду, их настороженный вид явно свидетельствовал о том, что это группа охраны высокого государственного мужа.

Все разом затихли.

Выждав положенную минутную паузу, долженствующую придать его появлению особую торжественность, в дверях показался Сам.

Коротышка с неприятным лицом актера, который сгодился бы на роль кулака-подкулачника в пропагандистских кинолентах тридцатых годов, быстрым шагом вошел в зал заседаний, приветствуемый бурными аплодисментами.

Взобравшись на трибуну, он аккуратно кашлянул в сторону и, пялясь куда-то вверх, провозгласил:

— Дамы и господа! В наше трудное время, когда материальные проблемы для многих жителей края заслоняют проблемы духовные, я счастлив, что находятся люди, готовые направить свои силы на духовный подъем масс.