Тишину нарушил какой-то клекот напополам с шелестящим гулом. Я снова вскочил, оглядываясь вокруг.

– Коша. – Странный звук раздался над моей головой, и мое левое плечо резко потяжелело. – Коша хор-р-роший.

Это был попугай, здоровенный такой, разноцветный, с мощным клювом и наглыми глазами.

– Коша добр-р-рый, Коша славный. – Он защелкал клювом, а после несколько раз аккуратно ткнул им в треуголку.

– Эй, птица, ты чья? – удивленно спросил я. – У меня еды нет.

– Коша хор-р-роший, – заверил меня попугай. – Коша – др-р-руг др-р-руга.

– Друг друга чего? – не понял я.

– Кр-р-рах! – щелкнул клювом Коша, видимо, удивляясь моей тупости.

– Это да, – согласился я. – Только клювом и осталось щелкать.

– Р-р-разрыв. – Коша потоптался лапами с острыми коготками по моему плечу. – Коша р-р-рад!

Я снова сел под пальму, рассудив, что если Коше будет неудобно располагаться на мне сидячем, так его никто и не держит, и стал прикидывать: стоит ли рисковать или же, черт с ним, пересидеть эту ночь здесь?

По всему выходило, что выйти на несколько часов из игры будет разумнее – делать здесь сейчас нечего, да и в игровом процессе я давно, не дай бог, в сон потянет, когда плыть надо будет, опять же и физиологию никто не отменял. Ну и вот еще что интересно – в квартире у меня пусто, или же кто сковородками на кухне гремит, меня ожидая, как-никак ночь на дворе?

Тем временем ночь-то и наступила окончательно, время, надо думать, уже перевалило за двенадцать, да еще и луна скрылась за тучами. На остров упала такая тьма, что в двух шагах видно ничего не было, и это в результате решило дело – я понял, что если корабли Дэйзи и поплывут мимо острова, то я все равно их не увижу. А если и увижу, то не факт, что это будут именно нужные мне корабли.

– Коша, я ухожу, – сообщил я птице, засунувшей голову под крыло и явно собравшейся покемарить. – Будь здоров.

– Кр-р-рах, – буркнул попугай, даже не потрудившись глянуть на меня.

Бряканья сковородок слышно не было, но при этом на кухне горел свет. Вернулась, стало быть, в родные пенаты моя непредсказуемая подруга, в последнее время удивляющая меня с завидной периодичностью.

Вика сидела за столом в халате и дула кофе из большой кружки. Не признавала она маленьких чашечек, причем перед тем как засыпать в емкость (а по-другому эту тару не назовешь) кофе, она туда бросала еще и ломтик лимона, что меня немного удивляло. Чай с лимоном – это понятно, но кофе с лимоном? Хотя вон британцы в чай молоко льют, а восточные люди так вообще курдючный жир – и пьют потом. Меня тогда в Туркмении от одного запаха этого чая чуть не вывернуло, бр…

– Ты чего кофе пузыришь? – поинтересовался я у нее. – Ночь на дворе, потом не уснешь.

– А откуда я знаю, когда ты из своей капсулы вылезешь? – резонно спросила она. – Надо же мне узнать, соскучился ли ты по мне, лез ли от тоски на стенку, почему не ел ничего, а если ел, то где? В холодильнике ничего не тронуто, я проверила.

– Тебе интересно, где или с кем? – уточнил я.

– И это тоже, – отпила кофе Вика. – Но надеюсь, что нигде и ни с кем, хочется, чтобы без меня тебе просто кусок в горло не лез.

– Ну, приблизительно так и было, – сообщил я ей, наливая себе чая. – Я и сейчас не сильно есть хочу, точнее, вовсе не хочу. Упс, я сейчас.

Вика проводила меня взглядом, в котором читалось: «Не понос, так золотуха». Ну что теперь поделаешь – журчание воды из чайника навело на определенные мысли, бывает.

Мы сидели друг напротив друга и молча отхлебывали напитки, каждый из своей чашки. Глаза Вики хитренько поблескивали, мои же откровенно слипались.

– Вик, – первым не выдержал я, уж очень жалко было времени, отрываемого от сна, тем более что у меня его осталось около четырех часов. – Ты если спросить чего хочешь или попросить о чем, так говори, а? Мне скоро обратно в капсулу лезть.

– Вот все-таки какой ты гад, Никифоров. – Вика поставила кружку на стол. – Я все так замечательно придумала, весь разговор до последнего словечка, с интонациями, с переходами, все распланировала, пять раз себе представила, как оно все будет, а ты взял и все испортил. Прямо убила бы тебя.

– Ну извини. – Я с грустью посмотрел на опустевшую чашку. – Хочешь, завтра вечером по-новому все разыграем, с начала до конца, по твоему сценарию. А вот сейчас – никак, я устал очень.

– Скажи, я тебе хоть капельку нужна? – Вика подперла рукой голову и уставилась на меня.

Боги, как же они любят всю вот эту бутафорию. «Хоть капельку нужна», «Ты хоть понимаешь, что наделал», «Я же не игрушка». Красивые фразы, и все произносятся с интонациями любимых актрис из любимых фильмов. Женщины по своей сути очень кинематографичны, им даже ответ на заданный вопрос не слишком-то нужен, им важна красота происходящей сцены, ее лиричность, проникновенность, сентиментальность. Они живут в подобных вещах, зачастую сплетая реальность и свою собственную фантазию, выводя тебя на те ответы, которые не слишком правдивы, но зато укладываются в их сценарий. А раз все идет так, как она придумала, то черта ли им в этой правде? Тем более в понимании женщины правда о ее отношениях с мужчиной – это то, что признается ей верным на данный момент. Мнение противоположной стороны выслушивается, но не учитывается.

– Вик, слушай, лет пятнадцать назад я бы много, горячо и бессвязно говорил, убеждая тебя в том, что ты сама хочешь слышать. Лет восемь назад я бы говорил уже гораздо меньше, но более аргументированно – к тому времени я уже понял, что важно не то, сколько ты говоришь, а что именно. А сейчас я и этого делать не стану, потому что ты сама все знаешь, и даже лучше меня. Если бы ты не знала, что нужна мне, ты бы сюда не пришла, вот и все. Это мы, мужчины, в большинстве своем головой думаем, потому и в галошу часто садимся, а вы, женщины, чувствами думаете и в этих вопросах вообще не ошибаетесь. В других – возможно, но не в этих.

– Все-таки какой ты умный, – со странной улыбкой сказала Вика. – Убивать пора.

– Ну, смею тебя заверить, что не такой уж и умный, – сказал я. – И убивать меня погоди, у меня еще полно дел, разных и всяких, ну и потом нам с тобой двадцать пятого на новогодний бал-маскарад в «Радеон» идти. Без меня тебя не пустят.

– Да ладно? – Вика аж привстала. – Не врешь?

– Слушай, я тебе это еще осенью обещал, – потер лоб я. – Вот видишь – я если чего обещал, то делаю, вот такой я человек. Цени.

– Ценю. – Вика явно была очень довольна. – Очень хорошо. Интересно, а там фотограф будет или с собой фотоаппарат нужно взять?

Перед моими глазами пронеслась картина – Вика в вечернем платье построила в рядок меня, Валяева, Зимина и просит Азова сфоткать нас всех на память. Рядом стоит Вежлева и хихикает, глядя на меня. Ужас…

– Я спрошу, – пообещал ей я. – Но, думаю, будет.

Вика потерла руки, явно предвкушая огромное количество зависти одноклассниц в родном Касимове на новогодних праздниках. Тщеславие, один из моих любимейших пороков.

– Все, твоя душенька довольна? – вздохнув, спросил я девушку, у которой в глазах уже сверкало конфетти новогоднего бала.

– Нет. – Морщинка прорезала ее высокий лоб. – Не довольна. Опуская разные подробности, я скажу тебе вот что: я хочу, чтобы самое позднее после Нового года этой шлюхи в редакции не было. Я ясно выразилась? Или объяснить, о ком речь?

– Более чем, – кивнул я. – И вот что я тебе скажу в ответ: кто где будет, решаю только я. Ты можешь относиться к Шелестовой по-разному, говорить про нее что угодно, но она – очень хороший профессионал, не лучше, чем ты, но и не хуже. И в деле разбирается, и редакцию через какое-то время на нее оставить будет можно. Кто знает, что может случиться, а вдруг нам обоим придется куда-то уехать, или оба-двое заболеем чем-то. И кто нас заменит? Соловьева? Генка? Жилин?

– Жилин сможет, – не очень уверенно сказала Вика.

– Не думаю, – отрезал я. – А вот Лена сможет. С гарантией.