— На этом моя карьера заканчивается, — удрученно сообщил он корреспонденту «Ле Спорт» Джонни Ривзу.
— Мэрес действительно изменился, — говорили вечером за кружкой пива друг другу его друзья. — Чтобы подобная безделица вывела его когда-нибудь из колеи? Да ни в жизнь!
Через месяц Блатон и Суотерс снова предложили Вилли сесть за руль «Феррари», на этот раз в Гран-при Анголы. И он выиграл! Впервые за полтора года.
Правда, трудности только начинались. Заводские команды не интересовал стареющий пилот, да еще весь ломаный-переломанный, да еще и с репутацией камикадзе. Так в тридцать шесть лет Мэрес снова стал пилотом-любителем. В сезоне шестьдесят пятого года нефтяники из «Шелла» объявили приз в миллион бельгийских франков лучшему гонщику года по итогам почти трех десятков соревнований. Вилли сражался за этот миллион, как никогда в жизни. Двадцать пять стартов с начала февраля по конец ноября — ралли и горные гонки, «Формула-3» и чемпионат мира спорт-прототипов, «Формула-1», Ле-Ман, Себринг...
Себринг... За неделю до гонки они поженились. Никому не говорили. Хорош был медовый месяц... Отель в Париже. Потом галопом во Флориду. Там проиграли — двадцать третье место. Обратно в Европу — ралли «Лимузин», второе место. Тесты в Ле-Мане — плохо. «1000 километров Монцы» — авария. Там был дождь. Или не было. Он не помнил. А аварию помнил.
После победы в гонке легковых автомобилей в Спа.
Миллион он выиграл. Попутно третьим финишировал в Ле-Мане и снова стал чемпионом Бельгии. Даже получил постоянное место в заводской команде БМВ — немцы приняли амбициозную программу в чемпионате Европы по кольцевым гонкам на легковых автомобилях. Гонорара за два всего этапа хватило на покупку сделанного по спецзаказу БMB-1800TiSA, скромного с виду седана с совершенно замечательным мотором.
Но именно тогда, осенью шестьдесят пятого, он окончательно решил завязать с автогонками. Проведя весь сезон в сумасшедшем темпе, выступая в разных классах и чемпионатах, Вилли окончательно убедился: только в «Формуле-1» пилот может развивать свое мастерство. Сражаясь за всевозможные кубки и первенства, он чувствовал, что потихоньку деградирует как гонщик. И в конце ноября, заняв третье место в ралли «Фландрия-Ино» (которое как раз и обеспечило Вилли шелловский миллион), Мэрес объявил о завершении карьеры. Причина? О, это просто: «Теперь я женат, а пятого августа стал счастливым отцом. Я ведь отвечаю за мою семью, за моего сына. А если я за них отвечаю, то должен оставить гонки — они слишком опасны. Теперь мне нужно строить будущее для Вилли... И нашего второго ребенка». Дорин снова была беременна.
Сразу после старта «Феррари-250LM» в цветах национальной команды Бельгии под управлением Мэреса вырвался вперед.
Вот только как именно строить это самое будущее? Пока что особой нужды в деньгах они не испытывали. Но Вилли не слишком улыбалось постоянно жить в гостях у родственников Дорин — то на французской Ривьере у ее матери, то в замке Мезон-Лаффит у одного из богатых дядюшек. Он хотел быть главой семьи, а не приживалкой. Однако другой профессии кроме автогонщика не знал, так что весной шестьдесят шестого подписал еще один контракт — четыре тысячи швейцарских франков в месяц плюс расходы до тысячи посулил Жорж Филипинетти за пять этапов чемпионата мира в гонках на выносливость.
И снова закрутилась сумасшедшая карусель. Авария в Индианаполисе, третье место в Монце, победа в знаменитейшей «Тарга-Флорио» (а ведь там Вилли заставили стартовать с 32-го места, потому что он забыл дома «права»!), сход в Спа, девятое место на «Нюрбургринге» и снова сход в Ле-Мане. Две гонки Мэрес опять провел в составе БМВ, потом стартовал со старым другом Блатоном. И опять Дорин моталась с мужем по гоночным трассам — в Южную Африку, на Гран-при Кялами они улетели через четыре дня после рождения маленького Эрвина. Но тут уж Вилли понял, что это слишком. Вернувшись в Бельгию, они поселились, наконец, в собственном доме — на авеню Орбан в Брюсселе. Зимой Мэрес арендовал магазин и начал торговать колесами «Компаньоло», мотоциклами «Хонда» и культиваторами. Жизнь налаживалась.
В насквозь промокшем доме напротив — обнесенной глухим каменным забором небольшой вилле — засветился огонек. Очередной бельгиец забрался в свой панцирь, в свой домик. Забрался, окопался и включил лампочку на верху фасада, освещая табличку с названием дома. С названием мечты. Голова болела, стены плыли. Шел дождь, шелестя прямо по издерганным нервам. Шелестя, шелестя, выводя из себя... Проклятый дождь!
Почти два года продолжалась их спокойная, размеренная жизнь. Зимой, как обычно, ездили кататься на горных лыжах. Часто гостили у многочисленных родственников Дорин. Мэрес очень любил гулять с детьми. Старший, Вилли, дергал отца за руку: «Пап, а пап, а это что за машина? "Монтеверди", да?» Младший улыбался им из коляски.
Порой звонил Блатон, и тогда Вилли, отпросившись у Дорин, уезжал за океан в Дайтону, в соседний Спа или французский Ле-Ман. Там в июне шестьдесят седьмого любительский экипаж Мэрес/Берлис занял сенсационное третье место в 24-часовой гонке. Когда он возвращался, его встречала семья и при случае неизменные материнские расспросы: «Ну, что, как там кормят, сынок? Как хорошо, что ты вернулся! Бельгийцы, если они настоящие, то обязательно возвращаются домой. В непривычном антураже они просто не выживут». Наверное, он был счастлив. Правда, старался не смотреть «Формулу-1».
В 1965 году за рулем легкового «Феррари-275GTB» Мэрес сумел финишировать третьим в 24-часовой гонке в Ле-Мане.
На следующий год вместо «Феррари» Блатон купил «Форд-GT40» и в сентябре снова позвонил Вилли. Состязания в шестьдесят восьмом перенесли на осень из-за того, что в связи со студенческими волнениями в Париже на 16 июня президент Франции генерал де Голль назначил общенациональный референдум. К 28 сентября Мэрес уже дважды стартовал на «Форде», но в Монце и Спа Бёрлис попадал в аварии. С Вилли же подобного давно не случалось.
Незадолго до старта пошел дождь. Над кольцом «Сартэ» повисла серая дымка. Ровно в три часа пополудни «Порше-908» экипажа Зифферт-Буззетта-Миттер первым сорвался с места. Тогда старт в Ле-Мане давали еще по-старому: машины стояли у стенки «елочкой», параллельно друг другу, а пилоты по сигналу бросались к ним бегом через всю трассу. Им нужно было открыть дверь, запрыгнуть внутрь, застегнуть ремни, захлопнуть дверь, завести двигатель...
«Форд» Мэресса стоял на десятой позиции, а на трассу умчался пятым. Некоторые очевидцы утверждали, что «Сумасшедший Вилли» неплотно закрыл дверь, и на прямой «Мюльсан», утонувшей в дождевой мгле, она распахнулась, как крыло птицы. Другие говорили, что Мэрес просто внезапно потерял контроль над автомобилем, он вылетел с трассы и врезался в стволы деревьев...
Машина превратилась в кусок железа длиной в два метра, шириной девяносто и высотой сорок пять сантиметров. Но гонщик был жив! Вилли уцелел даже несмотря на то, что так и не пристегнулся ремнями к креслу. Он очень спешил...
Две недели Вилли пролежал без сознания — сначала в больнице Ле-Мана, а потом в Париже. Сломанное ребро — ерунда, гораздо хуже была серьезная травма черепа с повреждением мозга. Еще полтора месяца Вилли провел на больничной койке. И приехал домой внешне совершенно здоровым человеком. Только время от времени терял равновесие и падал — во время аварии сместился мозжечок. «Ничего нельзя сделать, — разводили руками врачи. — Впрочем, не огорчайтесь, в остальном вы абсолютно здоровый, полноценный мужчина. В сорок лет у вас еще вся жизнь впереди. Но с гонками, конечно, придется распрощаться».
