Например, о социальном неравенстве. О том, как тяжело живется беднякам в его родной стране. И о том, что богачи не хотят помогать тем, кто не сумел подняться в этой жизни так высоко, как они — специальные пресс-релизы с откровениями звезды рассылались потом по всему миру.

— Мне повезло, — сказал он как-то однажды, в самом конце марта девяносто четвертого, перед началом Гран-при Бразилии своей сестре Вивиане, — я поднялся очень высоко и заработал хорошие деньги. Но как было бы здорово потратить хотя бы часть из них, чтобы помочь тем, кому судьба не предоставила шанса...

— Любишь ты поговорить, — улыбнулась Вивиана, работавшая педиатром в небольшой клинике в Сан-Паулу. — Впрочем, если ты серьезно, могу тебе показать кое-кого, кому действительно необходима помощь. Если в понедельник...

В понедельник Айртон улетал в Европу, потом вся команда отправлялась в Японию. Но Сенна пообещал сестре, что после Гран-при Сан-Марино, назначенного на 1 мая, у него будет несколько свободных дней: «Я прилечу домой, тогда и потолкуем».

Утром, на предстартовом совещании пилотов он расплакался. Ничего не мог с собой поделать. Вчера на тренировке погиб Ратценбергер. Сенна плохо знал этого парня, но смерть Роланда произвела на него неожиданно тягостное впечатление. У «Симтека» австрийца отвалилось заднее антикрыло, когда он на скорости под триста входил в поворот «Вильнев».

Разминка прошла нормально — без аварий. Но одеваясь, садясь в машину, Айртон никак не мог справиться с нервами. Не получалось сосредоточиться. Вместо того чтобы как обычно отрешиться от окружающего, он не мог себя заставить думать о предстоящей гонке. Мысли перескакивали с одного на другое. Два сезона псу под хвост. «Мак-Ларен» остался без хорошего мотора, но главное, Деннис упустил толкового конструктора. Псу под хвост. Сначала выиграл Манселл — этот сумасшедший Найдж, которому на танках разве что гоняться. Потом Прост еще раз стал чемпионом. Его главный враг снова впереди. Летом девяносто третьего Сенна сказал Деннису, что готов ездить за «Уильямс» бесплатно. «Потерпи, — ответил Рон. — Может быть, в следующем сезоне мы построим тебе достойный автомобиль». А зачем терпеть? Нет, он терпеть не будет. И потом, что это значит — «может быть»? Так Сенна ушел в «Уильямс» — чтобы стать четырехкратным чемпионом. Другого никто и не ожидал: лучший в мире гонщик на самой быстрой в мире машине с самым мощным в мире мотором.

Имола, 1 мая 1994 года. До аварии остается несколько минут.

Уже сидя в кокпите на стартовой прямой, Айртон натянул балаклаву — белый гоночный подшлемник, надел шлем, перчатки. А вот машина оказалась совсем сырой, недоведенной.

Автомобили пошли на круг прогрева — Сенна впереди, за ним Шумахер. Гран-при Сан-Марино начинался.

Наверное, во всем виноват был запрет управляющей электроники накануне сезона-94. Все говорили, что теперь вести машину будет человек, а не компьютер. Если бы все было так просто... «Уильямс-FW16», за руль которого Сенна сел в феврале, оказался нервным, плохо сбалансированным. Когда ведешь его на пределе сцепления, он в любую секунду мог изменить направление движения и вылететь с трассы. Первые две гонки сезона так и закончились, — Айртон оба раза вылетал. А «Бенеттон» Шумахера проходил повороты, словно поезд по рельсам! Надо же, тот самый мальчишка, с которым он, Сенна, всего-то год назад, как кошка с мышью, играл. А теперь Михаэль выиграл две гонки из двух. Он лидер чемпионата мира. Смешно, ей-богу... Но ничего, с Имолы начнется новая жизнь. Здесь — новая точка отсчета. Придется работать еще больше, чтобы сделать «Уильямс» лучшей, самой тщательно сбалансированной машиной чемпионата. Трудно, но возможно...

Красные огни зажглись. Пять секунд. Зеленые. Старт. Сенна первым сорвался с места, а за его спиной заглох двигатель «Бенеттона» Лехто, и в него на полном ходу врезался «Лотос» Лами. Обломки полетели на трассу, на трибуны... Девять человек ранено. Желтые флаги.

Выехал пейс-кар — такую машину всегда выпускают в случае не слишком серьезных происшествий, все должны сбросить скорость, не обгонять.

Пять кругов они так и утюжили асфальт Имолы. Наконец стартовую прямую очистили, раненых увезли. Пейс-кар свернул в боксы. Старт. Сенна по-прежнему первый. Но Шумахер висит метрах в двухстах сзади — вцепился, как клещ, никак не стряхнешь. Сейчас, сейчас, погоди, дружок. А если еще быстрее?

В этот момент профессор Уоткинс, главный врач «Формулы-1», сидевший в «скорой помощи» рядом с трассой, повернулся к своему коллеге: «Черт побери, Марио, здесь в любую минуту может случиться что-то ужасное...» Круг, второй. Айртон на шестой передаче зашел в Тамбурелло — пологий и очень скоростной левый поворот. «Уильямс» чуть тряхнуло, еще раз, на скорости за триста машину сорвало с асфальта и понесло по гравию. «Третий сход подряд! Проклятье! По касательной, не страшно...»

На пути потерявшего управление «Уильямса» не было ни отбойников, ни металлической сетки, ни барьеров из старых покрышек. Автомобиль ударился в бетонную стенку по касательной, сорвал лобовой обтекатель, оторвал правое переднее колесо вместе с подвеской, сточил торец заднего колеса, потерял с него шину и остановился. Профессор Уоткинс был на месте аварии через пару минут. Он сразу понял — все кончено. Сердце еще билось. Но отлетевший при ударе о стену углепластиковый рычаг подвески угодил прямо в стык между шлемом и его прозрачным забралом, раздробив лоб гонщика.

Аппарат «искусственное сердце» отключили через несколько часов, уже вечером, когда консилиум врачей в миланской больнице Маджжоре согласился с Уоткинсом: все кончено. Профессор позвонил Адриане.

«Я ведь знаю, что мой мальчик должен приехать к ужину, — по толстым щекам кухарки катились крупные слезы, она испуганно смотрела на девушку. — Мы договорились, что я пожарю курочку и приготовлю овощи на пару. Ты сделаешь соус для нашего мальчика, Дри? Беку так любит...»

«Он не приедет, Жураси, — тихо ответила Адриана. — Беку умер».

Росберг уныло посмотрел на табло. Только что он гордился своим временем: пройти Северную петлю «Нюрбургринга» за 6'45" — это вам не фунт изюма! Всякий, кто хотя бы раз пытался промчаться на гоночном автомобиле по «Зеленому аду», знает, что такое превысить здесь 185 км/ч на круге. Но теперь Йохен Масс изрядно подмочил репутацию чемпиона мира «Формулы-1» — время немца почти на полминуты быстрее.

Впрочем, Кейо горевал не долго — Массу и проиграть не стыдно. За плечами Йохена больше сотни Гран-при, полтора десятка побед в чемпионате мира по гонкам на выносливость. И тут Росберг буквально остолбенел. На табло появилась надпись: 6'11"13 — Штефан Беллоф, «Порше», 202,024 км/ч. «Неужели этот мальчишка?! — финн, всего две недели назад выигравший Большой приз Монако, с досады плюнул. — Да, старик, видать пора тебе на покой... Но где он умудрился набрать целых пять секунд?»

На следующий день, 29 мая 1983 года, зрители 1000-километровой гонки «АДАК-Битбургер», третьего этапа мирового первенства, увидели собственными глазами, где и как Беллоф находил эти секунды. С первых же метров сине-белый «Порше» под номером 2 рванулся вперед как выпущенный из катапульты снаряд. Преимущество Штефана над товарищем по команде, Массом, росло прямо на глазах — 100, 200, 300 метров. Опытнейший 36-летний гонщик, изучивший Северную петлю буквально до сантиметра, шел уверенно и аккуратно, так что его скорость казалась более низкой, чем в действительности. Зато Беллоф мчался словно ураган — резкое, до дыма из-под колес, торможение, жуткий вой резины, корму машины сносит к обочине, «газ» в пол, надсадный рев мотора... Каждый поворот Штефан проходил как последний, балансируя подобно канатоходцу над разверзшейся пропастью. Болельщики были в восторге, сразу оценив отвагу своего соотечественника.