Гурджи, собиравшийся нырнуть в Котел и попытаться разбить его изнутри, замер, чтобы послушать, что скажет Ордду.

— Поскольку Крошан теперь ваш, — продолжала Ордду, — вы имеете право знать, как уничтожить его. Есть один только путь, очень простой и ясный.

—Так укажите его нам! — вскричал Тарен. — И мы сможем положить конец этому страшилищу!

— Живой человек должен влезть в него, — спокойно сказала Ордду. — И когда он это сделает, Котел рассыплется сам собой. Но, — добавила она, — есть одна не совсем приятная штука. Бедный утенок, который нырнет в него, никогда уже не выберется оттуда живым.

С криком ужаса Гурджи скатился с Котла и поспешно отбежал на безопасное расстояние, где он принялся яростно размахивать железным ломиком и грозить кулаком Крошану.

— Да, — сказала Ордду с улыбкой, — так-то вот, птенчик мой. Крошан стоил тебе всего лишь броши. Но потребуется отдать жизнь, чтобы его разрушить. И это еще не все. Отдать свою жизнь Крошану нужно добровольно. Если вы попытаетесь заставить кого-нибудь сделать это, Котел и не дрогнет.

Ордду оглядела всех их по очереди и блаженно потянулась.

— А теперь, мои цыплята, — сказала она, — мы уже по-настоящему должны распрощаться с вами. Оргох ужасно сонная. Вы подняли нас так рано. Доброго, счастливого пути. Прощайте, — она помахала рукой и вместе с другими двумя колдуньями двинулась к хижине.

— Остановитесь! — закричал Тарен. — Скажите нам, нет ли другого способа?

Колдуньи уже скрылись в хижине, и Тарен заколотил кулаками в дверь. Опуда высунулась голова Ордду.

— Никакого иного способа, мой цыпленок, — сказала она, и впервые в ее голосе зазвучали нотки жалости.

Дверь с треском захлопнулась перед самым носом Тарена. Тщетно он молотил по ней что было сил. Ни звука в ответ. И даже окно внезапно подернулось непроницаемой туманной дымкой, которая быстро сгустилась в черную плотную завесу.

— Когда колдунья произнесла «прощайте», — заметил бард, — она, подозреваю, имела в виду именно это — прощайте навсегда. — Он вдруг просиял. — И это, кстати, самое приятное, что я слышал сегодня утром.

Тарен устало уронил свой молот на землю.

— И все же я думаю, что есть другой способ, — сказал он. — Во всяком случае, хотя мы и не можем разрушить Котел сейчас же, мы не должны бросать его.

— Может, спрятать? — предложил Ффлевдцур, — Закопать. И как можно скорее. Будь уверен, мы не найдем никого, кто бы согласился прыгнуть в эту черную дыру, чтобы уничтожить Крошан вместе с собой.

Тарен покачал головой:

— Нет, мы не можем просто спрятать его. Рано или поздно Аровн его разыщет, и все наши усилия окажутся бесполезными. Только Даллбен знает, что делать с ним. Он единственный обладает той мудростью, которая сильнее черной силы Крошана. Гвидион собирался принести Котел в Каер Даллбен. Теперь это должны сделать мы.

Ффлевддур согласно кивнул:

— Что ж, разумное решение. Но это такая неуклюжая громадина. Не понимаю, как мы вчетвером сможем тащить его по болотам, ущельям и крутым горным тропам.

Они вывели Ллуагор и Мелинласа, поставили их рядом перед хранящей мертвое молчание хижиной и подвесили Котел между двумя лошадьми. Гурджи и Эйлонви вели тяжело нагруженных лошадей за повод, а Тарен и Ффлевддур шли между ними — один впереди, другой — сзади, чтобы поддерживать раскачивающийся на веревках Котел.

Хотя Тарен и стремился поскорей уйти от хижины колдуний и из их владений, но теперь, без пряжки Адаона, он не решился идти через Болота Морвы напрямик. Вместо этого он повел свой отряд в обход, держась кромки твердой земли у края Болот. И так до тех пор, пока они не выйдут на надежную торфяную дорогу, поросшую вереском.

— Этот путь длиннее, — сказал Тарен, — но Болота слишком ненадежны. В прошлый раз нас вела брошь Адаона. Теперь, — он печально вздохнул, — боюсь, что нас может постигнуть та же участь, что и Охотников.

— Это было бы здорово! — воскликнул бард. — Не для нас, конечно, — поправился. он, — а для Котла. Утопить гадкий горшок в зыбучей жиже, и все тут!

— Нет, спасибо, — ответила Эйлонви. — Зыбучая топь с удовольствием проглотит и нас! Если же ты устал идти кружным путем, то я готова поменяться с тобою местами. Становись впереди лошади, а я стану поддерживать Котел.

— Совсем нет, нисколько не устал, — пробормотал пристыженный бард. — Не так уж он тяжел. И, в сущности, это хорошее упражнение для рук. Очень бодрит. К тому же Ффлевддур Пламенный никогда не сдается!

При последних его словах звякнули и оборвались две струны арфы, но бард не обратил на это никакого внимания, занятый раскачивающимся Котлом.

Тарен, усталый и задумчивый, шагал молча. Он лишь бросал короткие слова команды, направляя идущих впереди Гурджи и Эйлонви. За целый день они позволили себе отдохнуть лишь два-три раза, да и то совсем недолго. Тем не менее с приближением вечера Тарен увидел, что прошли они очень мало и едва лишь достигли бесконечных торфяных просторов. А им предстояло еще выйти на твердую дорогу. Усталость всей своей тяжестью навалилась на плечи. Она была, наверное, во много раз тяжелее самого Крошана. И слабость. Такой слабости Тарен не ошущал уже давно, во всяком случае, пока брошь Адаона была с ним.

Они разбили лагерь в открытой степи — холодной, сырой и голой, окутанной ядовитым туманом, который поднимался с Болот Морвы. Затем они отвязали Крошан и дали отдых изможденным лошадям. Гурджи достал из своей кожаной сумки еду.

После еды Ффлевддур поднялся. И хоть бард дрожал от сырого ветра, он приложил арфу к плечу и постарался развеселить утомленных путников веселой песенкой.

Тарен, который раньше всегда с большим удовольствием слушал музыку барда, на этот раз сидел в отдалении и мрачно разглядывал Котел. Эйлонви подошла и положила руку ему на плечо.

— Я понимаю, что утешить тебя трудно, — мягко сказала она. — Но попытайся взглянуть на все по- другому. Ты на самом-то деле ничего не отдал колдуньям. Конечно, ты отдал пряжку и все, что она давала тебе. Но разве ты не понимаешь, что все это шло от нее, а не изнутри тебя?

Она беспомощно поглядела на Тарена и попыталась растолковать ему свою мысль.

— Гораздо хуже было бы отдать летний день. Он часть тебя, понимаешь? Я, например, не отдала бы ни единого своего денька. Будь то холодный зимний или противный осенний день. Ордду взяла не часть тебя, а то, что тебе не принадлежало. Поэтому ты остался самим собой. И уж это-то ты не можешь отрицать!

— Да, — ответил Тарен, — я остался тем, что есть, — всего лишь Помощником Сторожа Свиньи. Мне надо было бы понимать-, что все остальное было слишком уж прекрасным, чтобы длиться долго.

— Ну и что? — с воодушевлением воскликнула Эйлонви. — Зато ты совершенно прекрасно справляешься с обязанностями Помощника Сторожа Свиньи. И я скажу даже больше, ты лучший Помощник Сторожа Свиньи во всем Прайдене. Я не знаю, правда, есть ли другие, но не в этом дело. Будь их даже сотни, ни один, я уверена, никогда не справился бы с тем, что сделал ты.

— Я не мог поступить по-другому, — заговорил Тарен, все еще думая о пряжке Адаона. — Иначе мы не добыли бы Котел. И еще. Я понял смысл слов Ордду о том, что все должно идти так, как оно идет. Ничто не может изменить судьбу. — Он повернулся к Эйлонви, и лицо его стало жестче. — Адаон заранее знал, что готовит ему судьба. Но он не пытался избежать ее, хотя это стоило ему жизни. — Тарен приподнялся. — Если и на мне лежит рок, я готов. Надеюсь только, что встречу его достойно. Так, как это сделал Адаон.

— Но что бы ни случилось, — сказала Эйлонви, — помни, это ты добыл Котел для Гвидиона, для Даллбена и для всех нас. Этого у тебя отнять уже никто не сможет. Уж этим ты можешь гордиться.

Тарен кивнул:

— Да, это я сделал.

Больше он ничего не сказал. И Эйлонви тихо отошла от него. Долго еще после того, как все заснули, Тарен сидел, неотрывно глядя на Крошан. Он слово за словом обдумывал все, что сказала ему Эйлонви. Отчаяние и горечь немного отступили, уступив в душе его место светлому чувству благодарности. И растущая гордость вливала в него новые силы, Вскоре Котел будет в руках Гвидиона, и долгий, трудный путь его закончится.