— А мне поможете? Заплачу, сколько скажете.

— Ну, расценки у меня для всех одинаковые! Я ведь уходить собирался, жена ждет к ужину... Надо же, эта машинка была моей тайной гордостью... Поставьте ее на стол! Я посмотрю, в чем дело. Хотя бы ради памяти Уинстона...

Освободившись от тяжелой ноши, Эрик растирал онемевшие руки.

— Одного не пойму: почему вы одной машинкой ограничились? Это ведь золотое дно!

— Я собрал несколько...

Колени мелко задрожали.

— Человек я довольно обеспеченный, за деньгами не гонюсь. У богатых столько проблем, — вздохнул старик. — Взять, например, Уинстона. Под конец в комок нервов превратился, боялся, что машинка во время ремонта сломается. Эх, не надо было ему ее дарить, но он не жадничал, десять процентов от гонорара мне отдавал.

— Обещаю вам пятнадцать, только, пожалуйста, почините!

Напевая какую-то старую мелодию, Донован аккуратно разобрал корпус и проверил рычаги.

— В принципе, проблема ясна, — заявил он.

— Скоба треснула! — подсказал Эрик.

— Ну, это не главное, скобу можно заменить.

Эрик вздохнул с облегчением.

— Тогда, если не возражаете...

— Клавиши заблокированы, потому что треснула скоба, — продолжал старик, — а до того, как это случилось, эта модель... хм, работала не так, как нужно. Не сочиняла...

Сейчас его вырвет... Эрик кивнул.

— Основная проблема в том, что машинка исписалась. В ней не осталось слов, если так можно сказать.

Молодой писатель зажал рот руками. Не может быть... Не может быть...

— Так добавьте!

— К сожалению, не могу. Словарный запас не восполняется, сам не знаю, почему. Сколько раз пробовал — ничего не выходит. Нужно собрать новую машинку...

— Ну, так соберите! Заплачу, сколько скажете.

— К сожалению, не могу, сноровку потерял. Пять первых моделей получились удачными, шестая и седьмая барахлили, восьмая вообще не удалась, и больше я не пытался.

— Так попробуйте еще раз!

— Не могу! Не могу... Не представляете, как это тяжело. Я потом неделями не способен разговаривать, слов нет...

— Боже милостивый, постарайтесь!

— Очень жаль, — покачал головой Донован.

За щуплой спиной старика на низеньком полированном столе молодой человек увидел машинку. То же самое убожество: шишечки, рычажки, кнопочки, завитушки.

— Тогда вон ту за миллион отдайте!

— Исключено, — покачал головой старик. — Это моя собственная, для детей собирал. Сейчас они уже взрослые, и с машинкой играют внуки.

— Два миллиона! — настаивал Эрик, думая о доме в Нью-Йорке, вилле на Малибу, ранчо в Бимини, яхте и красном «Феррари». — Черт побери, три!

Шесть дней, осталось всего шесть дней, придется по десять часов в сутки печатать.

— Вы просто обязаны продать мне машинку!

— Простите, но нет! Я старик, зачем мне деньги?

Кровь ударила в голову. Недолго думая, писатель схватил машинку и бросился вон из мастерской. Старик попытался его остановить. Отбиваясь, молодой писатель сбил его с ног.

— Машинка моя! — рыдал старик. — Я для детей ее собирал!

— Четыре миллиона! — орал Эрик.

— Ни за какие деньги в мире!

Донован схватил Эрика за ноги.

— Вот черт! — пробормотал писатель, взял стоявшую у стены трость и ударил Донована по голове. — Вы не представляете, как она мне нужна!

Словно обезумев, он лупил беззащитного старика.

Хрупкое тело содрогнулось, с трости закапала кровь.

Тишина, давящая на виски тишина.

Боже, что он наделал! Пошатнувшись, Эрик выронил трость и в ужасе уставился на бездыханное тело Донована.

Моя, машинка моя! Остальное неважно...

Писатель протер стол, трость и обе печатные машинки, а затем обменял сломанную на рабочую. Кажется, все в порядке. Шофер ни о чем не догадывается. Газет он не читает и никогда не узнает об убийстве старика в коттеджном поселке Лонг-Айленда. Конечно, миссис Дэвис может вспомнить вечернего гостя, но вряд ли свяжет его с убийством. К тому же своего имени Эрик не называл.

Можно ни о чем не беспокоиться...

На столе стоит новенький персональный компьютер. Только для вида, надо же производить впечатление на гостей! Едва лимузин отъехал от дома, как Эрик включил большой свет и, оттолкнув монитор, поставил на стол свою спасительницу. Еще шесть дней... Да, он успеет! Шампанского достаточно, новых кассет — тоже. Единственный отрицательный момент — от печатанья вслепую немеют пальцы. Ну да ничего, главное — результат.

Эрик щедро плеснул себе шампанского и поставил «Чернокнижника». Теперь сигарету, и можно приступать к работе.

От произошедшего бросает в дрожь, но это неважно. Важна лишь машинка, которая спасет виллу, ранчо, квартиру, яхту и самолет. Можно вздохнуть с облегчением, все будет как раньше: вечеринки, девочки, да еще четыре миллиона удалось сэкономить.

Интересно, что получилось?

Эрик закричал.

На белом листе было совсем не то, на что он рассчитывал. Вместо сентиментальной прозы «Приходского леса» появилось нечто иное: «Бежит Джон. Бежит Мэри. За ними бежит Рекс».

(Я для детей ее собирал. Сейчас они уже взрослые, и с машинкой играют внуки).

Молодой писатель колотил по клавишам и кричал. Кричал так громко, что уши закладывало.

«Рекс бежит в лес. Мэри бежит за Рексом. Джон бежит за Мэри».

Дикие крики разбудили соседей. Насмерть перепугавшись, они решили, что на знаменитого писателя напали, и вызвали «Скорую» вместе с полицией. Полицейские прибыли первыми и увидели истошно орущего Эрика за пишущей машинкой.

Неизвестно, что было ужаснее: бьющийся в истерике писатель или машинка, из которой торчал наполовину исписанный лист.

«Мэри лезет на дерево. Джон лезет на дерево. Рекс лает на Джона». Затем пробел и еще несколько строк: «Эрик убивает мистера Донована. Эрик до смерти забивает старика палкой. Эрик крадет меня. Эрик должен сесть в тюрьму».

Может, дело было в освещении, а может, в необычно расположенных клавишах, но полицейским показалось, что машинка ухмыляется.

Дэннис Этчисон не только популярный писатель-фантаст, но и редактор многочисленных антологий. В 1991 году, когда издавался третий том серии «Мастера мрака», он попросил Клайва Баркера, Стивена Кинга, Дина Купца, Джойс Кэрол Оутс и меня выбрать самый любимый из своих рассказов и написать небольшое вступление с объяснением своего выбора. Я послал Этчисону следующее:

"Как же выбрать рассказ, который можно назвать моей «визитной карточкой»? Прежде чем избрать «Всегда я слышу за спиной» (1983), я перечитал несколько и остановился на этом не потому, что он самый страшный («За этот и все мои грехи» гораздо страшнее), не потому, что стиль здесь особенный (как в «Спрятанном смехе»), а потому, что он во всех отношениях самый типичный.

Давайте сначала разберемся со стилистикой. Как и большинству коллег, новые произведения даются мне с огромным трудом. Долгое время, кроме «Первой крови», я вообще ничего не мог писать, а потом мне приснился кошмар, который слово в слово изложен в «Капели». Этот рассказ, тут же приобретенный «Альманахом Эллери Квина», и стал моим первым опубликованным произведением. А буквально через пару дней позвонил агент, сообщив, что «Первой кровью» заинтересовалось крупное издательство. Лишь тот, кто когда-нибудь писал «в стол», поймет, что «Капель» для меня — своего рода талисман.

Ободренный, я взялся за следующую книгу (пресловутый синдром второго романа: «А если не получится?»), но кошмары больше не снились. Второй роман, «Завещание», продолжал буксовать, и я с нетерпением ждал следующего сна, за которым должно последовать вдохновение.

Я в то время был преподавателем литературы в университете Айовы. Готовясь к очередной лекции, случайно открыл «Мою последнюю герцогиню» Роберта Браунинга и почувствовал холодок открытия. Видите ли, в «Капели» повествование ведется от первого лица, чего я всегда опасался, не желая уподобляться Генри Джеймсу[1].