Пусть Мона остается у меня на ночь. Почему бы нет? Дело было на мази (не о чем беспокоиться), а Мона — отличная малютка. И мне нужно, чтобы кто-то был рядом. Мне всегда был нужен кто-нибудь рядом, и сегодня… Значит, сегодня она переночует здесь, а утром я уйду из магазина. Повздорю со Стейплзом, скажу ему, чтобы катился ко всем чертям, и уйду, хлопнув дверью. И тогда мы с Моной сможем уехать вдвоем, только она и я, ну и, конечно же, старая добрая сотня тысяч в придачу. Это будет здорово. Никаких сложностей тут быть не должно — ни с моей стороны, ни с ее. Округ велел ей освободить жилплощадь. Мону ни в чем не заподозрят, если она съедет чуть раньше.

Мы уедем вместе, Джойс… то есть Мона… и я, и с того самого дня, с этогосамого дня… Больше ничто не может случиться.

Я помылся и почистил ванну. Пошел в гостиную и выпил хорошую порцию крепкого, не разбавляя. Казалось, что уже очень поздно, хотя на самом деле только что была половина девятого. Оставалось всего двадцать пять минут до встречи с Моной… до того, как кто-то будет здесь со мной.

Я налил себе еще одну порцию. Выпил и стал думать, что всего этого не могло произойти — такая куча событий, так скоро, — а если не могло, то, значит, и не произошло. И может быть, нужно дать выпить и ей,раз она плохо себя чувствует. И я налил ей небольшую порцию.

И выпил сам.

В дверь постучали. Я аж подскочил и пошел открывать. Нет, я не колебался. Теперь уже ничего не могло произойти — ничего и никогда, — а значит, и бояться было нечего.

Я открыл дверь.

— Добрый вечер, Фрэнк, — сказал Стейплз.

Я не ответил — не мог ответить.

— Что ж, Фрэнк, можно подумать, ты совсем не рад меня видеть, — сказал он, протиснувшись мимо меня. — Разве ты не хочешь предложить мне сесть?

Я мотнул головой.

— Нет, — сказал я. — Какого черта тебе нужно, Стейп?

Он сел, скрестив свои толстые ножки:

— Что мне нужно? Ну-у, скажем, я отдаюсь на волю случая. Что у тебя есть, то и возьму.

Нет, он никак не мог иметь в виду то, о чем я подумал. Он не мог ничего знать, произошло уже слишком много событий, и… Я опустился на стул напротив него. Это был стул, на котором сидел Пит, а он сидел там, где раньше сидел я, разговаривая с Питом. В общем, я был на месте Пита, а Стейп — на моем.

Я стал качать головой. Я не знал, что сказать или сделать, а поэтому просто качал головой.

— Да, — сказал он. — О да, Фрэнк. Да, да, да.

— Нет-нет! Я не буду… — Я запнулся, пытаясь говорить ровно. — Чего ты хочешь? О чем ты вообще говоришь, а?

Он тихо засмеялся:

— Ах, Фрэнк. Ты был так неуклюж, на каждом шагу выдавал себя. Загубил все дело с самого начала… Надо ли углубляться в утомительные подробности, или ты сам все понимаешь?

— Ума не приложу, о чем ты, — сказал я. — Ты с-слышишь? Я не…

— Что ж, — он вздохнул, — если ты так настаиваешь… Будем плясать от печки, по пунктам. Во-первых…

Он поднял руку и загнул один из своих маленьких толстых пальцев.

— Во-первых, Фрэнк. За день до твоего ареста по обвинению в краже средств компании ты изъял тридцать восемь долларов у Пита Хендриксона, ныне покойного. В тот же самый день ты осуществил продажу за наличные — вернее, оформил договор продажи за наличные — на сумму тридцать три доллара. Договор оформлен на имя Моны Фаррел. Следовательно, утром по двум этим счетам тебе полагалось сдать около семидесяти одного доллара. И поскольку ты лихорадочно пытался избежать ареста, то, конечно же, отдал бы эти деньги фирме, если бы они у тебя были. Но ты этого не сделал; все, что у тебя было, — деньги за набор столового серебра. Ты потратил деньги Пита или часть этих денег, чтобы купить девушке подарок.

— Ну-ка, погоди, — сказал я. — Это не значит… ты не докажешь…

— Доказать? — Он задумчиво поджал губы. — Ну, возможно, и так, если мы вырвем это обстоятельство из контекста, чего, к счастью, я совсем не обязан делать. В любом случае в настоящее время мы не обсуждаем доказательства. Я только обращаю твое внимание на ошибку, совершенную тобой в самом начале, — так сказать, пристально изучаю кончик той уродливой веревки, которую ты повесил себе на шею… Ты дал девушке подарок за тридцать три доллара, и, возможно, это само по себе не имело смысла. Очередная психологическая аберрация, и только. Но не бессмысленно — совсем нет, мой дорогой друг, — когда та же самая девушка приходит в магазин и вносит за тебя залог на сумму более трехсот долларов… Или ты станешь уверять, что это была другая девушка?

Не было смысла это отрицать. Теперь мне стало ясно, кто следил за ней, кто включал фары автомобиля, когда она проходила мимо.

— Ладно, — согласился я. — Я ее знаю, она мне нравится, а я нравлюсь ей. И что из этого? Моя жена сделала ноги и…

— Прошу тебя! — Стейплз опять поднял руку. — Меня вовсе не интересует твоя мораль. Да и ты лично меня не интересуешь — в этой связи. Меня интересуют только деньги, приобретенные тобой в результате двух самых неуклюжих убийств на моей памяти.

Он ждал, рассчитывая, что я буду отрицать. И хотя смысла в этом, конечно же, не было, я все-таки оправдал его ожидания.

— Деньги? — переспросил я. — Убийства? Не знаю, о чем ты…

— Деньги. Убийства, — кивнул он. — И прошу тебя, Фрэнк, не испытывай мое терпение. Я не знаю, как ты подобрался к девушке или как тебе удалось подставить Пита, но знаю, что ты это сделал. Девушка дала тебе наводку: у старухи есть значительная сумма денег. Ты — пропустим кровавые подробности — взял их, и они все еще у тебя. Кроме тех крох, что ты сдал фирме под видом сборов.

— Так, подожди ми…

— Кроме тех крох, что ты сдал фирме под видом сборов, — твердо повторил он. — Хочешь покажу? Я положил их отдельно — как раз на случай, если ты заупрямишься. С десяток банкнот, якобы собранных у разных людей, но с серийными номерами, идущими строго подряд. У тебя есть деньги, Фрэнк, и весьма солидная сумма. Ты бы не пошел на такой ужасный риск по менее серьезному поводу, и мамаша Фаррадей оказалась той самой женщиной, у которой мог быть такой куш.

— Но… Мамаша Фаррадей? — переспросил я.

— Ага. Помнишь, как я сказал тебе, что навещал старого приятеля? Вернее, приятельницу — это и была мамаша, в здешних краях более известная под именем миссис Фаррел. Я отправился навестить ее в морге после того, как мои подозрения на твой счет усилились. Как только я узнал ее, у меня не осталось сомнений, что… Но, кажется, это имя тебе незнакомо?

Стейплз подождал еще, приподняв бровь. Потом улыбнулся и продолжил:

— Возможно, ты был еще слишком юн, когда банда Фаррадей гремела на юго-востоке. Было это лет двадцать или двадцать пять назад. Они грабили банки. Мамаша и три ее сына. Мамаша планировала ограбления, а трое парней преданно исполняли порученное. Трое самых гнусных, хладнокровных убийц, каким когда-либо доводилось стрелять в спину кассиру. А их жены и дети — они жили все вместе неподалеку от городка, где я работал, — их жены и дети были такими же гнусными, как и они сами. Что… Да, Фрэнк?

— Н-ничего, — пробормотал я, — То есть я думал…

— Знаю-знаю. Я не сомневался, что твой интерес к нефтяному бизнесу и оклахомскому эпизоду моей биографии неслучаен. Но — нет, на фаррадеевском участке нефти не было, они жили в горах. Вдобавок сомневаюсь, что, даже будь у них на участке нефть, это хоть как-то изменило бы их образ жизни. Они были жестокими и злобными, потому что хотели такими быть. Это все, что они понимали, — мужчины, женщины и дети. В тех краях процветала клановость, и доверия закону было немного, а потому соседи покрывали Фаррадеев и мирились с ними долгие годы. Но в конце концов бандиты разозлили и соседей, и тогда те устроили налет и всех перебили. Пристрелили их как свиней… да те и были свиньи. Истребили всю семью — по крайней мере, так принято считать.

Мона. Она тоже входила в эту шайку. Немудрено, что она была готова убить собственную тетку или, возможно, бабушку. Неудивительно, что она вела себя как…