– Не станет, Дар. Я уже связался на свою голову с одним ифритом – больше мне такого счастья не надо.

– Правда? – в ее бездонных глазах появились робкие искорки надежды. Я невольно улыбнулся ей и ответил в том же тоне:

– Истинная.

– Ну, тогда я за тебя спокойна. Вы, Двуцветные, на редкость постоянны в привязанностях. Наверно, так пытаетесь компенсировать огромное количество вынужденных связей.

– Правда? – на этот раз настал мой черед удивляться. Никогда не замечал за собой каких-то чувств к своим партнерам. Впрочем, есть одно исключение… Но Рейм случай особый, с него и спрос совсем другой.

– Правда, – серьезно кивнула Даризи, – Это тоже стало для нас неожиданностью, и не скажу, что приятной. Когда Двуцветный останавливает свой выбор на ком-то одном – это начало конца. Его конца. Потому что рано или поздно, но сила вырвется на свободу и вот тогда – все. За примером и ходить-то далеко не надо, ведь именно так твой предшественник уничтожил Dha'rise. Впрочем, не могу сказать, что в этом только его вина. Сами напросились.

– Ты это о чем?

– Да так, неважно. Это уже давно история…

Тишина. Дар смотрит в окно, прислонившись лбом к прохладному стеклу. Куда устремлен ее взгляд? Что она видит сейчас? О чем вспоминает? Я не спрошу, не дело мне влезать в прошлые свершения – не достоин. Да и мало меня интересует история, гораздо больше меня привлекает настоящее. Эти маленькие, незримые, крупицы событий, оседающие вниз под грузом пройденных мгновений, и стоит им коснуться грубо стесанных досок пола, как они превращаются в невзрачную пыль прошлого…

Впрочем, есть вопрос, который даже меня заставит разворошить пепел пройденных лет.

– Дар, а зачем создали Двуцветных? Мей я понимаю, для чего служит, но зачем кому-то могли понадобиться уродцы, застывшие на границе всего.

– Это сложный вопрос, Ксан. Очень сложный. И я не смогу на него ответить. Вы были нужны. Все те десять зерен, что мы создали, были важны для нас, иначе мы бы не стали платить назначенную цену…

– Цену? – осторожно уточнил я. Что-то мне подсказывало, что я очень близко оказался к пониманию, чего-то важного… но чего?

– Да, цену. Каждый из вас стоил жизни двоим виррам. Двадцать добровольных жертв и только десять зерен. Ты последний. После тебя уже не будет Двуцветных. Никогда. Вы так и останетесь незавершенным экспериментом… – она не скрывала горечи. Ей было больно думать об этом. Боги, как же это должно быть страшно! Она же осталась совершенно одна и год за годом обречена наблюдать, как рушатся их планы, как постепенно стирается из памяти прошлое, как за ненадобностью отбрасывается их наследие… Не хотел бы я оказаться на ее месте. Это во много раз страшнее моей участи, какой бы она не была.

– Я последний? – чтобы отвлечь ее от безрадостных мыслей, уточнил я.

– Да, последний росток, которому вряд ли суждено стать древом.

– Десятый? – на всякий случай уточнил я.

– Ну-у… а что?

– Но в истории свои следы оставили только четыре Двуцветных. По всему выходило, что я пятый…

– Да, четыре ростка, которым позволили выжить…

– А остальные? – я уж догадывался о том, что услышу, но не хотелось верить. Ну не могут же они быть настолько жестоки!

– Остальные? – растеряно переспросила Даризи, – Их не было. Им просто не дали быть.

Горечь темными складками застыла в уголках ее губ, темно-синие глаза влажно блестели – вся она стала памятником боли, ее воплощением в нашем погрязшем в грехах и ошибках мирке.

Несколько долгих мгновений она молча смотрела перед собой, словно собираясь с мыслями, а потом негромко начала:

– Первый Двуцветный вышел из наших лабораторий одновременно с членами других Домов. В нем текла та же кровь, что и в них, но почему-то его не приняли. Ни один из Домов не согласился впустить "урода". Для нас это стало неожиданностью. Мы не понимали с чего это вдруг все его отвергают, ведь Владыка из дома Милосердной Смерти вполне сносно мог общаться с danely из семьи Истинного Пламени, не испытывая каких бы то ни было неудобств, но стоило в комнату войти Алесану… Они ненавидели его. И, надо сказать, чувств своих не скрывали, напротив, всячески выпячивали это… Алесан не обращал внимания. Ему было плевать и на Дома и на их членов, по крайней мере так казалось в начале… Вот только за наигранным безразличием скрывалось много всего такого, о чем даже мы не подозревали… Забавно, – горечь окрасила ее слова в пепельно-серый цвет. Было неприятно слушать эту исповедь, казалось, что я в грязных сапогах без спроса забираюсь на чужую кровать, но… Ей необходимо было высказаться – пережить это вновь и отпустить на волю хищную птицу памяти, давно исклевавшую в кровь руки хозяйки. – Он так покорно принимал все, что ему давала судьба, что под конец даже мы стали сомневаться в целостности его личности. Воск. Мягкий и податливый. Лепи, что хочешь… И желающие, надо сказать, нашлись. Вот только здесь и открылось главное свойство двуцветной души: Алесан впитывал все, абсолютно, но ничего не отражал на мир. Пустота… Не помню уже, кто тогда первым произнес это слово, но когда оно прозвучало… Пустота пластична, она включает в себя все сущее, но никогда не представляет из себя ничего конкретного. Вот тогда-то нам и стал понятен инстинктивный страх, и как следствие ненависть, прочих Владык – они на животном уровне чувствовали то, до чего мы шли годами. Зверю же не объяснить, что огонь не опасен, если проявлять чуть больше осторожности – он просто ненавидит, отвечая агрессией на то, что вызывает в его душе безотчетный ужас.

Она замолчала, но это была не мертвая тишина, чью гладь уже не потревожит слово, а тишина живая, в которой беспутные мысли обретают наконец завершенную форму.

– В последствии мы сделали все, чтобы удалить этот изъян из Двуцветных. Не могу сказать, что получилось все именно так, как мы планировали, но кое-что у нас все-таки вышло. Правда, цена оказалась высоковата… Не для нас – для самих Двуцветных. Если раньше Алесан только казался равнодушным, то потом он стал таким. Пытаясь помочь своему творению, спасти его от участи изгоя, мы создали чудовище. Нет, Алесан никогда не был жесток, он никогда не обнажал меча по собственной прихоти, но его равнодушие убивало вернее… Он был лучшим – я не устану этого повторять, потому что знала, каким он был в действительности. Монстра создали мы.

Я слушал, молча впитывая каждое слово, каждую интонацию – слушал и видел… Видел этого незнакомого мне Двуцветного, которому пришлось все познавать самому, который ошибался, но находил в себе силы идти дальше. Не ради кого-то или чего-то, а просто потому, что таким его создали – это было единственным оправданием его жизни, но он никого не обвинял, он упрямо шел вперед, к цели, которую не видел, но верил, что она должна быть…

– Я не хочу говорить о том времени. Я просто не в праве. Главное, что однажды наступил момент, когда в броне безразличия нашлась брешь, одна-единственная возможность, упущенная нами, не принятая во внимание… Видишь ли, мы ошиблись посчитав, что у Алесана не было чувств, они были, просто проще и привычнее ему было быть равнодушным – не казаться, а именно быть. Словно в одном существе уживалось две души: одной было плевать на мир и его жителей, а другая существовала только в пламени чувств… Илейа…

Я невольно вздрогнул, услышав это имя. Даже если бы оно не было мне известно, расовую принадлежность угадать по звучанию я бы смог без труда. Ифрит. Вернее, основательница княжеской ветви эльфийского дома огня. Кажется, Даризи не шутила, когда говорила о пристрастиях Двуцветных к рыжим эльфам.

– Можешь мне не верить, но мы испугались. Испугались, когда поняли, на что он способен ради нее. Все грани силы, все цвета энергии, возможное и то что даже мы считали фантастикой… Всё во имя безопасности какой-то остроухой девчонки!

Илейа. Пламя, опалившее весь мир. Женщина, толкнувшая мир в войну. Женщина, ушедшая за грань по собственному желанию, потому что видеть смерть дальше и чувствовать вину за каждое пронзенное мечом сердце больше не могла.