Она встала, бросив свою простыню.

– Дора! Мне нужно большое зеркало. Инвертор, если можно, – а если нет, то трельяж.

– Это Фина может себе позволить всякие такие штучки вроде инвертора, – отозвалась Дора, – я не могу, у меня целый корабль на руках. Вот тебе трельяж.

Переборка исчезла, и на ее месте появилось зеркало-трельяж ростом выше меня. Женщина протянула ко мне руки.

– Доктор Д.Т., прошу присоединиться ко мне.

Я дала ей поднять меня на ноги и встала рядом с ней перед зеркалом.

Мы поглядели на самих себя, потом она заставила меня повернуться и повернулась сама.

– Все видите? Доктор Хильда, доктор Картер, доктор Берроуз? Лазарус, ты-то видишь?

Ответили те двое, к кому она не обращалась. Лаз (а может быть, Лор) сказала:

– Они так же похожи друг на друга, как мы.

Другая откликнулась:

– Больше.

– Если не считать…

– Ш-ш-ш! Это невежливо.

Лазарус сказал:

– Я никогда ничего не вижу, пока не вляпаюсь. Но я себя за умного и не выдаю.

Она не ответила – мы разглядывали себя в зеркало. Сходство было так велико, что наводило на мысль о близнецах, вроде Ляпис-Лазури и Лорелеи Ли… Да, я сразу поняла, кто они такие. Тетя капитан тоже поняла, а насчет наших мужей – не знаю.

Сиси в самом деле ничего себе – это я могу смело сказать, когда вижу их на ком-то другом. Иметь какое-нибудь физическое достоинство – невелика доблесть: тут все дело в наследственности и в старательном уходе за собственным телом. Но это может быть приятно и тебе, и другим.

Те же широкие плечи, та же осиная талия, те же упругие, несколько подчеркнутые ягодицы.

– Мы и еще в одном похожи, – сказала она. – Чему равен корень четвертой степени из тридцати семи?

– Два-запятая-четыре-шесть-шесть-три-дра-пять-семь-один-пять. А что?

– Так, проверяю. Спроси меня что-нибудь.

– Чему равно Число Зверя?

– М-м-м… Ах да – шестьсот шестьдесят шесть.

– А попробуй так – шесть в шестой степени, а потом опять в шестой.

– Сначала получается сорок шесть тысяч шестьсот пятьдесят шесть, а дальше – ого, вот это задачка! Там должна быть единица с дробью… Один и три сотых с чем-то на десять в двадцать восьмой. А ты знаешь, сколько это?

– Да, но для меня это посчитал компьютер. Это будет… Дай напишу.

Я огляделась, и тут же маленький огонек подал мне блокнот и ручку.

– Спасибо, Дора.

Я написала: «10 314 424 798 490 535 546 171 949 056».

– О, как красиво!

– Но не слишком изящно, – ответила я. – Оно из шестимерной геометрии, и его надо бы выразить в шестеричной системе, но для таких цифр у нас нет названий, и компьютеры ими не пользуются. А вообще…

Я написала: «В шестеричной системе (10^10)^10 = 1 000 000 000 000 000 000 000 000 000 000 000 000».

Она в восторге прочла результат и захлопала в ладоши.

– Это то же самое число, – продолжала я, – но выглядит изящнее. Только я не могу его прочесть – для этого у нас нет слов. То неуклюжее число в десятеричной системе можно хотя бы произнести.

– М-м-м… Да, но это не так просто. Десять тысяч триста четырнадцать квадриллионов четыреста двадцать четыре тысячи семьсот девяносто восемь триллионов четыреста девяносто тысяч пятьсот тридцать пять биллионов пятьсот сорок шесть миллиардов сто семьдесят один миллион девятьсот сорок девять тысяч пятьдесят шесть. Никогда не взялась бы произнести это скороговоркой.

Я прищурившись посмотрела на нее.

– Да, я узнаю эту номенклатуру, но с трудом. Вот как я бы его прочла: десять октиллионов триста четырнадцать септиллионов четыреста двадцать четыре секстиллиона семьсот девяносто восемь квинтиллионов четыреста девяносто квадриллионов пятьсот тридцать пять триллионов пятьсот сорок шесть биллионов сто семьдесят один миллион девятьсот сорок девять тысяч пятьдесят шесть[62].

– Я могла уследить за тобой только по цифрам. Но в шестеричной системе оно красивее всего. А что, это число чем-то интересно, полезно или просто красиво?

– И интересно, и полезно. Это число вселенных, потенциально доступных с помощью изобретения моего отца.

– Мне надо будет с ним поговорить. Лазарус, я расскажу свою историю? Момент как раз подходящий.

– Если хочешь. Если не стесняешься.

– «Стесняюсь»! – Она подошла и поцеловала его – чмокнула на ходу, но так, что в таких случаях останавливается время. – Милый мой, я стеснялась, когда еще не узнала, кто я на самом деле. Теперь я ничего не стесняюсь. Мои новые друзья, вам меня представили как Элизабет Лонг, но обычно меня зовут сокращенно – Либ. Да, я доктор Лонг. Доктор математики. Мое полное имя – Элизабет Эндрю Джексон Либби Лонг.

Я была более готова услышать это после того, как мы с ней позанимались устным счетом. К тому же я умею расслаблять лицевые мышцы. У меня это получается само собой – я научилась так делать в три года, как только поняла, что кое-какие свои мысли лучше держать при себе.

Сейчас я тоже это сделала и оглянулась на свою семью.

Шельма кивнула с задумчивым видом.

Зебадия едва слышно шепнул мне:

– Смена пола.

А папа взялся за дело по порядку.

– Я узнаю второе, третье и четвертое имена. Вы когда-то были под ними известны?

– Да.

– У вас было прозвище «Логарифмическая линейка»?

– Да, а до этого – «Рыжик». – Она провела рукой по своим кудряшкам и улыбнулась. – Не совсем рыжая, но почти.

– Сейчас вы женщина. Нет смысла гадать – вы сказали, что собираетесь рассказать свою историю.

– Да. Дора, а как насчет выпить? Лазарус, у тебя еще не кончились эти сигареты с зельем?

Папа сказал:

– Мы все некурящие.

– Это не табак и не гашиш, он не вызывает привыкания. Только легкую эйфорию. Я вас не заставляю, я сама хочу. Спасибо, Лазарус, и предложи остальным. Так вот… Я была мужчиной почти восемьсот лет, потом меня убили. Меня не было в живых полторы тысячи лет, потом меня вернули к жизни. Когда меня обновляли, обнаружилось, что в двадцать третьей паре хромосом у меня триплет – XXY.

– Понимаю, – сказала Шельма. – И Y – доминанта.

– Тетя Хильда – биолог, – пояснила я.

– Отлично! Тетя Хильда, – можно я буду так вас звать, как моя двойняшка? – вы мне поможете в трудных местах? – Либ улыбнулась, и улыбка у нее была точь-в-точь как у меня. – Y была доминантой, но двойная доза Х не давала мне покоя, я сам не понимал почему. Из меня вышел неплохой мужчина – тридцать лет в Космическом флоте на старой доброй Терре: один офицер проявил ко мне интерес и устроил в академию. Но я по характеру не годился в командиры и большую часть времени провел в штабе – командовать приходилось только изредка и всегда небольшими кораблями. – Она снова улыбнулась. – А сейчас, когда я чувствую себя полноценной женщиной, а не помесью мужчины неизвестно с чем, я без колебаний принимаю командование на себя. Так вот, возвращаюсь назад. Мне всегда было как-то не по себе с мальчишками и с мужчинами. Я был застенчив, одинок, и меня считали немного ненормальным. Нет, не гомосексуалистом – для этого я был слишком робок. Хотя, возможно, это было бы мне полезно. В те дни, после междуцарствия, я был «бесследно исчезнувшим Говардом» – только через много лет после того как я поступил на флот, семейство меня отыскало. Люди с генотипом XXY по большей части бесплодны, но я – нет. На протяжении следующих семидесяти лет у меня был двадцать один ребенок. Мне нравилось жить со своими женами, спать с ними, я любил наших детей. И вот мы дошли до бегства с Земли, которое возглавил Лазарус. Я был тогда холост – обе мои жены снова вышли замуж. Друзья, Лазарус стал первым в моей жизни мужчиной, которого я полюбила.

– Либ, это не имеет никакого отношения к твоей истории! Я ведь не знал, что ты меня любишь!

– Это имеет отношение к моей истории! В течение восьми столетий мы путешествовали вместе. Потом меня убили – по моей собственной неосмотрительности. Некоторое время спустя Лазарус и его сестры кремировали меня и развеяли прах в атмосфере старой доброй Терры – по такой траектории, чтобы он осел в той местности, где я родился. Лазарус, их это как будто ничуть не удивляет. Они мне не верят?