– Я тогда был в Африке.

– Значит, ты это подстроил!

– Хильда, помилуй! Я не говорил, что мы улетаем с Барсума. Я сказал, что нельзя терять ни секунды. Нам еще столько всего нужно обследовать. Вот мы и не теряем.

– Ну хорошо, а мои шмотки? Все висело на правом крыле. И где, спрашивается, они теперь? Болтаются в стратосфере? А где приземляться? Все, они пропали.

– Я думал, ты предпочитаешь одеваться по-барсумиански?

– Да, но только по собственной воле, а не по чужой! Кроме того, они Дитины, она просто дала их мне поносить.

Я потрепала ее по руке.

– На этот счет не волнуйся, тетя Хильда. Я тебе дам еще. Вернее, подарю. – Несколько мгновений я раздумывала, потом твердо сказала: – Зебадия, ты должен извиниться перед тетей Хильдой.

– Ах ты, Боже мой… Шельма! Шельма, милая…

– Что, Зебби?

– Прости меня, я не хотел создавать у тебя впечатление, что мы улетаем с Барсума. Я куплю тебе новые вещи, на твой размер. Мы быстренько смотаемся назад на Землю…

– Нет уж, Боже упаси! Там пришельцы. Я их боюсь.

– Я тоже. Я не договорил: на Землю-без-буквы-J. Она так похожа на нашу, что, может быть, там в ходу американские деньги. А если нет, то у меня есть золото. Или на что-нибудь выменяем. Ради тебя, Шельма, я пойду на воровство. Мы отправимся в Феникс-без-буквы-J – завтра же – сегодня мы будем осматривать эту планету – твою планету – и мы будем на твоей планете столько, сколько ты захочешь. Достаточно ли этого? Или мне еще сознаться в том, что я вывалил желе к тебе в бассейн – хотя я не вываливал?

– Ты правда не вываливал?

– Честное слово.

– Ну ладно. Вообще-то это было забавно. Интересно, кто же тогда, если не ты? Может, пришельцы?

– У них розыгрыши погрубее. Шельма, милая, я не единственный фокусник в твоем цирке. Далеко не единственный.

– Кто его знает. Ну ладно, Зебби: поцелуй Шельму, и помиримся.

На земле, под правым крылом, мы обнаружили нашу одежду, а под левым – вещи наших мужей. Зебадия озадаченно посмотрел на них.

– Джейк! Хильда, кажется, была права. Я как-то совсем забыл, что это барахло висело у нас на крыльях.

– Так как ты объяснишь, что с ним произошло, сын?

– Не знаю, что и думать.

– Я тоже не понимаю, милый, – вставила тетя Хильда.

– А ты, дочь? – спросил папа.

– По-моему, я понимаю… но лучше помолчу.

– Зеб, машина ведь не двигалась. Вместо этого…

– Как не двигалась? – перебила тетя Хильда. – Джейкоб, разве мы не взлетали вверх? Мы же были там – пять минут назад.

– Да, радость моя. Но мы попали туда не двигаясь. Движение есть нечто вполне определенное: последовательная смена местоположений, длящаяся некоторое время. Но тут ничего не длилось. Мы не занимали последовательные положения между здесь-тогда и там-тогда.

– Не понимаю, – покачала головой тетя Хильда. – Мы же – вж-ж-жик! – взлетели в небо, потом – вж-ж-жик! – сели туда, откуда взлетели.

– Дорогая моя, не было никакого «вж-ж-жик»! Дити, объясни.

– Не знаю, сумею ли… Не уверена, что для этого существуют обозначения. Тетя Хильда… Зебадия… Речь идет о прерывности. Понимаете, машина…

– А! Понял, – сказал Зебадия.

– А я нет, – упорствовала тетя Хильда.

– Вот смотри, Шельма, – сказал мой муж. – Машина тут. Дзынь! – она исчезает. Наша одежда падает на землю. Через десять секунд – хлоп! – мы снова там же, откуда исчезли. Но наши шмотки уже на земле. Теперь понятно?

– Кажется… кажется, да. Понятно.

– Рад, что тебе понятно. Потому что мне совершенно непонятно. Для меня это волшебство.

– Волшебство, – заявила я, – это символ для любого непонятного процесса.

– Вот и я говорю, Дити: волшебство. Джейк, а если бы машина находилась в закрытом помещении? Что-нибудь изменилось бы?

– Как сказать… Это беспокоило меня в первый раз, когда мы с Дити совершили смещение на Землю-без-буквы-J. Я тогда специально вывел нашу машину из гаража. Но, как мне кажется теперь, важно не то, что здесь, а то, что в пункте назначения. Там должно быть пусто – по-моему. Но проверять это экспериментально я бы не стал: страшновато.

– А интересно было бы. Запустить беспилотную машину. Вывести на цель, которую не жалко. Небольшой астероид. Что получится – беби-солнце?

– Не знаю, Зеб. К тому же лишнего оборудования для таких целей у меня нет. Этот аппарат я строил три года.

– Ну, подождем еще несколько лет. Да, Джейк… воздух тоже имеет массу.

– Это тоже меня тревожило. Но ведь всякая масса, кроме вырожденной, представляет собой в основном пустое пространство. Воздух – я имею в виду воздух на Земле на уровне моря – имеет плотность примерно в тысячу раз меньшую, чем человеческое тело. Тело – это в основном вода, а вода охотно принимает в себя воздух. Не стану утверждать, что никакого эффекта нет вообще: дважды мне казалось, что при смещении или вращении у меня повышается температура, но это могло быть и просто от волнения. Кессонной болезни от этого у меня не было никогда. Кто-нибудь из вас испытывал неприятные ощущения?

– Я нет, Джейк.

– Я себя чувствовала хорошо, папа.

– У меня был приступ морской болезни. Но Дити меня вылечила, – сказала тетя Хильда.

– И у меня тоже был, дорогая моя. Но в данном случае мы переместились в вакуум и обсуждаемый феномен в принципе не мог иметь места.

– Папа, – сказала я, – с нами не случилось ничего плохого, а почему – нам знать не обязательно. Фундаментальное положение эпистемологии, на котором зиждутся и три основных утверждения семантики, и теория информации, гласит, что наблюдаемый факт не требует доказательства. Он просто есть, и все тут. Пускай над этим ломают голову философы, им все равно больше нечего делать.

– Правильно! – воодушевилась Хильда. – Вы тут все такие умные – совсем затюкали бедную Шельмочку. Может, сходим погулять?

– Непременно, милая, – согласился мой муж. – Вот только сперва прикончим то мясо, что ты нам поджарила. Или потушила?

Глава 18

«…весь мир – живой…»

Зебадия:

Перекусив, мы собрались в поход. Небольшая задержка произошла из-за Дити: она непременно хотела еще раз проверить свои программы, на сей раз дистанционно. Я прикрикнул на нее:

– Нет!

– Почему, мой капитан? Я ввела новую программу: строго вверх на десять километров. Команда: «АЯ, ПРЫГ». А потом отзовем ее обратно командой: «НАЗАД». Если первая будет работать через рацию, то и вторая тоже будет. Эти команды могут спасти нам жизнь!

– Гм… – Я занялся свертыванием брезента и укладкой спального мешка. Женский ум для меня чересчур стремителен. Часто я в конечном итоге прихожу к тому же выводу, но женщина приходит к нему раньше меня и всегда какой-то другой дорогой. Кроме того, Дити вообще гений.

– Что ты сказал, мой капитан?

– Я размышлял. Дити, я согласен, но только пусть я буду на борту, ладно? Я не буду брать на себя управление, просто посижу для контроля.

– Тогда это не будет проверка.

– Будет, будет. Даю честное скаутское, я позволю ей падать шестьдесят секунд. Или до высоты три километра, смотря что будет раньше.

– У наших раций дальность больше десяти километров даже между собой. А Ая принимает гораздо лучше.

– Дити, ты доверяешь технике, я нет. Если Ая не примет твою вторую команду – солнечные пятна, помехи, не знаю что, – я не дам ей рухнуть.

– Но если испортится что-нибудь другое и ты все-таки рухнешь, то получится, что я тебя убила! – Она заплакала.

Мы приняли компромиссное решение: ее вариант, но только первый, тот, что она предложила с самого начала. Я не пожалел горючего и отвел Аю Плутишку на сотню метров, вылез, и мы притихли в ожидании. Дити сказала в свою рацию:

– АЯ ПЛУТИШКА… НАЗАД!

Снаружи это более впечатляет, чем когда сидишь внутри. Ая Плутишка находилась справа от нас, и вот она уже слева от нас. Бесшумно. Вообще без намека на звук. Волшебство.