— Дом чист, — в комнату вошла Кравец, — Что нашли?

— Какое-то интересное ничего, — я кивнул в сторону священника.

— Это не оборотни, — наконец, произнес Гидеон, кивнув мне в руки смятую свинцовую пулю, — То есть они где-то есть здесь, но охрану перебили обычные люди.

— Думаешь, это Грешники? — спросила Кравец.

— Нет, для них здесь слишком чисто, после них так мало крови не быва…

Договорить Гидеон не успел, с улицы раздался рев мотора и одиночный выстрел, моментально поддержанный пулеметной очередью. Перекрикивая рев броневика, матом заорала Дарья. И практически сразу раздался взрыв. За дрожащем окном вспыхнуло пламя, чересчур яркое для темного зрения.

Мы так резко подорвались, впихнувшись в узкое горлышко коридора, что сами себя задержали. Я столкнулся с Ольгой, врезался в вешалку, помешал пробежать Гидеону. И когда, наконец, выбежал на улицу, стрельба стихла. Гидеон с Ольгой неслись по дороге в сторону дома, туда где горел раскуроченный броневик.

За рулем кто-то еще был, почерневшее тело корчилось в огне. Рядом на земле дымилось второе тело. А вот Номадов не было видно вообще.

Кравец на всех парах неслась к горящим останкам, Гидеон шел торопливо, но смотрел не на огонь, а по сторонам, пытаясь определить направление удара. А я бросился к дымящемуся раненому.

В господском доме зазвучали приглушенные выстрелы, а по окнам начали метаться лучи фонарей.

Обгорелый дед еще дышал, скреб рукой по траве, пытаясь дотянуться до казенной оплавленной «Мосинки», и что-то бормотал. Я приблизился к нему, зажав нос и сдерживая тошноту. Дышать было нечем, не уверен даже, что в радиусе двадцати метров остался кислород, но запах сводил с ума и выворачивал желудок.

Я с трудом мог смотреть на пережаренную мешанину мяса, крови и кожи. На лопнувшие волдыри и черный провал вместо губ, из которого доносилось несвязное бормотание: «оборотни…в доме…номады там…я не хотел ехать…надо было дождаться…».

— Гидеон, Кравец, как ему помочь? — я оглянулся в поисках напарников, должен же и для таких случаев быть припасен какой-то бутылек с эликсиром.

Кравец, как безумная, металась вокруг обломков, пытаясь найти сестру. Нападала на перекошенные двери, стараясь заглянуть внутрь, и отскакивала от жара. Гидеон вел себя странно. Раскинул руки и, запрокинув голову, начитывал какую-то молитву. Светящийся фонарь валялся на земле и перекошенным лучом делал Гидеона похожим на памятник с подсветкой.

А в доме продолжался бой. На втором этаже разбилось окно, из него то ли выкинули, то ли само выпало странное обезьяноподобное существо. Язык бы не повернулся назвать его человеком, даже отдаленно. Черное волосатое тело гориллы, к которому приделали лысую башку с мордой и ушками от летучей мыши.

Оборотень, не обращая внимания на осколки, мягко приземлился на землю. Развернулся, поднял голову к окну и заревел. Ему ответили. В окне появился номад, тот самый Локи, которого я встретил в тюрьме. Он высунулся в проем и тоже заорал, а потом резко вскинул двустволку. Раздался сдвоенный выстрел, и оборотню снесло голову. Но сразу он не упал. Шатаясь, развернулся, и побрел в мою сторону.

Мимо обезглавленного оборотня пробежала Кравиц, даже не посмотрев в его сторону, он, вероятно, тоже ее не заметил. Прошел еще несколько метров и, наконец, ткнулся грудью в землю.

— Гидеон, ты скоро? Что делать? Мне за Ольгой идти? — я подошел к Гидеону и услышал свое любимое «аминь», мысленно надеясь, что в этом мире это слово также означает конец молитвы.

— Никак, — Гидеон потряс головой, будто выходя из транса, и потянулся за фляжкой.

— Что никак?

— Никак ему уже не помочь.

— Ясно, ты в рассинхроне что ли? — я подтолкнул его под локоть, чтобы он быстрее уже донес фляжку губ и выпил, — Понятно. Расклад такой: Ольга убежала в дом, там Номады с лохматыми тварями замесились. Дарья пропала. Надо догонять, пока без нас всех не перебили. Понял?

— Да, — ответил священник, но уверенности в его голосе не было, — А Ольга где?

— Ну, Гидеон, мать твою. Что ты такого там делал, что тебя так выключило?

— Мама здесь? — он огляделся, а потом махнул рукой в сторону узкого каменного строения с золотым куполом, — Я Ольгу искал. Следы в часовню ведут.

Что делать-то? Я опять почувствовал себя Траволтой: бежать в дом и звать Ольгу в часовню, просто бежать в дом и помогать викингам или тащить Гидеона в часовню, надеясь, что он очухается по дороге? Я попытался разглядеть, что происходит в доме, вспышки выстрелов стали реже мелькать в окнах, три из которых покраснели и выпускали дым через форточки.

Странный шепот в голове еще подсказал четвертый вариант — забрать священника и свалить отсюда нафиг, пока до нас твари не добрались или какого-нибудь фаербола не прилетело.

Я крутанулся в очередной раз и понял, что остался один, а покачивающаяся спина Гидеона уже сливалась с темной аркой входа в часовню. Да, жопа деймоса, не так я хотел получить ответ на вопрос, что делать.

Когда я добежал до часовни и вошел в небольшое круглое помещение с алтарем у дальней стены, Гидеона там не было. Только мокрые следы вели по короткому проходу между двумя парами скамеек.

Я позвал напарника, но мне никто не ответил. Да и спрятаться здесь было негде, реально пятачок метров пять в диаметре. На стенах иконы, в углу поднос с песком на ножке, из которого торчат огрызки свечей. Ни дверей, ни окон, но куда-то же Гидеон делся в этой горнице.

Следы закончились за алтарем, и грязи там было больше, будто Гидеон здесь еще и потоптался. Задняя стенка алтаря выглядела цельной, не считая аккуратной выемки в форме креста. Я постучал краем дубинки и на всякий случай сделал шаг назад. Не рассчитывал, что мне откроют, просто проверял на наличие пустот, но все же, а вдруг?

Не открыли, а пустота была. Так что следующий удар стальной пяткой кола я уже влепил от души. Пробил доску, выкорчевал дубину обратно, прислушался к возможным возмущениям хозяев этого места, и начал расширять проход, молотя то с ноги, то дубиной.

Из проема потянуло холодом, запахло каменной плесенью с привкусом прокисших половых тряпок. Было темно, только где-то далеко моргал намек на какой-то светильник. Я подождал немного, давая глазам привыкнуть к темноте — зелье еще работало, но как-то странно. Я все видел будто в эффекте ночной инфракрасной съемки, если здесь и было что-то красочное, то сейчас глаза выдавали только черно-белую картинку, зато резкую.

Я еще раз позвал священника и в ответ услышал свое имя, эхом пронесшееся по тоннелю. Ну, наконец, то! Я спустился на пару ступенек, а потом спрыгнул на землю и побежал вперед.

Через десять метров появился первый поворот. Точнее, появилась второстепенная дорога. К счастью, перекрытая тонкой большой, но совершенно целой, паутиной. Но сделав еще несколько шагов, я очутился на перекрестке без опознавательных знаков. Ни дверей, ни следов, ни указателей — только темнота. Я слышал, как Гидеон зовет меня, но не мог понять откуда.

По неизвестной для меня причине эхо разносило его встревоженный голос сразу со всех сторон, окружало меня и уходило обратно. Я тоже крикнул, и к звуковой волне, курсирующей под потолком, добавился мой голос.

Я набрал воздуха в легкие и закашлялся, потому что с очередным витком эха к нашим голосам добавилось отчетливое рычание. От Гидеона прилетело неразборчивое то ли «бееей», то ли «бееееги», а потом он заткнулся, уступив местный микрофон явно голодной твари.

Помог запах. Справа воздух был посвежее, что наводило на мысль о дополнительном выходе. Прямо — ничего, только пыль и плесень. А вот из левого на уровне легкого фантома шел легкий, едва уловимый, аромат самогона с яблочными нотками.

Дорога пошла под уклон, все глубже заводя меня в катакомбы. Я-то втискивался в узкие коридоры, то оказывался в небольших, пустых помещениях. Появились признаки человеческой деятельности, только очень старые: ржавые уключины под факелы, рассыпавшиеся в труху бочки, ржавые двери с решетками. Следов было много, но начинающий следопыт во мне пока не мог понять, чьи они и как давно их оставили.